Пролог
Ноябрь
— Может, ты сначала будет думать, а потом делать? — спрашивает мама, подперев дверной проём и скрестив руки под грудью.
Поворачиваюсь к ней и широко улыбаюсь.
— Где-то я уже это слышал.
— Да, уже на протяжении двадцати лет пытаюсь донести суть данного выражения до твоего отца.
— Тогда ты знаешь исход, — смеюсь я и сую мобильник в карман.
Забираю сумку и закидываю на плечо.
— Я домой, — говорю я, проходя мимо.
— Интересно, а этот дом, когда перестал быть тебе домом?
— В девятнадцать, когда я переехал.
— Ты даже не останешься на ужин?
— А что на ужин? — хитро спрашиваю я.
— Когда услышу ответ, тогда и скажу.
— Пахнет курицей, мам, — улыбаюсь я, раскрывая её тайну, покрытую мраком или простой дверцей духового шкафа.
— Пусть будет так.
Отпрянув от проёма, она выпрямляется, и её пристальный взгляд карих глаз скользит по мне от макушки до пят и обратно.
— Конечно, я останусь, ма, — сообщаю я, быстро чмокнув её щёку.
Направляюсь к лестнице и со смехом добавляю:
— Ты же не думала, что я откажусь от чего-то домашнего? Жутко задрали полуфабрикаты.
— Ты меня используешь, — провозглашает мама, пытаясь создать обиженный тон, но я спиной чувствую её заразительную улыбку.
Останавливаюсь на первой ступеньке и бросаю на неё взгляд через плечо, подмигиваю и скрываюсь за поворотом.
Ди и Мэди уже сидят за столом, из-за чего я автоматически хочу выругаться.
Так получилось, что мой друг запал на мою сестру. И спустя парочку лет, я до сих пор мирюсь с этой ситуацией. На самом деле, мне плевать, кто с кем встречается, трахается или играется, но не тогда, когда дело касается моей сестры. Только я знаю, что она пережила, и только я имею право быть против любых её отношений.
Я не доверяю никому, даже себе. До определённой поры я думал, что у меня есть друзья. Ну, как минимум хотя бы лучший друг и девушка. Всё легко изменилось, а понимание того, что друзей не существует — пришло. Твои друзья — твоя семья. Возможно не у всех, но у меня да. Ди — это исключение. Как бы я не хотел, но не могу назвать его просто знакомым. Он больше, чем все те, кто окружает. Не знаю, по какой причине, так вышло. Я верю ему, но уже не на сто процентов, как делал это раньше. У меня есть причина придерживаться подобного мнения, и она кроется в человеке напротив: в моей сестре. По неволе мы оба были преданы одним и тем же человеком. В моём случае двумя. Кажется, она забыла, но я не тот, кто забывает. Возможно, я прощаю, но прощение не значит потеря памяти. Я всё помню, как вчера. Жизнь преподала мне хороший урок сразу искать плохое, чтобы не удивляться в будущем.
Встречаюсь взглядом с голубыми глазами сестры, и получаю вопросительно поднятую бровь. Она знает, о чём я думаю. Это чертова связь. Иногда я хочу закрыться, но понимаю, что мою маску видит, как минимум один человек.
Дверь распахивается, и на порог заваливается отец и Эйден. Оба смеются и пихают друг друга в плечо с хорошей силой, благодаря которой отшатываются в стороны.
— Три года вас ждали, — заявляю я, хотя прижал задницу к стулу меньше минуты назад.
Папа закатывает глаза одновременно с братом, и первый промахивается, когда хочет дать мне подзатыльник, а второй убирает коньки и клюшку в шкаф.
— Ты теряешь хватку, — усмехаюсь я.
— Да? — спрашивает он, занимая место на соседнем стуле от меня. И я не успеваю уловить то, как быстро прилетает ладонь в мой лоб. — Ты всё ещё так думаешь?
— Да, — киваю я, — решил тебе поддаться, должен же ты хоть где-то выиграть. Ты такой предсказуемый.
Отец целует маму, которая ставит на стол пару огромных блюд и подмигивает мне, на что я закатываю глаза.
— Слюнтяй, — отмахиваюсь рукой.
— Мэйс! — фыркает сестрёнка.
— Мэди! — передразниваю я.
— Заткнитесь оба, — подаёт голос Эйден.
— А ты какого хрена вякаешь, малявка? — смеюсь я.
