Очевидная марксистская аксиома, а именно то, что до созревания предпосылок всемирной коммунистической революции всякая пролетарская революция и пролетарская власть есть явления местные, ограниченные, не ведущие непосредственно к коммунизму и подходить к ним нужно с величайшей осторожностью, долгое время признавалась и В.И. Лениным. Размышляя над термином “завершение буржуазно-демократической революции”, в работе “Заметки публициста” он писал: “Если его употребляют в широком смысле, то под ним разумеют решение объективных исторических задач буржуазной революции, “завершение” ее, то есть устранение самой почвы, способной родить буржуазную революцию, завершение всего цикла буржуазных революций. В этом смысле, например, во Франции буржуазно-демократическая революция завершена была лишь 1871 годом (а начата в 1789 г.). Если же употребляют слово в узком смысле, то имеют в виду революцию отдельную, одну из буржуазных революций, одну из “волн”, если хотите, которая бьет старый режим, но не добивает его, не устраняет почвы для следующих буржуазных революций” (Ленин, ПСС, т. 19, с. 246-247). Еще ранее, в 1908 г., реферируя свою книгу “Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 гг.” для журнала польских марксистов “Социал-демократическое обозрение”, В.И. Ленин так изложил свою точку зрения: “Наша революция есть буржуазная революция именно потому, что в ней борьба идет не между социализмом и капитализмом, а между двумя формами капитализма, двумя путями его развития, двумя формами буржуазно-демократических учреждений. И Монархия октябристов или кадетов есть “относительная” буржуазная “демократия” с точки зрения меньшевика Новоседского. И пролетарско-крестьянская республика есть буржуазная демократия” (Ленин, ПСС, т. 17, с. 167).
Итак, коммунизм невозможен без уничтожения условий, постоянно воспроизводящих старый строй, в том числе национализм.
Выбор сделан!
У современных российских коммунистов при этом выбор невелик. Дело в том, что анализ социально-экономических и политических процессов показывает, что в России сейчас назревает национально-демократическая революция, главнейшими задачами которой могут стать устранение экономического либерализма и утверждение независимого от США госкапиталистического строя по типу НЭПа, устранение социального либерализма и развитие социального государства, расширение демократических свобод. В связи с этим никакого непосредственного продвижения к социализму в России в ближайшей перспективе не произойдет, ибо социализм посткапиталистический (действительный социализм), в отличие от государственного социализма, предполагает бестоварное (нерыночное) творческое самоуправление коллективов и всего общества на основе постиндустриальной техники и технологии, введенное во всемирном масштабе. Да и можно ли вообще говорить о переходе к социализму в условиях деградации индустриальных производительных сил?
В этой ситуации у левых организаций есть небольшой выбор. Первое. Выйти из борьбы, сохранив идейную чистоту, и исчезнуть как активная политическая сила. Второе. Влиться в русло национально-демократического движения и постараться насытить ее содержание социальными задачами, что с большой степенью вероятности приведет к политическому перерождению левых. Это очень хорошо понимают националистические силы, которые сейчас очень активно вливаются в ряды КПРФ.«Они, по сути своей, - пишет о них один из новонационалистических рекрутов КПРФ Д. Усов, - стали приливом новой здоровой крови, способной, как мощный катализатор, дать новый импульс в развитии и пропаганде всего оппозиционного движения в России, и КПРФ как консолидирующей партии» (Усов Д. «Почему патриоты вступают в КПРФ» // «Минуты века». 2009, №1). Что тут сказать? Пожалуй, только вечное: «Товарищи члены КПРФ, бойтесь данайцев, дары приносящих!»
Можно левым, конечно, сделать и третье – назвать национально-демократическую революцию социалистической и мобилизовать массы под ее лозунгами. Но готовы ли к этому левые силы? Ведь последние годы они только призывали к борьбе, но не делали самого главного – не готовили социальную базу, способную и готовую пойти на борьбу без всяких призывов.
В свете всего вышесказанного русский вопрос, поставленный руководством КПРФ, приобретает прямо-таки судьбоносное значение. Включив его в свой арсенал, лидеры партии осуществили гениальный с тактической и провальный со стратегической точки зрения политический ход. В итоге: партия выживает, но исчезает. Такая вот диалектика.
