При одном воспоминании о ней мэр едва не заскрежетал зубами. Эта строптивая девчонка, семь лет назад посмевшая сказать ему «нет», слово, которого Игнатий Петрович уже очень давно не слышал, предпочла голод, холод и прочие опасности большой дороги обеспеченной и комфортной жизни.
В последнем разговоре, когда он пригрозил, что не будет Ольге спокойной жизни в городе иначе, как в качестве его любовницы, та ответила, что расквитается с ним, и в тот же день покинула Университет, забрав с собой только оставшийся после смерти её отца автомат. С тех пор утекло немало воды, Игнатий Петрович уже давно выбросил её из головы, и вот тут-то, семь лет спустя, эта сука отомстила ему, попросту украв у него Пустынника — прежде безотказного и послушного работника.
Нет сомнений в том, что теперь этот недоумок Пустынник точно знает, что его использовали, и наверняка Ольга расписала всё это в особо мрачных тонах. И, может быть, очень скоро приберёт безмозглого сталкера к рукам. Хотя, наверное, уже прибрала, раз он сказал «мы обойдёмся».
Но больше всего Игнатий Петрович был зол на себя. Жадность и самое обычное упование на «и так сойдёт» — вот его ошибки. И недальновидность. Он разве не знал, что Пустынник одинок? Знал. Стоило подсунуть ему какую-нибудь хорошо выдрессированную девку — и дело было бы в шляпе. Да только кто ж мог подумать, что вот так вот выйдет? А теперь пересеклись где-то в ледяной пустыне пути голодного до женщин недоумка-сталкера и редкой суки, у которой талант вить из мужиков верёвки в крови — и привет. Золотой поток бесценных документов и данных, который сам плыл в руки, прервался.
Игнатий Петрович задушил бы Ольгу собственными руками, если б мог. Ещё семь лет назад задушил бы, знай он наперёд, что случится. Но теперь уже поздно. Она, поди, опытная головорезка, не зря же прозвище «Рысь» дали, а за спиной у Пустынника ей тем более не страшен ни Игнатий Петрович, ни его люди: никто из них не согласится иметь дело с ненормальным психом Пустынником. Да и толку — убить Ольгу значит сделать сталкера своим врагом, что недопустимо. Вот если бы втихаря, несчастный случай организовать или как-то так… Но и Ольга тоже наверняка готова к таким штучкам.
— В общем, Святослав Иванович, Пустынник нашёл себе подружку, и теперь она интересует его больше, чем работа. Понимаете, о чём я? — вздохнул мэр.
Лицо Звягинцева потемнело. Наверняка он просто не в состоянии понять, как можно променять участие в экспедиции, невероятно важной для всего человечества, на плотские утехи, подумал Игнатий Петрович. Сухарь сухарём, что тут еще скажешь?
— Тогда, может, стоит хотя бы раз заплатить ему по совести, а? — ехидно сказал Звягинцев.
— Будете, именно так ему и будете платить, — грустно сказал мэр, — потому что сказка, в которой вы получали всё, что хотели, из Москвы и не только, практически даром, закончилась. Я знаю, кто его подружка, и будьте уверены: она не упустит своего. Если Пустынник ещё и согласится когда-нибудь пойти в рейд — это будет очень дорого.
— А нельзя ли как-то решить вопрос с нею? Дать отступного, чтобы оставила его в покое?
— Вы сами поняли что сказали? — ухмыльнулся Игнатий Петрович, — зачем ей отступные? Пустынник достанет для неё что угодно из самых опасных дебрей мёртвых городов. Или она просто будет сама принимать заказы. И договориться с нею не выйдет — эта стерва сделает что угодно, чтобы насолить мне.
— Понятно, — желчно подытожил Звягинцев, — ещё один человек, с которым вы нехорошо обошлись. Вы и не заметили, как превратили множество людей в своих врагов, и всё ради личной выгоды. А теперь самое важное дело и в вашей жизни, и в моей идёт прахом. Вы хоть понимаете, что без Пустынника мы не справимся? Как только люди узнают, что его не будет — разбегутся. Вы должны решить проблему любой ценой! Пустынник должен быть в составе экспедиции!
В этот момент в дверь заглянула секретарша Звягинцева:
— Святослав Иванович, тут к вам пришёл сталкер, насчёт работы.
— Верочка, я же занят, — с укоризной произнёс ректор.
— Я знаю, но этот ищет самую трудную работу.
— На ловца и зверь бежит, — хмыкнул Игнатий Петрович и распорядился: — зови давай.
