стояла перед женихом Робом у алтаря. Он был очень умным студентом колледжа и даже казался мне немного чудаковатым. Его полное и нежное сердце хорошо подходило израненному сердцу Стейси. Он всегда был мил и внимателен к ней, замечал мелочи, которые могли омрачить ее улыбку.
С таким большим и сложным семейством, собравшимся в проходе, Роб держал Стейси за руку и смотрел ей в глаза, пока недоумевающий фотограф расспрашивал ее о том, кто куда идет во время семейной съемки. Роб положил руку на ее талию и притянул поближе к себе, когда была предпринята попытка сделать традиционную фотографию с родителями.
Напряженность захлестнула свадьбу, но Стейси держалась выше всего этого и не позволяла испортить ее день. Папа кричал на Криса, чтобы тот спел для гостей, но Крис не хотел выступать перед родителями в тот день. Мама дулась, все еще сердитая из-за встречи с отцом Марсии.
Такие масштабные семейные мероприятия предсказуемо вызывали дискомфорт. Желая сохранить легкость настроения, Сэм пронес на церемонию бутылку текилы, которую мои старшие братья и сестры передавали туда-сюда в перерывах между выходом на танцпол, чтобы станцевать польку. Мне нравилось смотреть, как дети Марсии веселятся и смеются. Подмечая то, как они подтрунивают друг над другом, я много размышляла о том, что они думают обо мне. С Крисом я меньше стеснялась. С ним я могла быть целиком и полностью самой собой. Когда торжество закончилось и я наблюдала, как Стейси и Роб прощаются с гостями, я думала только о предстоящем отъезде брата.
Как только мы вернулись из Колорадо, Крис уехал в летнее приключение на своем «Датсуне». Он сказал, что вернется как раз вовремя, чтобы собрать вещи и уехать в колледж в Эмори. Когда мы прощались, он долго обнимал меня, а потом посмотрел в глаза.
– Береги себя, – сказал он. После этого он уехал.
Сначала отсутствие Криса казалось чем-то нереальным. Когда я вошла в дом после его отъезда, все выглядело точно так же. Подушки на диване были разложены так же, как и раньше, а Бак по-прежнему дремал в том же углу. Но все стало другим. Между мной и родителями изменились отношения, и эти изменения были так же ощутимы, как если бы все стены и мебель выкрасили в красный цвет. Но у меня хотя бы был Джимми, и мне не нужно было беспокоиться о назойливых шутках Криса о том, что я слишком быстро влюбилась, или о его скептическом отношении к тому, что Джимми ожидает получить от этих отношений.
Джимми любил машины и плюс ко всему был рукастым парнем. Он ездил на черном «Шевроле Монте Карло» 1972 года, который сам отремонтировал. У моего отца, который тоже любил машины, в молодости был старый кабриолет GTO. Он ценил трудолюбие Джимми в качестве механика. Но он неоднократно предостерегал, что мне не видать успеха в жизни, если я не выйду замуж за человека достойной профессии с большой зарплатой. Как-то раз, когда отец захотел выпендриться, он решил оплатить нам с Джимми ремонт одной машины.
Джимми нашел кабриолет Stingray 1969 года, который прозябал в ветхом сарае, и мы вместе взялись за его спасение. Корвет достался нам недорого, потому что он был не на ходу и нуждался в капитальном ремонте кузова и покраске. Мы с Джимми занимались машиной каждый день все лето в гараже его дома, разбирая и обновляя ее двигатель, восстанавливая заднюю часть и четырехступенчатую коробку передач. Он проверил меня на знание запчастей, научил тому, как они взаимодействуют, и пришел к выводу, что я крутая девчонка, раз не боюсь грязной работы. Хотя мой интерес к автомобилям и возник из желания проводить с ним время, по мере восстановления «вета» я влюбилась в сам процесс возвращения к жизни того, что было сломано и испорчено. А уж его механика стала для меня просто находкой. Наблюдать за сборкой машины было все равно что соединить два моих любимых школьных предмета – математику и музыку – в осязаемой форме.
Однажды в конце лета я осталась у Джимми до позднего вечера. Мы возились с задним дифференциалом. Почти стемнело, когда Джимми отвез меня домой. Не успели мы переехать через холм на Уиллет-драйв, как я увидела старый желтый «Датсун» на подъездной дорожке.
– О боже! Крис дома! – Джимми едва успел остановиться, как я выскочила из машины. Я вбежала внутрь, поднялась по лестнице и вломилась в комнату Криса. Он так крепко спал, что даже не вздрогнул. Я тихо подошла к его кровати. Он сильно похудел и отрастил настоящую бороду, что придавало ему изможденный вид. Я задумалась, не так ли выглядел Иисус после того, как его распяли на кресте.
Позже в тот же вечер он рассказал мне о своих приключениях, пока распаковывал рюкзак. Он расставлял на столе консервы с обычными черно-белыми этикетками и рассказывал о том, как долго ехал на запад, о походах вдоль тихоокеанского побережья, о последнем походе по пустыне Мохаве, о том, как он разносил еду нуждающимся. Что это были за люди и как он их находил, я не знала, потому что была слишком занята банками, чтобы еще и о чем-то спрашивать. Никогда прежде я не видела ничего подобного. В этих упаковках не было ничего коммерчески привлекательного, ни броских лозунгов, ни запоминающихся картинок. Это была просто… еда.
Эта поездка была не из тех, в которые я бы хотела вписаться, для меня идеальный вариант путешествия после окончания школы – пить «Маргариту» на пляже во Флориде. Но меня совсем не удивляло, что Крис в одиночку отправился в путешествие через Мохаве, разнося еду людям, которые в ней нуждались. Просто в этом был весь Крис. Наши родители этого не понимали. Мама, конечно, тут же побежала на кухню и приготовила все, что только можно, чтобы откормить сына, но я не услышала фразы: «Мы так за тебя волновались». Вместо этого Крис выслушал лекцию о том споре с папой перед отъездом: «Кем ты себя возомнил, раз уехал, не сказав, куда именно? Ты сказал, что позвонишь, и не позвонил. Ты сказал, что вернешься в назначенный день, но так и не объявился до сегодняшнего дня».
Я знала, что они раздражают Криса, но еще я знала, что его волновало что-то другое.
Удар по его психике был для меня столь же очевиден, как и сброшенный вес.
Но я не стала выпытывать у него, в чем дело, – сам расскажет, если захочет.
– Ты в
