— Тебе никто не нравится.
Щурюсь и прикусываю язык до того, как ляпну лишнее.
— Мне не нравятся её подруги.
— Что с ними не так?
— Они лживы.
— Не тебе решать, Мэйс. У неё своя голова на плечах.
— Однажды, она чуть не слетела.
— Что?
— Не бери в голову, — отмахиваюсь я, мысленно давая себе подзатыльника за то, что не удержался.
Нахожу рекомендованную книгу и не тороплюсь плестись за стол, не желая привлекать внимание. Странно, но сейчас я действительно хочу побыть один, даже та пятерка девочек не способна развлечь меня. Иногда я просто хочу побыть в тишине. Сейчас это тот самый момент и желание: остаться наедине с самим собой.
Поднимаю голову и выгибаю бровь.
— Думал, разбавить твою компанию, пока Мэди на лекции.
— Согласен, если разделим книгу пополам, — усмехаюсь я.
— Это твоё наказание, а не моё, Картер, — смеётся Ди.
Фыркаю и падаю на пол в уголок между стеллажами. Ди следует моему примеру. Со временем он начал понимать меня без слов, но, вероятно, сейчас не тот случай.
— Поговорим? — спрашивает он.
— Валяй, — киваю я, играя с листами тем, что перекидываю их пальцем с одной стороны на другую.
Между нами повисает минутная тишина. Сразу понимаю, что мне предоставили возможность выговориться самому, но я не тороплюсь, желая узнать, чего хотят услышать.
Гоняю и перебираю собственные мысли через сито, чтобы отфильтровать будущие слова. Кажется, что настоящим я могу быть только с отцом. Каждый раз я думаю, перед тем как что-то сказать. Каждому я позволяю узнать себя настолько, насколько захочу сам. Никто не знает меня полностью. И когда я слышу, что-то подобное: «О, я знаю этого парня», я легко скажу в ответ: «Черта с два ты знаешь меня, чувак».
— Тебе не кажется, что пора остановиться? — спрашивает Ди.
— В плане чего?
— В плане всего.
— Я не знаю, о чём ты.
— Ты портишь свою жизнь.
— Я называю это иначе: создаю собственную историю, которую смогу вспомнить и сказать, что моя молодость была чертовски охренительной.
— Нахрена ты вообще его трогал?
— Он болтнул лишнего. Ты сам знаешь, что получил за дело. Он и о Мэди трепался, тебе самому не хотелось?
— Хотелось, — соглашается Ди. — Но я не думал применять силу. Он уже давно о ней ничего не говорит. Хочешь узнать, почему?
— Дай подумать… — говорю я, делая вид, что гадаю и подбираю варианты, хотя он всего лишь один. Это наша отличительная черта: кулаки от меня и словесная форма от Ди. — А, да. Ты наверно просто заткнул его.
— Да, и я не тронул его даже пальцем.
— Уже можно пускаться в громкие овации?
— Хватит быть придурком. Ты же не такой.
— Нет. Я такой.
Ди поднимается на ноги, но не спешит уходить. Он сверлит меня карими глазами.
— Ты не такой, — отрезает он. — И не бойся говорить о произошедшем. Она давно пережила и строит своё будущее дальше. Но не ты. Ты застыл на месте и сам не хочешь двигаться дальше. Когда отпустишь — самому станет легче.
С этими словами, друг разворачивается и делает несколько шагов вперёд, скрываясь за стеллажом.
А какой я?
Все почему-то решили читать мне нотации: как правильно жить, что делать можно, а что нельзя и кучу остальных книг по философии жизни, которая не работает. Парадокс в том, что я живу собственной головой и ошибками. Но Ди прав: я всё ещё живу прошлым, а обычно оно тянет на дно. Как очистить память и не оборачиваться назад? Задам себе этот и ещё миллион вопросов перед сном.
Вздохнув, открываю книгу и начинаю читать. Сначала она даётся мне с трудом, потому что чтение в принципе не свойственно мне, и я не могу похвастаться тем, что воодушевлен подобным занятием, но спустя небольшое количество времени, вовлекаюсь и поглощаю её с наибольшим энтузиазмом, чем ранее. Отчасти, благодаря лорду Генри и его жизненным напутствиям, которыми я пользуюсь сам. С особой воодушевлённостью перечитываю слова: «Так пользуйтесь же своей молодостью, пока она не ушла. Не тратьте понапрасну золотые дни, слушая нудных святош, не пытайтесь исправлять то, что неисправимо, не отдавайте свою жизнь невеждам, пошлякам и ничтожествам, следуя ложным идеям и нездоровым стремлениям нашей эпохи. Живите! Живите той чудесной жизнью, что скрыта в вас. Ничего не упускайте, вечно ищите все новых ощущений! Ничего не бойтесь!». Я словно проникаю в самого себя.
