— Перестань пялиться, — сказал Мак, глядя на огонь. — Это меня смущает.
На его лице появилась милая и заразительная улыбка, похожая на ту, что я видела раньше, правда, без ямочек.
— Ничего не могу с собой поделать. Просто ты такой… — мне ужасно хотелось произнести «чертовски сексуальный», — …другой.
— Это всего лишь иллюзия. Отражение твоих воспоминаний.
— Так, значит, я и правда Олла?
— Ты все еще не вспомнила?
Я покачала головой, и Мак хмыкнул.
— Ты ожидал, что я вспомню?
— Обычно ты либо вспоминаешь все сразу, либо воспоминания возвращаются по кусочкам, но в конце концов ты все равно все вспоминаешь.
— А ты всегда являешься так таинственно? — спросила я, имея в виду нашу встречу в темной палате.
— Нет. Периодически я стараюсь избежать встречи с тобой, потому что… неважно… это не имеет значения.
Его ответ только пробудил мое любопытство. Ранее я предполагала, что он выбрал Центр и ту палату, потому что не хотел, чтобы его нашли, но, возможно, все было иначе.
— Это потому, что мы с тобой когда-то были… — я проглотила слова, рвущиеся с языка.
— Я любил тебя.
— А сейчас?
— Это сложно…
— И не говори. — Я протянула руки к камину, чтобы немного согреться.
Мак посмотрел на меня, нахмурившись.
— В этом веке любовь — это то, что люди видят в фильмах по телевизору. Просто фантазия, придуманная средствами массовой информации, которую пытаются имитировать актеры. Кратковременные и дешевые романчики.
— Неправда. Мои родители очень любят друг друга, и они вместе уже сорок лет.
— Вероятно потому, что между ними есть уникальная связь, которая теперь уже большая редкость. Она выходит за рамки сегодняшнего определения любви.
— А что насчет нас с тобой?
Очевидно же, что я его не люблю, ведь едва знаю этого парня. К тому же я понятия не имела о том, что сейчас происходит.
— Между нами с тобой тоже есть связь. Только она была выкована в момент мучений и боли.
— В смысле? — спросила я.
— Все очень просто. Твой отец обладал могущественным даром и, из-за боли от того, что ему пришлось убить тебя, проклял меня на века скитаний по земле в мучениях. Но твое могущество было не меньше. Ты не хотела обрекать меня на все это. Поэтому твоя душа не успокоится, пока ты не освободишь меня от проклятия своего отца. Вот почему ты должна убить меня. Ты единственная, кому по силам освободить мою душу.
Я удивленно поежилась.
— И не надо так удивляться! — сказал Мак.
— Думаю, ты неверно истолковываешь отсутствие у меня энтузиазма к убийству. Ты абсолютно ошибаешься, если думаешь, что я это сделаю.
— У тебя нет выбора, Теодора. Это твоя судьба. Ты хочешь освободиться от своей клятвы так же сильно, как освободить меня.
— Пошел ты. Я не стану тебя убивать.
— Рано или поздно я не смогу сдержаться. Ярость, которую ты видела, этот жестокий человек во мне. Ты его просто раздражаешь. В конце концов, этот монстр вырвется на свободу и попытается тебя убить. У тебя не останется выбора, кроме как защитить себя, покончив со мной.
Теперь до меня начало доходить, что он имел в виду.
— Должен же быть другой выход.
Мак посмотрел на меня таким взглядом, что мне захотелось заползти в какую-нибудь дыру и умереть.
— Что? — огрызнулась я в ответ на его взгляд.
— Думаешь, я не пробовал найти этот выход?
— Откуда, черт возьми, мне это знать? Думаешь, у меня было время, чтобы порассуждать над такими вещами?
— Мы с братом много раз пытались снять проклятие, но безуспешно. Я даже не умираю. Вернее, я перехожу в бесплотное состояние, но и в нем не чувствую ничего, кроме боли и страданий. Не пикник, знаешь ли. Ты должна сделать это для меня, Теодора. Ты так же могущественна, как и твой отец, а это значит, что ты способна освободить меня от этих мучений, и должна сделать это прямо сейчас, пока я не потерял контроль и не причинил тебе вреда.
Я понимала, о чем он говорит, и мне хотелось избавить его от страданий, но исполнить его просьбу не могла. Я не могла его убить, потому что просто была не способна на убийство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Извини, но нам придется подождать, пока ты потеряешь этот контроль. Потому что я не могу просто перерезать тебе горло, сбить машиной, или что ты там себе еще напридумывал.