В.В. ВОЛКОВ
ИСТОРИЯ
НАШ ЛЕДОКОЛЬНЫЙ ФЛОТ
Две трети границ Советского Союза омывается морями. В нашей стране 21 тысяча рек и 11 тысяч озер и многие из них судоходны. Все моря и большая часть рек и озер на разные сроки замерзают, что нарушает плавание судов. Поэтому вполне закономерно, что именно в России впервые возникла идея создания кораблей, предназначенных для прокладки во льдах канала и проводки по нему обычных транспортных судов. Ледовый покров, состоящий из отдельных плавающих льдин, научились преодолевать давно. Русские поморы издавна умели строить специальные суда - кочи, приспособленные для этого. На них они посещали Новую Землю, Шпицберген, а в средние века, когда климат в Арктике был более теплым, и Землю Франца-Иосифа (официально считается, что ее открыла австро-венгерская экспедиция в 1873 г.). В XIX веке началось применение паровой машины на море, и это позволило оказывать активное воздействие на сплошной лед. В 1864 г. изобретатель М.Ю. Бритнев создаёт первый в мире пароход, способный ломать лед, который назывался «Пайлот». Маленький пароходик с машинной мощностью в 60 л.с. разрушал тонкий лед на линии Кронштадт-Ораниен-баум. Впоследствии появилось еще нес-колько портовых ледоколов. В 1891 г. построено аналогичное судно мощностью 700 л.с. для Николаевского порта, а в 1892 г. с двигателем в 3500 л.с. для Владивостокского, причем с вводом этого ледокола во Владивостоке открылась круглогодичная навигация. Появились паромы-ледоколы на Волге и Байкале, но это были маломощные суда, абсолютно непригодные к работе в полярных широтах.
Чтобы сделать важное изобретение, нужны не только технические и экономические предпосылки, одного этого мало. Необходим человек, который по широте кругозора, оригинальности научно-технического мышления и организаторским способностям может разработать принципиально новое инженерное сооружение, убедить руководство в его строительстве и успешно применить свою разработку в эксплуатации. Таким человеком и явился адмирал Степан Осипович Макаров - создатель первого в мире арктического ледокола. Макаров реализовал себя как выдающийся ученый сразу в 4 дисциплинах:
1. Тактике морского боя.
2. В судостроении.
3. В артиллерии.
4. В океанологии.
В области судостроения адмирал предложил принципиально новый тип корабля и предусмотрел на нём гигантскую по тем временам паровую машину мощностью в 10 000 л.с. Однако его новаторство заключалось не только в этом. Все полярные исследователи считали, что для плавания в Арктике пригодны только деревянные суда, а Макаров настаивал на постройке стального цельнометаллического ледокола. Он планировал построить два однотипных судна, но царь, в целях экономии, разрешил строительство только одного, который получил название «Ермак». Строительство велось в Англии, так как русские заводы были заняты плановыми военными заказами, но руководил им сам Макаров. «Ермак» имел водоизмещение 8700 тонн, скорость 12 узлов, мощность энергетической установки 10 000 л.с. Энергетическая установка состояла из 4-х паровых машин (каждая мощностью 2500 л.с., 3 из них располагались сзади и одна спереди). Носовой винт должен был откачивать воду из-подо льда перед ледоколом. Это облегчало разрушение льда. Однако впоследствии от носовой установки пришлось отказаться, так как она ломалась о толстый лед. Носовой винт эффективен на Великих озёрах в США. На «Ермаке» впервые были применены дифферентные и креновые цистерны. Судно могло принять на борт 3000 тонн угля. По всему кораблю проходила спасательная магистраль, сообщавшаяся с каждым отсеком автоматическими клапанами. Таким образом, в случае пробоины из каждого отсека можно было эффективно откачивать воду. Для погрузки топлива и других видов снабжения на судне установили 4 паровых крана и еще 2 крана мощностью в 4 и 7 тонн для спуска катера и баркаса. Оборудовали баню с парилкой.
20 февраля 1899 г. была завершена приемка судна, а 1 марта состоялась первая встреча с балтийскими льдами. «Ермак» ломал лед, как нож режет масло. На пути повстречали рыбаков. Их изумлению не было конца, и они бежали за ледоколом, как некогда люди гнались за первым паровозом. 4 марта судно пришло в Кронштадт. Весь город высыпал на берег, чтобы увидеть необычное плавающее сооружение. Ледокол легко освободил все корабли, застрявшие в Кронштадтском, а затем и Ревельском портах. Это была победа человека над природой.