Если бы я только знал, что это способно погубить. Что похоть, неверность и лживые предубеждения способны завести в тупик и могут очернить душу. И всё, что действительно останется в самом конце: ты и твоё сожаление. Сожаление о том, что попал под чьё-то влияние и позволил погубить себя. Ты был лишь марионеткой и тем, кто воплотит все несовершенные когда-то в молодости действия другого. В то время, как у того человека будет всё, ты останешься один, где одиночество будет пожирать с особым удовольствием. Вот они, ошибки детской наивности.
— Мистер Картер.
Голос миссис Райт отрывает от книги, и я вдруг понимаю, что вокруг темно, лишь небольшое количество света сочится через проёмы между книжными стеллажами. Взгляд моментально падает на часы, и я успеваю задержать удивлённый возглас, потому что стрелка достигла девяти часов вечера.
— Я уже подумала, Вы сбежали.
— Вы даже не представляете, как хотелось, — вру я, потому что признаться в том, что чтение увлекло и зацепило — слишком сложно.
Тень улыбки на её губах говорит о понимании и раскрытии лжи.
— Я могу сдать сочинение завтра?
— Конечно, можете дочитать её дома.
— Я не хочу читать её. Это не интересно.
Поднимаюсь на ноги и возвращаю книгу на полку, предварительно запомнив номер страницы.
— Увидимся завтра, мистер Картер, — говорит женщина, разворачиваясь, чтобы уйти.
Пользуюсь ситуацией и быстро стягиваю книгу, убрав её за спину, тут же двигаюсь за своей наставницей, шаги которой, эхом разносятся по кафелю и пустым стенам библиотеки.
— Не прячь книгу, Мэйсон, — в голосе женщины слышится улыбка, и я выдыхаю, признавая то, что произведение увлекло меня не на шутку. — Я знала, что тебе понравится.
— Мне совсем не понравилось, и когда мы успели перейти на нейтральное общение?
— Тогда, когда время перешло за рабочее. Знаешь, почему тебе понравилось?
— Почему? — спрашиваю я, тут же понимая, что по дурости признался в увлечённости.
— Потому что ты разглядел там себя.
— Может быть, Вы правы. Я живу подобными жизненными напутствиями.
— Надеюсь, когда ты дочитаешь, ты сделаешь совершенно другие выводы. Возможно, чужие ошибки помогут тебе не совершить похожих.
— Зачем Вы говорите это мне?
— Потому что вижу в тебе человека, который легко может попасть под влияние другого. Не самое лучшее влияние, Мэйсон.
— Я сам руковожу своей жизнью, — противлюсь я, останавливаясь рядом со стойкой, но продолжаю путь вслед за миссис Райт, которая взяв сумку, направляется к выходу вместе со мной.
— Это влияние не обязательно может исходить от человека.
— Откуда ещё?
— Из пережитых ситуаций, которые меняют тебя. Проходя через что-то, ты получаешь опыт, плохой или хороший — решай сам, но это меняет тебя и какое-то мнение внутри.
— Говорите так, будто Вы знаете меня.
— Я вовсе не знаю тебя, хотя твои поступки говорят об импульсивности и глупости.
— Это отвлекающий манёвр.
— Хороший способ не показывать себя настоящего.
— А вдруг, я не хочу, чтобы люди знали меня настоящего. Я люблю вводить в заблуждение и путать.
— Зачем?
— Не знаю. К примеру, чтобы получить своё. Когда я улыбаюсь, люди думают, что я симпатизирую им. Вы не находите это хорошим способом получить желаемое?
Открываю дверь, и пропускаю женщину первой.
— Не потеряйся в том, чего нет, — говорит она. Улыбка на её губах не вынужденная или насмешливая, она искренне радушная.
Развернувшись, миссис Райт прощается и не спеша двигается в сторону, оставляя меня одного. За спиной распахивается дверь, и парочка мужских рук повисает на моих плечах. Сегодня не тот день, когда я желаю быть в их компании.