Мак покачал головой и уставился в пол.
— Если я снова потеряю контроль, то все начнется сначала. Ты возродишься, а я буду удовлетворять свои низменные потребности в части жажды крови.
Я пыталась понять, о чем он говорит.
— Ты… убиваешь людей?
— И у меня это очень хорошо получается, уж поверь.
К моему горлу подкатила тошнота. Я не помнила своего истинного отца Кана, но не могла понять, о чем он думал, когда проклинал Мака.
— Получается, ты серийный убийца?
— Ни в коем случае. Но в этом мире, Теодора, много причин для убийств. Например, за родственников, за власть, за страну, во имя гордости, наконец.
Я не знала, что ему ответить.
— Это уж слишком.
Я уставилась на него в полном изумлении. А потом на смену страху пришел трепет.
Мак, будто бы почуяв изменение в моем состоянии, улыбнулся.
— Что?
— Ничего. Ты смотрела на меня абсолютно так же во вторую нашу встречу.
— Хотела бы я это помнить.
— Возможно, ты просто не хочешь вспоминать. Хотя, знаешь, это неудивительно.
— Расскажи мне обо всем, что ты помнишь. Я хочу знать все. В деталях! — заявила я, но на самом деле самое важное, что я хотела знать, так это как я могу его спасти.
— Если я расскажу тебе, ты выполнишь мою просьбу?
Я не могла ему солгать, поэтому попыталась ускользнуть от вопроса.
— Это может увеличить твои шансы.
— Упрямая! — Мак снова покачал головой. — Ты всегда была такой упрямой.
***
Мак
Полагаю, ее просьба была наименьшим из того, что я мог сделать для Теодоры.
По моим подсчетам у нас оставалось несколько часов, прежде чем Кинг воспользуется своими силами или Артефактами и найдет нас. И, должен признаться, пока я проводил время с ней, глядя в ее большие зеленые глаза (пусть я и не был Провидцем, мог видеть ее настоящий облик), ко мне возвращались воспоминания, и она для меня становилась просто Оллой, а я был просто странником в ее деревне. Так что да, вопреки здравому смыслу, осознавая, что только осложняю ей задачу покончить со мной, я не смог устоять перед тем, чтобы провести эти последние мгновения вместе.
Разделять с ней часы — это самое правильно, самое лучшее, что может быть в этом мире. Конечно, если мои мысли не заняты мыслями об ее смерти.
Я прокашлялся, решив, что она должна видеть только мою уверенность.
— Во второй раз мы встретились где-то пятьсот лет назад. Я был недавно воскрешен моим братом из мертвых после его многочисленных неудачных попыток снять проклятие. Не самый счастливый период моей жизни. Кинг был таким же кровожадным, измученным и жестоким, как и я. А еще он был очень сильным, о чем так любил напоминать.
Я заметил, что Теодора нахмурилась.
— Вы дрались?
— Дрались? О, нет. Он лупил меня. Избивал. Хотя избивал он всех, кто ему не нравился, и убивал любого, кто смел его ослушаться.
— Иисусе. Неудивительно, что ты не хочешь его видеть.
— Признаюсь… Я мечтал отомстить брату и даже убить его, но потом узнал правду. Узнал, как ему пришлось заплатить за мое воскрешение.
— Ну не томи меня! — воскликнула Теодора.
— Он тоже был проклят, но, в отличие от меня, стал призраком, и его душа постоянно испытывала боль.
Теодора приоткрыла рот в немом удивлении, и я заметил кончик нежно розового языка, к которому мне захотелось прикоснуться своим языком. Впрочем, мне хотелось прикоснуться языком и к другим частям ее тела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я слегка изменил позу, чтобы она не заметила моего возбуждения.
— Воля моего брата, его безумное желание вернуться к Мии ни с чем несравнимы. Пусть это и заняло у него несколько столетий, но он научился материализовываться. Сначала на небольшие, а потом все на большие промежутки времени. Кинг искал людей: шаманов, ведьм, Провидцев, да кого угодно, кто мог бы обладать даром, и кто мог бы помочь ему взять под контроль либо совсем убрать грань, что отделяет его от мира живых. Он настолько преуспел в этом, что никто больше не мог отличить его от живого человека. Кинг сколотил себе огромное состояние и создал мощнейшую сеть очень опасных союзников. В итоге он мог бы стать кем угодно и вернуться к жизни в мгновении ока, но, выбрав мое спасение, этого лишился.
