– Вот все тут говорят: «Сталин, Сталин», а кто такой Сталин? – Сделав небольшую паузу, спросил Иосиф Виссарионович.
С места, как школяры, руководители государства и их жены стали выкрикивать эпитеты, соревнуясь в красноречии: «вождь», " наша совесть», «наша опора», " счастье» и прочее. Прослушав все это, он сказал:
– Нет, Сталин – это рабочая лошадь, которая тянет непосильный груз, название которому Советская страна. Вот и лучшего русского писателя вам привезла.
Зал взорвался хохотом и аплодисментами, Максим Медовый так же смеялся от души, становясь поклонником этого веселого человека.
Утро он начал с прогулки по Москве, он хотел находиться, надышаться этим воздухом, вот он родной, свежий, льется в тело, наполняет легкие богатырской силой. Чувствуешь его? Не тот западный удушливый, мелкими глотками, а свой родной полной грудью, взахлеб. Шел совершенно один, никто его не сопровождал, никто за ним не следил, в длинном пальто и шляпе, и он мог запросто заговорить с любым дворником, бодро метущим пыльный двор. А тот, как близкому, рассказывает о своей счастливой дворницкой жизни, ведь большего счастья, чем жить в этой стране быть не может, потому что он еще помнит дворницкое несчастье царской России, прозябание в каморке в грязи и нищете. И никто ведь не стоит над душой этого человека, а говорит он свободно и открыто. Все врали там за границей, совсем другая здесь жизнь – лучшая!
Он жадным взглядом всматривался в просыпающуюся Москву, в суетливо спешащих прохожих, вслушивался в голосистые трамваи, хотел найти подтверждение вчерашних выводов, что нет того страха, о котором говорили там за границей. И он находил подтверждение в каждом прохожем, в каждой проезжающей мимо машине: вот две девчонки, очевидно ученицы старших классов шли и о чем- то весело щебетали, согревая округу своими счастливыми улыбками не меньше весеннего солнца, взвод солдат чеканил каждый шаг, занимаясь по распорядку. Ветерок еще не совсем теплый, задиристо пролетел, подняв ворот пальто. Здесь течет обычная человеческая жизнь, нет страхов, нет крови, нет тех ужасов, о которых не переставая жужжат завистливые клеветники. Ну где вся эти страсти? Покажите мне их, не вижу, не вижу, не верю!
Как жаль, что пора возвращаться в гостиницу, необходимо подготовиться к дороге. Товарищ Сталин предложил уникальную поездку по стране, в большой компании творческих людей, такой случай нельзя упускать.
Оркестр бодро чеканил бравый марш, веселое оживление на станции поднимало дух, кругом снуют корреспонденты с фотоаппаратами, кинооператоры накручивают происходящее на пленку для истории, для великой истории. Митинг длился уже добрые два часа, а отъезжающие никак не могли наговориться, с трибуны летели пламенные клятвы и признание любви к вождю, партии и народу. Поэт Климентий Надрывный буквально за сутки сочинил эпохальную поэму «Поезд в будущее», он читал ее страстно, разрывая связки, словно сам тащил вагоны в страну, в народ, делая их счастливыми с каждой буквой, с каждой запятой. Его чтение так затянулось, что ему пришлось шепнуть на ухо, мол, хватит пора в дорогу, вон и паровоз устал пыхтеть, ожидая пассажиров. Но раскочегаренный Надрывный мчался к коммунизму на всех парах, пришлось его просто оттянуть от края импровизированной сцены, затерев за спинами участников творческого похода. Но Климентия и это не остановило, и он выкрикивал из-за спин свои зарифмованные в шпалы слова. Вот только голос его тонул в возрастающем реве провожающих. Слово взял Максим Медовый:
– Товарищи, я счастлив, – шум толпы заглушил даже свист паровоза. – Я очень счастлив вернуться на Родину, спасибо вам, я вас всех очень люблю! В путь!
Писатели, поэты, режиссеры заняли свои места в купе, махали руками и платками в открытые окна, а их в ответ закидывали цветами и воздушными поцелуями.
К чести устроителей необходимо отметить высочайший уровень подготовки к данному мероприятию, особенно, что касается комфорта и сервиса. В вагонах и купе пассажиры разместились согласно заслугам и регалиям. Лицам, отмеченным сталинскими и прочими государственными премиями, предлагалось шикарное купе на два пассажира. Сиденья, обитые красной кожей, манили своей мягкостью, шерстяной ковер ручной работы извивался на полу восточным орнаментом. Комнатные тапочки, специально пошитые для этого мероприятия, красовались двумя буквами «С. К.», что определенно расшифровывалось как «Советская Культура». Такие же буквы были вышиты на карманах уютных пижам.
Но не только о комфорте подумали устроители, они позаботились и о творческом процессе. В купе имелись две портативные пишущие машинки, огромное количество отточенных карандашей, чернильницы-непроливашки, ручки с первоклассными английскими перьями и, конечно, бумага, блокноты разного формата…
Другие вагоны были тоже купе, но на четыре человека – для менее заслуженных деятелей, естественно и начинка купе была скромнее, за исключением тапочек, и, наконец, третий вариант – самый скромный, для пока еще падающей надежды творческой братии, с неизменными тапочками красующиеся буквами «С. К.».
Конец ознакомительного фрагмента.