— Прекратите все, — выдыхает мама, на что Ди тихо смеётся, смотря на неё, а папа самодовольно усмехается. Мэди скрестила руки под грудью и поморщила носиком, на секунду встретившись взглядом с мамой. — Господи, когда-нибудь мы поужинаем нормально?
Не думаю, что мама обращалась к нам, скорей, это разговор с самой собой, но довольно смешно.
— Напомните, сколько вам лет? — продолжает она.
— Двадцать два, неделя и двадцать три, — говорю я. — Еще есть малявка пятнадцати лет.
— Мне шестнадцать, — заявляет младший брат.
— А мне скоро двадцать три, и что теперь?
— Что мозгов нет, — бурчит он.
— На твоём месте, я бы молчал. У меня может случайно дрогнуть локоть.
— А у меня нога.
— Мы можем поужинать спокойно? — перебивает мама.
— Ладно, — улыбаюсь я, косясь на отца, который едва держится, чтобы не рассмеяться. — А молитва будет?
— Возьмите каждый по ножке, — указывает мама.
Выгибаю вопросительно бровь, но подчиняюсь, как и Эйден.
— А теперь засуньте её в рот, чтобы замолчать хотя бы на пять минут, — завершает она, и отец не выдерживает, начиная громко смеяться и издавать протянутые вопли.
Удивительно, как мы может уживаться вместе, по крайне мере, могли. Я переехал жить отдельно сразу с поступлением, а Мэди задержалась в родительском доме ещё на год, после чего, я забрал её к себе. Но долго она не вынесла, вернувшись обратно к родителям, а после, сняв квартиру с Ди. В итоге, вся любовь и забота родителей перепала Эйдену, но в отличие от нас, он вовсе желает свалить в Канаду или Чикаго. Не потому что его задрали родители, а потому что брат желает играть в хоккей. Уверен, он более, чем доволен жить с ними, и я его понимаю. Завтрак, обед, ужин, родители рядом, карманные деньги и прочая пурга, о которой я забыл. В общем-то, наша семья не из тех, кто будет нависать грозовой тучей над головой, талдыча нотации, у каждого свой выбор. Но он вовсе не означает, что отец не может стукнуть по столу, а мама нахмурить брови. Раз в неделю, а то и два, я сам возвращаюсь сюда, обретая заботу, которой окружает мама. Знаю, она могла бы привозить приготовленное в квартиру, но как бы не хотелось, нельзя. Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому. Это дело гордости, самолюбия и самоуважения. Будь я девчонкой, мог принимать помощь, но когда в тебе говорит мужик — ты не можешь согласиться на то, что они готовы давать до старости. Я не прощу самому себе жить за их счёт. Это время бесследно ушло. Я не восемнадцати летний мальчик.
Наслаждаюсь ужином и довольно улыбаюсь.
Семья всегда на первом месте. За неё — я отдам абсолютно всё. Это не то, чему меня учили родители, это то, к чему я пришёл сам. Нет ничего важнее, видеть их живыми и здоровыми. Плюс к этим пунктам — счастливыми и любящими.
— Тебе дать что-нибудь с собой? — спрашивает мама, когда убирает со стола, а я помогаю ей, как и отец.
— Нет, у меня всё есть.
— Например?
— Целая морозилка забита.
— Попроси своего отца научить тебя готовить.
Обращаю взгляд к папе и выгибаю бровь.
— Ты думал, я не подкупил её своими кулинарными способностями? — усмехается он.
— Ты не сжёг кухню?
— Я умею готовить, засранец.
— Именно поэтому всегда готовит мама?
— Да, — кивает он. — Советую научиться, иначе помрешь с голода.
— От пиццы ещё никто не умирал, либо от еды на вынос.
— Разве?
— Ага, — подтверждаю я.
Ди и Мэди возвращаются, и на плече сестренки болтается сумка.
— Уже уходите? — спрашивает мама.
— Да, нужно заехать к Тине, забрать книги.
Её ничему жизнь не учит.
— Хорошо.
— Спасибо за ужин, — благодарит Ди, мама улыбается и кивает.
Мэди целует родителей в щёки, а Ди пожимает ладонь отца. Эйден и вовсе засел в душе, как обычно на несколько часов. Как девчонка, ей-Богу.
Провожаю сестрёнку, и прощаюсь с другом.
— Заедешь завтра за мной?
