– Товарищ Правдин, а как выглядят эти марсинянины? – С трудом двигая языком от возбуждения, спросил очумевший от секрета Коляскин.
– Ну, рабочие от нас почти ничем не отличаются, – сочинял на ходу Правдин, вспоминая толстовскую «Аэлиту», – а вот у их капиталистов тамошних имеется по две головы. Это для того, чтобы в два раза сильнее угнетать народные марсианские массы, и по семь пальцев на руках, это для того, чтобы за раз показывать сразу три фиги угнетенному классу. Новые сведения о марсианах настолько поразили Коляскина, что теперь нужно было переживать за его разум, хоть и ничтожное количество извилин водилось у него в голове, но все-таки заклинить могло намертво…
– Боец, – окликнул Егор солдата, который остановился и переваривал услышанное, боясь забыть что-либо от резкого поворота головы.
– А, товарищ командир, – спохватился Коляскин, – а какие у них там, ну, города, страны и…?
– Все Коляскин, более говорить не могу, это уже совсем секретно. Но ты и об этом молчок, ни- ни. А то, смотри…
– Могила, – ответил боец, потрясенный секретными сведениями. Он подцепил ногтем зуб, щелкнул и провел ладонью по горлу, демонстрируя всем своим видом, что «за базар» отвечает.
Впереди показался штаб, в этом сомнений быть не могло, поскольку здание было чрезмерно усердно обернуто кумачом. Да и количество военных возле здания говорило о правильном предположении. Коляскин опять отстал, Егор обернулся, чтоб убедится в правильности своих предположений и, конечно, Коляскин не мог разочаровать. Он увлекся странным занятием, приложив одну руку к другой, загибал пальцы, заворачивая их в фиги.
«Ах, какой прекрасный живой материал, – подумал Егор, – глина брызгает, мажется, пластилин липнет к рукам, металл жесткий и требует много усилий, а этому просто скажи, и вот он уже с усердием что-то лепит из своих неумелых пальцев.»
Правдин доложил о прибытии и, в ожидании дальнейших распоряжений, отправился в столовую. Столовая встретила гулом непринужденных, расслабленных военных, которых было на удивление много. Можно было подумать, что весь надел собрался на чаепитие, поэтому и опустел. Оглядев собравшихся, Егор в начале пожалел, что нет ни одного знакомого лица, но затем обрадовался подобному обстоятельству. Встретить человека, который о тебе мог знать больше, чем ты сам, было бы неприятно. Но быть готовым к подобной встрече необходимо, она могла произойти в любую секунду. Егор был готов почти к любому повороту событий, намереваясь в случае чего, все списать на потерю памяти в результате ранения. Благо факт был на лице, и дополнительных разъяснений не требовалось.
Военные с кружками в руках стояли группками по всей столовой, иногда подходили к самовару и подливали кипятка. Там, где собралось больше трех человек, беседа протекала оживленно, говорили много, беспрерывно жестикулируя руками. Время от времени эти группы заливались не громким, но задорным здоровым смехом. В отличие от них стоявшие по несколько человек просто вели какие-то беседы, особо не привлекая к себе внимания. В общем, обстановка была непринужденная, почти дружеская.
Егор подошел к самовару, налил чаю и взял бублик. Эти незамысловатые угощения лежали горкой на большом блестящем подносе. Осмотревшись вокруг, он попытался найти место, где можно было встать поудобнее, не привлекая к себе особого внимания. Не успел он определиться с местом, как вдруг, отделившись от одной из компаний, совершенно точно к нему направился человек. Егор напрягся и сконцентрировал все свое внимание. Подошедший неуверенно осмотрел Правдина и все же спросил:
– Егор, это ты?
– Я….
– Сильно изменился, не постарел, нет… Стал мужественным, суровым.
Видя в глазах Правдина непонимание, он решил освежить в его памяти обстоятельства знакомства. Заговорил живо, по-видимому, искренне обрадовавшись встрече, вспомнил самые интересные, яркие эпизоды, пережитые вместе, внимательно следя за реакцией собеседника. Егор старался сосредоточиться, вспоминая то, чего вспомнить не мог. Весь его вид говорил, что он пытается вспомнить, но все его усилия тщетны. Возможно от большого нервного напряжения, чертовски зачесался шрам. Он стал его потирать, совершенно естественно играя роль человека, потерявшего память, не могущего без малейших зацепок вспомнить что-либо. Собеседник говорил о фронте, ранении, госпитале, о медсестре и о чем-то еще, но, как не напрягал Егор свою память, таких воспоминаний у него не было, да и быть не могло.