* * *
Макс прошел мимо здоровенного детины с автоматом на плече, толкнул дверь и вошёл в кабинет Звягинцева. Хозяин кабинета, худощавый старик лет шестидесяти, в белом халате, очках, с седой треугольной бородкой, сидел за своим столом, напротив него расположился Ставрицкий, мэр города, согласно титулу, а на деле — прожженный делец, мошенник, спекулянт, властолюбец и просто редкая сволочь. Верзила у двери — телохранитель, ясное дело. Какой же надо быть тварью, чтобы бояться ходить без охраны в собственном городе?
— Здравствуйте, Святослав Иванович. Я к вам насчёт работы, — Макс сделал вид, что не заметил Игнатия Петровича.
Он пробежался глазами по обстановке. Несколько карт на стенах, прямо поверх пары прекрасных картин, листы с записями, заваленный бумагами чайный столик, стопки справочников на полу у стены. Так не похоже на педантичного старика. Видимо, Звягинцев работает над чем-то очень важным, и времени на педантичность уже не хватает.
— Здрасте. Максим Светлов, если не ошибаюсь?
— Он самый, — Шрайк не удивился, что его назвали по имени. Ему случилось однажды поработать на ректора, а память у старика ещё та.
— Верочка сказала мне, вас интересует особый контракт?
— Именно. Что-нибудь вроде одиночного рейда в Москву.
Звягинцев поправил на носу очки и пристально посмотрел на наёмника, а Ставрицкий пробасил:
— Никак, лавры Пустынника спать не дают?
— Второй месяц без сна, — с холодным, плохо скрытым сарказмом отрезал Шрайк.
— Молодой человек, а вы отдаёте себе отчёт в том, каковы ваши шансы? — осторожно поинтересовался учёный.
— Стремящиеся к нулю, но это мои проблемы.
— Ха, а он мне нравится! — возвестил Игнатий Петрович, — парень решил разбогатеть или умереть в попытке.
— Вы ошиблись, — презрительно ответил тот.
Звягинцев оценивающе посмотрел на Макса:
— Вы готовы, скажем, в одиночку пойти в Москву, отыскать там останки предыдущей группы, взять у них ретранслятор и ветрогенератор и установить их?
Шрайк моментально взвесил все плюсы и минусы. Устанавливать эту штуку его научат, ничего сложного. А вот то, что ему уже не нужно будет вернуться живым, существенно упрощает дело: контракт будет выполнен, если передатчик заработает.
— Вполне готов.
— И сколько вы хотите за это?
— Две дозы противохимерной сыворотки. Настоящей, само собой.
Звягинцев снял очки и протёр их, затем водрузил обратно.
— Полагаю, вы нам подходите. У меня нет никакого потерянного ретранслятора в Москве — я просто хотел оценить степень вашей суицидальности.
— Моей, простите, чего?
— Тяги к самоубийству, проще говоря. В общем, работа для самоубийцы у нас есть. Для целой команды самоубийц, точнее. Присаживайтесь, молодой человек.
Макс опустился в кресло. Превосходно. Работа есть, и Звягинцев готов платить. Хотя присутствие Ставрицкого — не самый хороший знак.
— Слушаю внимательно, Святослав Иванович.
— Я пока не могу сказать много. Мы отправляем экспедицию, от успеха которой зависит очень многое… точнее, все. Я бы сказал, это переломный момент. В случае неудачи человечество будет влачить своё нынешнее существование и дальше. В случае успеха переселение в более тёплые края станет реальным. Представляете себе значимость события?
— Вполне. Ещё я представляю себе, как обрадуются такому переселению алчущие.
Скепсис Макса вызвал на лице старого учёного самодовольную улыбку:
— Вот именно. Цель экспедиции — найти средство борьбы с ними. Мы уже давно готовились к ней, но только сегодня получили точные координаты лаборатории, где это средство было разработано восемьдесят лет назад.
— Документы… Шифровка в прозрачной папке! — осенило Макса, — так вот из-за чего был весь этот сыр-бор…
— А, так вы даже участвовали в операции по возвращению этих данных? Уверяю вас, это было самое великое ваше деяние за всю жизнь… до этого момента. Теперь у вас есть возможность принять участие в ещё более важном деле. Вы будете охранником в экспедиции на юг, в эту заброшенную лабораторию.
— И далеко туда?
— Около тысячи двухсот километров.
— Тысяча двести километров на юг?? — не поверил ушам Макс, — это невозможно. Туда надо батальон посылать, и тогда кто-то, может быть, дойдёт. В любом случае, мне не подходит — в моём распоряжении один месяц и двадцать четыре дня.
— Ну так я и не говорил идти туда. Вы поедете, и не на однорогах, а на бронированном транспортном средстве…
— Считай что танк, — ухмыльнулся Ставрицкий, — броня, крупнокалиберные пулемёты, все дела…
