Эриксон: Хорошо. Ответ все вы знаете, но не осознаете, что знаете. Я ей сказал: «Я такой же доктор, как все остальные, и тоже не могу тебе помочь. Но есть одна вещь, которая тебе известна, но ты этого не знаешь. Как только ты узнаешь то, что ты уже знаешь, но не знаешь, что знаешь, постель у тебя станет сухой». Что же это такое, что она знала, но не знала, что знала?
Кристина: Днем она почти всегда могла контролировать себя.
Эриксон: Говоря «почти всегда», ты хочешь сказать, что могла, но не всегда. В этом мало утешительного, если знала, что есть моменты, когда она ничего не может с собой поделать.
Все мы, подрастая, узнавали, что если надо освободить мочевой пузырь, то надо освободить его полностью. С этим знанием мы выросли. Мы принимаем его как должное и пользуемся им ежедневно.
Вот что я сказал девочке: «Смотри на пресс-папье на моем столе, не двигайся, не разговаривай. Просто держи глаза открытыми и смотри на пресс-папье». Я напомнил ей о ее первых занятиях в школе, когда она училась запоминать буквы алфавита, как ей было трудно – все они разного вида и формы: печатные и рукописные, прописные и строчные. Но потом у нее в уме сформировалась зрительная память и осталась там навсегда, даже если она об этом и не подозревает.
Затем я продолжил: «Смотри не отрываясь на пресс-папье, не шевелись, не разговаривай, твое сердце бьется в измененном ритме, дыхание изменилось, кровяное давление изменилось, двигательный и мускульный тонусы изменились, твои рефлексы тоже изменились. Это не так уж важно, но я просто говорю это для твоего сведения. А теперь я задам тебе очень простой вопрос и хочу получить очень простой ответ. Допустим, ты сидишь в туалете и мочишься, и в это время кто-то заглядывает в дверь. Что с тобой будет?»
«Я замру», – ответила девочка.
"Правильно. Ты замрешь и перестанешь мочиться. Как только незнакомая голова уберется из двери, ты можешь продолжить свое дело. Тебе нужно только попрактиковаться: начать мочиться и остановиться, начать и остановиться самой по себе. Иногда ты забудешь практиковаться, но это ничего. Твое тело тебя не подведет и всегда даст тебе не одну возможность попрактиковаться. Полагайся на свое тело.
Я думаю, через две недели ты впервые проснешься в сухой кровати. Все нормально. Не забывай тренироваться: начни и остановись, начни и остановись. Проснуться в сухой постели два утра поряд – это гораздо труднее, а три раза – еще труднее, а четыре – и совсем трудно. Зато потом будет легче: пятый, шестой и седьмой раз. Вот уже получилась целая сухая неделя. А за ней и вторая получится. Если уж три месяца подряд будет сухо, ты меня просто удивишь. Но я удивлюсь не менее, если через полгода у тебя в кроватке не будет всегда сухо.
Через шесть месяцев она могла с ночевкой гостить у своих друзей. Ей требовалось только узнать, что с помощью надлежащего стимулирования она может перестать мочиться в любое время.
Эта истина известна вам всем. Но мы все упустили это из виду. Мы растем, уверенные, что надо все делать до самого конца. Но это не так. И поэтому…
Анна: Что мы упустили?
Эриксон: Что нужно продолжать, пока не кончишь. Это неверно. При надлежащем раздражителе мы всегда в состоянии прерваться. Все мы знаем, что происходит, когда кто-то заглядывает в туалет, а вы в этот момент как раз мочитесь. Вы тут же перекрываете кран. (Эриксон смеется.) Поскольку девочка была совсем небольшая, одиннадцати лет, мне понадобилось целых полтора часа, чтобы все ей растолковать… Вот и все.
Что касается семейной терапии, то я подумал, что папаше с мамашей и так будет нелегко привыкнуть к дочкиной сухой постели. (Смех.) Да и сестре предстояли большие огорчения: привыкай теперь к тому, что у старшей сестры в постели сухо. А уж школьникам не повезет – дразнить будет некого, такой ценный объект исчезнет. В лечении нуждалась только одна девочка.
И вот через десять дней она принесла этого игрушечного осьминожка, чтобы подарить его тому, кто разделил ее радость по поводу первой сухой постели, и тем отметить это замечательное событие. (Эриксон смеется и показывает всем пурпурного осьминога из пушистых ниток, которого девочка сделала для него сама.) Кстати, первая сухая постель появилась через две недели. Я за нее больше не беспокоился, нужды для повторного сеанса не было.
