По дороге на работу он обдумывал свои действия. «Конечно, никому, а тем более главному редактору, ничего говорить не стану. Иначе это будут последние минуты моей работы в газете, а возможно, и на свободе. Что я могу сказать: моего брата арестовали? А просто так у нас не арестовывают, а если арестовывают, то тут же отпускают, я тому живой пример. Вот черт, а может Борька и в правду…? Да нет, какой из него вредитель? Обычный работяга, даже не пьет, никудышный из него вредитель. Значит, вышла ошибка. В этом случае его обязательно отпустят. А если нет, то получается, он – враг, а при таком раскладе защищать и заступаться за врага – это непростительная оплошность, это больше, чем ошибка, – это преступление!»
На скорую руку разобравшись с делами в редакции, он со всех ног бросился домой.
– Варюша, я поговорил с главным редактором, он советует пока ничего не предпринимать. Произошла ошибка, страшное недоразумение, а мы своей суетой можем только помешать в установлении истины. Если его не освободят, тогда и будем писать прокурорам, в газету, или самому Сталину.
– Ох ты, батюшки, – воскликнула Варя и с мольбой в глазах спросила, – а сколько ждать?
– Пока не знаю, буду советоваться с Виктором Тимофеевичем, он – мужик опытный, толковый, подскажет.
– Сашенька, так как же его отпустят? За все время никого у нас не отпустили. Еще бабы поговаривают, будто бы мужиков свозят в тайгу большие просеки рубить? Саша, зачем это, а…? Может война будет?
– Ты думай, что несешь, совсем из ума выжила
Он пальцем постучал по виску.
– Те, кого не освободили, были виновны, это ясно как белый день. А Борька не может быть виноватым, это и дураку понятно. Ты баб своих глупых не слушай и за чужих мужиков не переживай, ты за своего лучше думай. Больше пользы будет.
Они молчали, не зная, о чем еще говорить, с каждой минутой убеждаясь, что возврата к прежнему не будет. Потери неизбежны, поскольку дорога их жизни – это блуждание в топких болотах в кромешную ночь.
– Варя, а ты кому-нибудь сказала, что ко мне поехала? – Спросил Александр, прервав затянувшееся молчание.
– Конечно, Вальки Барабулькиной свекрови, чтобы за детями присмотрела, переночевала с ими.
– Приедешь домой, скажешь, что меня не нашла, мол, я в командировке долгой. Нечего им знать про наши планы. Да и баб своих, дур набитых, не слушай, они тебе наговорят в три короба. Сиди тихо, не бегай по инстанциям. Сам все решу, приеду, расскажу, а ты больше не приезжай. Поняла?
Варя кивнула головой, понимая даже больше, чем он сказал. Она все поняла…
В очередном номере «Красной колеи», в передовице, вышла статья Александра Проханкина «Осиновый кол в могилу вредителей». Отцовские усы довольно подергивались, вчитываясь в словесный осиновый частокол. Способный малый, все верно понял…
Глава 9
Огненным вихрем покатился отряд Егора по наделам, сметая все на своем пути. Деревня за деревней, хутор за хутором. Тактика была выбрана самая простая и, на взгляд Правдина, наиболее эффективная. В поселениях выбирались самые зажиточные дворы, их обитатели выгонялись на улицу, женщины, дети, старики. Хозяина допрашивали с пристрастием, зачастую забивая до смерти, не скрывая своих методов дознания, на глазах у родных и всего села, секли плетьми, таскали по земле, привязав за лошадь. Могли запросто отрезать уши, объясняя, что раз не слышит приказа сдать хлеб, то они ему не нужны. Уши советскому человеку нужны только для одной цели: слушать приказы – так любил повторять Правдин. Часто дома раскулаченных поджигались, запрещалось при этом выносить пожитки. Разрешалось только выть во весь голос и прославлять великое государство, которое непременно сделает людей счастливыми, верьте, так будет. Впрочем, перепадало и тем, кто не относился ни к кулакам, ни к другим врагам Великой власти, а был равнодушен или, более того, симпатизировал и всей душой поддерживал ее. Но такая мелочь никого не волновала и не заботила, перспективы были настолько грандиозные, что жертвами, какое бы их число ни было, можно было пренебречь. Наша страна готова на любые жертвы, вам это скажет любой – еще одно любимое изречение Егора.
Тактика тотального террора давала хороший результат, и за правдинскими отрядами нескончаемой вереницей шли обозы с зерном на станцию. А в ответ власти слали Правдину сургучовые пакеты с благодарностями и с пожеланиями, еще беспощадней относиться к врагам ради их Великого государства.