– Видать, тебе сильно досталось, – расслышал Егор слова сочувствия сквозь пелену, застилающую голову.
В ответ он кивнул, не переставая потирать шрам, который так раззуделся, что хотелось сорвать его с лица. От дальнейшего мучения Правдина спас адъютант: он доложил, что главный комиссар ожидает его. Проводив Егора в кабинет, адъютант закрыл двери.
– Товарищ главный комиссар, командир спецотряда, вверенного вам надела Правдин по вашему приказанию прибыл.
Главный комиссар среднего надела сидел за большим дубовым столом, застеленным зеленым сукном, на столе стояла лампа, чернильница, лежало несколько листов бумаги. Но Егора помимо его воли привлекли большие напольные часы. Они непроизвольно притягивали взгляд благодаря глубине и символичности замысла автора, а также качеству исполненной работы. Большая массивная нижняя часть была выполнена в виде фигуры кентавра: это мифическое существо, набросив силки на циферблат, старалось изо всех сил удержать пойманное время. Он упирался всеми четырьмя своими мощными ногами, напрягал мышцы рук, шеи, даже на лице проступало все его напряжение. Но время, пойманное в такие, казалось, надежные снасти, взмывало вверх, вырываясь каким-то непостижимым образом, старалось ускользнуть от ловца в бесконечности. И, скорее всего, это было ему под силу, поскольку несколько нитей уже порвались, и вот-вот вся сеть расползется, оставив охотника без добычи. Наверное, он и сам это понимал, потому, как его лицо исказилось гримасой отчаянья. Никому, еще никому на свете не удавалось обуздать и удержать время. Оно одно имеет власть над всем сущим. Времени подвластно все: зажечь новую звезду, сотворить планеты и пробудить на них жизнь, создать того, кто по достоинству сможет осознать его величие. Но время такое же безжалостное оружие разрушения, как и искусный создатель. Оно стирает с лица земли города и страны, бросает в небытие цивилизации, уничтожает целые вселенные. Егору казалось это произведение мастера символичным лично для него. Он так же, как и этот мифический ловец, ухватил, поймал свое время, но он удачливей своего визави. Его добыча не вырывается из рук, не выскальзывает в небытие, оно изо всех сил старается помочь, делая из безызвестного и бесполезного кладовщика историческую фигуру. Он непременно войдет в историю своего великого государства, ведь именно его руками власть строит то, что в скорости назовут самой эффективной и справедливой системой человеческих взаимоотношений. Именно этот государственный порядок, создаваемый в том числе и им, Егором Правдиным, в меру его скромных сил, будет ему памятником, напоминанием потомкам о великом и героическом времени, о людях с несгибаемой волей и железным характером, положивших всю свою жизнь на алтарь государственного величия. Точно так же, как и этот мастер, изготовивший столь изящную вещь, являясь виртуозом своего дела, вложивший в свое творение частичку своей души, а возможно, и всю целиком, стараясь таким хитрым образом обуздать и обмануть непокорное время. Но насладиться прекрасным, к сожалению, было недосуг.
Не дослушав доклад, комиссар встал и направился к Егору. Был он ниже среднего роста, плотный, но нетолстый, с небольшим животиком. Лет ему было примерно пятьдесят семь- шестьдесят, но выглядел он свежо и моложе своих годов.
– Рад познакомиться, товарищ Правдин, – подавая руку, произнес он, пристально всматриваясь в лицо Егора.
Хотя и обладал Егор крепкими руками, но ему показалось, что ладонь попала в тиски или под мощный пресс, в ответ он пожимал руку с не меньшим усилием. Глаза комиссара внимательно разглядывали каждую черту лица Егора, он, в свою очередь, изучал начальника. Встретившись взглядами, они походили на два клинка с блеском холодной стали, выискивая друг в друге какой-нибудь изъян.
– Нагорный Виктор Тимофеевич, главный комиссар среднего надела, – отпуская руку Егора, представился. – Рад, очень рад знакомству, – продолжил он. – Много о вас слышал хорошего, именно таким вас и представлял. Открою вам небольшую тайну, у меня лежат документы о награждении вас орденом Красной Правды, очень рад за вас, очень. Думаю, что мы с вами послужим великому делу – строительству мощного государства!
Егору показалось, что на щеках выступил румянец, их приятно разогрела прихлынувшая от волнения кровь, и полыхнули кумачом уши. Вот это настоящая власть: видит, ценит нужные дела, замечает, благодарит. Чертовски приятно, так приятно, что хочется кинуться и еще быстрей, с удвоенной, с утроенной силой закончить начатое дело.
