в округе, нежно держал ее за руку весь вечер и заказал для обоих телятину. Он много работал, чтобы заработать деньги на ужин и цветы. Но он впервые, надев дорогой костюм и приехав на «Кадиллаке», захотел признаться Джули, что наша семья хорошо обеспечена.
Вскоре после выпускного привязанность Криса к Джули стала еще сильнее. Он начал серьезно обсуждать с ней будущее, все то, что он хотел с ней разделить, включая путешествие на Аляску – его это увлекало с тех пор, как он в детстве прочел книги Джека Лондона. Он посоветовал ей прочитать «Зов предков» и описал приключения, в которые он хотел бы отправиться вместе с ней. Он сказал ей, что любит ее и скучает по ней, когда они в разлуке.
Этого оказалось слишком много, слишком рано, и Джули порвала с ним. Сидя в желтом «Датсуне» Криса возле дома своих родителей, она сказала, что хочет встречаться с другими людьми, что она просто не готова к таким серьезным отношениям, каких хочет он. Он сорвался на нее. «Ты реально такая же, как все остальные девушки, Джули! – сказал он ей со всей злостью. – Не могу поверить, что считал тебя другой!»
Но как только тирада стихла, он притянул ее к себе и крепко обнял. Целых пять минут он держал ее в объятиях. Потом он отпустил ее и больше никогда с ней не разговаривал.
Я узнала об этом только много лет спустя, когда Джули рассказала мне всю историю. Я никогда не задавала Крису вопросов об их отношениях – это было бы слишком странно. Но я заметила, что с ней он вел себя иначе, чем большинство парней со своими подружками. В его походке не было напыщенности, когда они гуляли вместе, он просто выглядел уверенным и довольным.
Так что я узнала о расставании Криса и Джули так же, как и все остальные, – из слухов. Мне даже не приходило в голову спросить его, расстроен ли он. Он был моим старшим братом, моей силой, и, конечно, с ним все было в порядке. С ним всегда все было в порядке. Единственный раз я заметила в нем слабость в детстве, после долгого дня на пляже. Ему было лет десять, и он только закончил длинную пробежку. Наперегонки с закатом, он был настолько полон решимости закончить песчаную гору в одиночку – замки из песка были слишком формальными, на его вкус, – что он не уходил, хоть ему и становилось холодно, и, дрожа, насыпал песок все выше и выше, пока высота его не устроила. Образ его трясущегося тела остается таким ярким: на нем был темно-синий купальный костюм с белой отделкой и ожерелье из ракушек. Он не жаловался на холод, но я видела, что у него стучат зубы, как и боль в его глазах. Мне было неловко видеть в нем хоть какую-то слабость. Мне было ужасно неприятно. Мне было неприятно осознавать, что ему некомфортно и что я не могу ему помочь.
Я начала обратный отсчет. Еще три недели с Крисом, потом две, затем выпускной и последняя семейная поездка в Колорадо, на этот раз на свадьбу Стейси.
Когда наши братья и сестры подросли и перестали так часто приезжать в Вирджинию, родители стали брать нас с Крисом в Колорадо в гости и часто возили кого-то из нас на горнолыжные курорты. В течение нескольких сезонов Шона и Шелли жили и работали в горнолыжном городке под названием Кистоун, убирали кондоминиумы и домики в перерывах между приемом гостей. Шона встречалась с сыном священника по имени Джим, которого я считала симпатичным с его короткими, выгоревшими на солнце светлыми волосами и темными усами. Однажды Шеннон, Крис, Куинн и я отправились покататься с Джимом. Мы с братьями научились кататься на лыжах в раннем возрасте и провели достаточно времени именно на этих склонах, чтобы наша чрезмерная самоуверенность не доставила нам неприятностей, а Крису нравилось, что рядом есть братья, с которыми можно порезвиться для разнообразия. Ребятам нравилось отыскивать свежий пухляк, пробираясь через обширные заросли деревьев от одной тропы к другой, и хотя мне казалось, что сердце подпрыгивает в груди при попытке угнаться за ними, я хотела держаться стойко, поэтому шла позади, все время задерживая дыхание, пока не выбиралась наружу, где они ждали меня по другую сторону высокой линии сосен и осин. Джим шел позади, чтобы убедиться, что у нас все в порядке. Он двигался, как опытный лыжник, и мне нравилось наблюдать за ритмом его легких движений, рассекающих снег. В какой-то момент, когда мы все остановились и обсуждали, куда ехать дальше, Джим заметил один подъем на склоне у крутого края. На горе было не так много людей, и Джим поспорил с нами, что сможет прыгнуть.
Он сказал ребятам спускаться дальше, чтобы проверить обстановку и убедиться, что тропа свободна. Когда они показали Джиму, чтобы он начинал, он воткнул палки и отпрыгнул в сторону, затем несколько раз скользнул лыжами из стороны в сторону, чтобы набрать скорость, и полетел вниз по склону. Он набрал максимальную скорость и взмыл в воздух, зависнув в воздухе, но тут я услышала жуткий вопль, в котором не было ни капли радости. Я не видела, где приземлился Джим, и не видела, что он продолжает двигаться вниз по склону. Куинн и Крис закричали: «Вот дерьмо!»
Шеннон посмотрела на Куинна и Криса, потом на меня и, поднявшись на гору, объявила совершенно будничным тоном, каким мальчики справляются с такими ситуациями: «Он не двигается. Похоже, он мертв». Я не видела глаз Шеннон через очки, чтобы понять, говорит ли она серьезно или нет, но Крис и Куинн быстро направили лыжи вниз по склону и помчались к месту, где лежал Джим. «Вот дерьмо! Мы убили парня Шоны!» – вырвалось у меня, когда я начала спускаться с горы.
К тому времени, когда мы добрались до Джима, он уже сидел и смеялся, хотя и обвинял нас в том, что мы пытались убить его, чтобы отвадить от сестры. Несколько лет спустя на свадьбе Джима и Шоны мы все согласились, что рады, что Джим выжил.
В знаменательный день Стейси отец Марсии пригласил маму и папу выпить перед церемонией. Его приглашение выглядело невинным, но как только все уселись, он устроил папе презрительный экскурс в прошлое. Напоминания о папином прошлом с Марсией привели маму в ярость, и к моменту прибытия в церковь родители сильно поссорились.
Стейси сияла и была прекрасна, когда