В первое время эти пакеты особенно благотворно действовали на Егора, он чувствовал поддержку огромной машины власти, в усиление и укрепление которой он прикладывал все свои силы и умения. Уверовав в собственную непогрешимость и правоту, он стал выходить за границы вверенных ему наделов. Огненный дракон пожирал все новые и новые деревни, вселяя страх в сердца ее обитателей. Но не все тряслись от страха, некоторые из обиженных и еще не убитых кулаков, те, кто не стал дожидаться погромов и унижения, уходили в лес. И каждый день, каждый сожженный дом, каждая рыдающая баба и плачущий ребенок пополняли ряды лесной артели. Первые сообщения о партизанских отрядах властями просто игнорировались, считалось, что серьезной угрозы эти недобитки не представляют. Впрочем, и партизаны пока себя ничем особенным не проявляли, лишь изредка нападали на обозы, которые плохо охранялись, и чувствовали себя спокойно. Но это было лишь делом времени: пока еще разрозненно группы бродили по лесам, начиная объединяться и укрепляться. Скоро, совсем скоро произойдет жатва, кровавая жатва тех семян, которые с таким упорством высевались карательным отрядом Правдина и сотнями других, терзающих измученную страну. Ведь у людей отнимали не только хлеб, у них отнимали само право на жизнь, право быть человеком, любить жен, растить детей, принимать самостоятельные решения. Сколько тебе нужно земли, какое хозяйство – решать только тебе, лишь бы хватило сил и ума.
Ах, какой равноценный размен: отнять хлеб, достоинство, жизнь, а взамен получить недоверие, злобу и ненависть.
– Товарищ командир, разрешите, – обратился Борщев, входя в избу, оборудованную под временный штаб. – Вам пакет из среднего надела.
– Хорошо, спутай, – ответил Правдин, стоявший у стола, поставив одну ногу на табурет и внимательно разглядывающий карту.
Вскрывая письмо, он отметил, что оно уже второе на этой неделе, что- то зачастили с благодарностями. Верхнюю благодарственную часть он пропустил и начал читать со слов: " Приказано явиться командиру отряда Правдину в средний надел для получения нового задания».
– Борщев, – крикнул Правдин.
– Слушаю, товарищ командир, – ответил Борщев, появившись словно из-под земли.
Умение Борщева быть всегда там, где он нужен, очень нравилось Правдину. Но чрезмерная услужливость и заискивающие глаза говорили о его неискренности. Потому Егор не мог определиться, как он относится к своему заместителю, но поскольку других претензий пока не было, старался относиться к нему требовательно, снисходительно и настороженно.
– Завтра с утра по приказу отбываю в надел, возьму с собой одного бойца, Коляскина, предупреди его, чтобы привел себя в порядок. Остаешься за старшего, а потому водку не жрать, баб не лапать, за нарушение дисциплины с тебя спрошу, если что, шкуру спущу!
– Так точно, товарищ командир, – и глаза Борщева выразили такую покорность, что казалось, он просто издевается.
– Свободен.
День катился к концу, и Егором вновь овладевало непонятное беспокойство. Сон утомлял и изматывал, за ночь он уставал больше, чем за день. Кошмары прерывались только тогда, когда он просыпался, пил с жадностью воду и выкуривал несколько папирос, стараясь прогнать видения, но все повторялось вновь…
Чтоб хоть как-то высыпаться ложился поздно, вставал ни свет ни заря, иногда эта хитрость срабатывала, и на несколько часов он мог спрятаться от своих кошмаров.
Встав задолго до восхода солнца, курил и рассматривал карту. Все передвижения старался делать днем, в дороге высылал вперед дозор, а на стоянках выставлял часовых. Урок, преподанный Варламом, не требовал повторений и заучен был раз и навсегда. Да и сам Скоробогатов не выходил у него из головы, он так и не вернулся в деревню и где-то шатался по лесам со своими дружками. Ах, как хотелось бы встретиться потолковать о том, о сем, то-то душу бы отвел. Хотя какую казнь хотел бы применить к своим обидчикам до этого дня не решил. Вариантов было много, но убить можно было только раз, вот это обстоятельство сильно огорчало Егора.
Ну, наконец, ночь стала отступать, высветив белое пятно на востоке, которое расширялось, вытягивая первые солнечные лучи.
– В дорогу, – скомандовал Правдин, по привычке громко, словно весь отряд должен был, подчинится его команде. Два всадника направились в сторону надела.