Что вы там прячетесь? (Эриксон поворачивается и обращается к женщине, которая вошла в гостиную из кабинета позади Эриксона. Накануне ее на занятии не было. На сегодняшнее занятие она явно опоздала. Это высокая привлекательная блондинка. На ней джинсы и свободный блузон с топом внизу. Она сдала свой докторский минимум, но еще не защитила диссертацию по философии.)
Салли: Я боялась вас прерывать. Нет ли свободного местечка?
Эриксон: Я могу прерваться и продолжить в любом месте, так что входите и садитесь.
Салли: Там есть где сесть?
Эриксон (Обращается Розе в зеленом кресле): Подвинь-ка вон тот стул. А сюда можно поставить еще один. (Указывает рядом с собой по левую сторону.) Подайте ей стул. (Один из мужчин устанавливает складной стул слева от Эриксона. Салли садится рядом с Эриксоном и кладет ногу на ногу.)
Эриксон: Не стоит сидеть нога на ногу.
Салли (Смеется): Подозревала, что вы так отреагируете. О'кей. (Она выпрямляет ноги.)
Эриксон: Есть такая считалка: «Диллар, доллар, в десять школа». Наши иностранные друзья могут ее не знать, но вы-то знаете, верно?
Салли: Нет.
Эриксон (Недоверчиво): Как, вы никогда не распевали «Диллар, доллар, в десять школа»?
Салли: Я и продолжения не знаю.
Эриксон: Честно говоря, я тоже не знаю. (Салли смеется.) Вам удобно?
Салли: Не совсем. Я пришла уже к середине занятий и мне… Я как-то…
Эриксон: Вы у меня раньше не бывали?
Салли: М-м-м… Да, я вас однажды видела прошлым летом. Я была с группой.
Эриксон: А в трансе были?
Салли: Предполагаю, что да. (Кивает.)
Эриксон: Вы не помните?
Салли: Предполагаю, да. (Кивает.)
Эриксон: Только предполагаете?
Салли: Угу.
Эриксон: Предположение не есть действительность.
Салли: Почти то же самое.
Эриксон (Скептически): Предположение – это действительность?
Салли: Иногда.
Эриксон: Иногда. Так ваше предположение, что вы были в трансе – действительность или предположение? (Салли смеется и слегка откашливается. Она, похоже, смущена и ей немного неловко.)
Салли: Разве это важно? (Студенты смеются.)
Эриксон: Это другой вопрос. А я спросил: ваше предположение – это предположение или действительность?
Салли: Скорее всего, и то и другое.
Эриксон: Но ведь предположение может быть как реальным, так и нереальным, стало быть, в вашем предположении соединены и реальное и нереальное?
Салли: Нет. У меня соединены предположение и реальность. (Упрямо тряхнув головой, она замирает.)
Эриксон: Вы хотите сказать, что ваше предположение может быть реальностью, а может – нет? И в то же время оно реально? Так какое же оно? (Салли смеется.)
Салли: Теперь я уже не знаю.
Эриксон: Стоило ли так долго упираться, чтобы признаться в этом? (Салли смеется.)
Салли: Сама не понимаю.
Эриксон: Вам удобно?
Салли: О да, я вполне освоилась. (Говорит тихо.) Надеюсь, своим вторжением я не очень помешала присутствующим.
Эриксон: Может, вы стесняетесь?
Салли: М-м… Мне было бы уютнее сидеть где-нибудь подальше, но…
Эриксон: Чтобы вас не было видно?
Салли: Не было видно? Да, пожалуй.
Эриксон: Что это за желание?
Салли: Быть неприметной.
Эриксон: Так, значит, вы не любите, когда на вас обращают внимание?
Салли: Ой, совсем вы меня запутали. (Смеется, и видно, как она смущена. Она слегка откашливается, прикрывая рот левой рукой.) Это не так… не совсем… нет… хм… м-м-м…
Эриксон: Вам не нравится, то что я сейчас с вами делаю?
Салли: М-м-м… Нет. Скорее, у меня смешанное чувство. Я польщена вниманием и мне интересно то, что вы говорите.
Эриксон (Перебивая): А сами думаете: когда же, черт побери, он от меня отвяжется? (Общий смех.)
Салли: Хм, смешанное чувство. (Подтверждает свои слова кивком головы.) Если бы я не прервала занятия, а мы просто беседовали с вами – это одно дело, а…
