— Что — все?
— Все. — Он протянул через стол руку и сжал ее пальцы. — Давай пустим пленку обратно и вернемся к началу.
Она смотрела на него, не осмеливаясь что-либо сказать. Позволила погладить себя по руке, ответила тем же сама. И долго подыскивала подходящую реплику.
— Ты забываешь, как называется фильм. «Возврата нет». Сияющий официант уже спешил к ним за автографами, размахивая меню.
4— С ума сошел! — смеялась она, упираясь, но все же позволяя себя тащить. — Они же там все озвереют.
Он довел ее за руку до причала и ускорил шаг.
— Ну и пусть. Это нашему нахалу только на пользу. Ожидание способствует вдохновению.
На катере оказалось человек десять, не больше, — кто-то спустился вниз, остальные заняли железные сиденья на корме. Что все они местные, было ясно по одежде и естественности, с какой они ощущали себя на борту: явно этот вид транспорта был для них привычным. Три женщины весело болтали, держа пластиковые пакеты с названием большого универмага — видно, приезжали за покупками из деревенек на берегу залива. Кондуктор, компостировавший билеты, был одет в голубые брюки и белую рубашку с эмблемой компании на кармашке. Они спросили, сколько времени займет путешествие туда и обратно. Кондуктор, молодой человек со светлыми усиками и ярко выраженным местным акцентом, обвел широким жестом залив и перечислил деревни, где пристает этот катер.
— Часа полтора, не меньше. Но если вы спешите, из первой деревни, едва мы пришвартуемся, отойдет встречный катер, и он будет здесь через сорок минут. — Он указал на гроздь освещенных солнцем белых домиков справа по берегу.
Она все еще пребывала в нерешительности, но было видно, что поездка эта очень ее соблазняет.
— Они же просто озвереют, — повторила она. — Ведь сегодня собирались закончить.
Пожав плечами, он беспечно махнул рукой.
— Ну не сегодня, так завтра, оплата ведь аккордная, даже лучше, если задержимся на день.
— Завтра самолет на Нью-Йорк, — сказала она, — и место уже заказано, и дочка ждет.
— Решайтесь, синьора, — вежливо поторопил ее кондуктор. — Нам пора сниматься с якоря.
Катер дал два гудка, и матрос на причале стал отвязывать канат. Кондуктор вынул книжечку и протянул им два билета.
— На носу вам будет удобней, — посоветовал он, — там ветерок, зато не так качает.
Железные сиденья здесь были все свободны, но они облокотились о невысокие перильца, чтобы полюбоваться пейзажем. Катер проворно отчалил и пошел полным ходом. Поселок вмиг отдалился, обнаружив строго геометрическую и полную изящества планировку старых домов, расположенных в неожиданном и логичном порядке.
— С моря земля красивей, — заметила она. Волосы ее трепал ветер, щеки порозовели.
— Красивей всех ты, — откликнулся он, — на море, на земле, везде.
Она засмеялась и стала рыться в сумке — должно быть, в поисках платка, чтобы повязать на голову.
— Ты стал ужасно галантным, раньше таким не был.
— Раньше я был глуп, глуп и инфантилен.
— А мне кажется, сейчас ты инфантильнее, — заметила она, — прости, но я правда так думаю.
— Да нет, — возразил он, — ты ошибаешься, просто старше. — Он бросил на нее озабоченный взгляд. — Только не говори, что я старый.
— Нет, — успокоила она, — не старый. Однако дело не только в этом.
Она достала из сумочки черепаховый портсигар, вынула сигарету. Он сложил руки лодочкой, защищая спичку от ветра. Небо теперь было ярко-голубым, хотя от горизонта поднималась темная завеса и море потемнело до глубокой синевы. Первая из прибрежных деревень стремительно приближалась. Уже четко вырисовывалась розовая колокольня с белым куполом, похожим на безе. Стая голубей поднялась с крыш и, описав широкую дугу, повернула к морю.
— Наверно, жизнь там прекрасна и проста, — заметил он.
Она с улыбкой кивнула.
— Наверно — потому, что она чужая.
Она разглядела встречный катерок, стоявший в крошечном порту, — старенький, похожий на буксир. При появлении их катера он в знак приветствия дал три гудка. Несколько человек сгрудились на причале в ожидании посадки. Девочка в желтом, держась за руку женщины, без устали подпрыгивала, как пичужка.
— Вот чего бы я хотел, — сказал он некстати. — Жить чужой жизнью. — По ее глазам он понял, что выразился туманно, и стал объяснять: — Жить счастливо, не так, как мы, той жизнью, какую мы себе вообразили, глядя на ту деревушку. — Он взял ее за руки, повернул к себе и долго, пристально всматривался в ее глаза, не говоря ни слова.
Она мягко высвободилась и быстро его поцеловала.
— Эдди, — нежно произнесла она, — милый Эдди! — Потом взяла его под руку и потянула к уже подготовленным для спуска на берег сходням. — Ты большой актер, — сказала она, — настоящий большой актер. — Голос у нее был веселый, полный жизни.
— Но я вправду это чувствую, — неуверенно запротестовал он, послушно двигаясь за ней к выходу.
— Конечно, вправду, — отозвалась она. — Как все настоящие актеры.
5Поезд остановился с резким скрежетом, весь в клубах пара. Окошко одного купе опустилось, и в нем показались пять девичьих головок. Были среди них крашеные блондинки, с локонами по плечам и завитками на лбу. Они наперебой весело защебетали:
— Эльза! Эльза!
Одна, огненно-рыжая, с зеленым бантом в волосах, крикнула остальным:
— Вот она! — и свесилась из окошка, энергично размахивая руками.
Эльза, прибавив шаг, подошла, радостно коснулась протянутых навстречу ей рук.
— Коринна! — воскликнула она, обращаясь к рыжеволосой. — Что ты с собой сделала?
— А Саверио нравится! — рассмеялась Коринна, подмигнув и кивая на кого-то, кто, видимо, сидел в купе. — Ну поднимайся скорей, или так и будешь там стоять? — пропищала она. И вдруг взвизгнула: — Ой, девочки, да тут Рудольф Валентино!
Все девушки высунулись и замахали руками, стараясь привлечь внимание того, на кого указывала Коринна. Эдди был вынужден выйти из-за щита с расписанием и направиться к ним по перрону, надвинув шляпу по самые глаза. В это время в кованые ворота вошли двое немецких солдат и направились к будке начальника. Через несколько секунд начальник вышел с красным флажком и двинулся к паровозу быстрым шагом, подчеркивавшим неуклюжесть его тучной фигуры. Солдаты встали перед будкой, как на посту. Девушки умолкли и озабоченно следили за происходящим. Поставив чемоданчик на землю, Эльза растерянно оглянулась на Эдди. Он знаком велел ей идти дальше, а сам уселся на скамейку под рекламой побережья, вынул из кармана газету и заслонился ею.
Наблюдавшая за этим Коринна, кажется, все поняла.
— Ну, дорогая моя, — крикнула она, — будешь ты садиться или нет?! — Она игриво помахала смотревшим на нее солдатам и одарила их ослепительной улыбкой. Начальник станции возвращался обратно, держа под мышкой свернутый в трубку флажок, и Коринна поинтересовалась у него, что происходит.
— Попробуй разбери, — ответил, пожимая плечами, толстяк, — похоже, отправление задерживается еще на четверть часа, а почему — не знаю, таков приказ.
— A-а, ну тогда мы можем выйти немного размяться, правда, девочки? — радостно пискнула Коринна и вмиг оказалась внизу, а следом за ней и остальные. — Ты поднимайся, — поравнявшись с Эльзой, шепнула она, — а уж мы сумеем их отвлечь.
Девушки, пройдя мимо солдат, направились в противоположную сторону от Эдди.
— А что, буфета здесь нет? — глядя по сторонам, громко спросила Коринна. Она, как никто, умела привлечь к себе внимание, вызывающе покачивая бедрами и сумочкой через плечо. На ней было облегающее цветастое платье и босоножки на пробковой подошве. — Ой, море! — воскликнула она. — Девочки, смотрите, какое море, ну разве не чудо! — Театрально облокотившись на фонарь, она поднесла руку к губам, и выражение лица у нее стало совсем детское. — Будь у меня купальник, не посмотрела бы, что осень.
Коринна тряхнула головой, и грива рыжих локонов разметалась по плечам. Солдаты, остолбенев, не сводили с нее глаз. И тут девушку осенило. Может быть, идею подал ей тот фонарь или просто безвыходность ситуации, всегда подсказывающая наилучшие решения. Она спустила бретели платья, обнажив плечи, прижалась спиной к фонарю, лукаво прищурясь, обвела взглядом окрестности, как будто всю природу брала в сообщники, и обратилась к воображаемой публике:
— Эту песню поет весь мир! Даже наши враги! — Повернувшись к другим девушкам, Коринна хлопнула в ладоши. (Это был явно один из номеров представления, так как девушки стали в ряд по стойке «смирно», маршируя на месте и отдавая честь.) Держась одной рукой за фонарный столб, Коринна грациозными шажками описала вокруг него оборот. Юбка ее вздернулась, оголив ноги. — Vor der Kaserne vor dem grossen Tor stand eine Laterne, und steht sie noch davor… so wolln wir uns da wiedersehen, bei der Laterne wolln wir stehn wie einst, Lili Marleen, wie einst, Lili Marleen[34].
