Сопровождавшие меня «бойцы» попросили обождать минуточку (даже присеть было некуда!), а сами скрылись за дверью с несчастливым числом на коричневой обивке. Хотя для кого как – у всех людей разные покровители…
Предложенная минуточка довольно быстро повторилась пятитикратно, а потом и еще столько же. Очень даже понятно: связно изложить происшедшие события было бы несложно, если не упоминать про обвинения прогуливавшей занятия школьницы Людмилы и не повторять глупости её маменьки Василисы. Судя по временным затратам, про всё это не просто упомянули, а рассказали в подробностях.
Наконец, дверь приоткрылась, и меня пригласили войти.
Одного взгляда, брошенного на скромную обстановку небольшой комнаты, мне хватило, чтобы понять: подполковнику Григуленко оставалось быть в доблестных милицейских рядах не так уж и долго. Что, впрочем, не делало его менее опасным: я почти ничего не знал ни о его делах, ни о связях – тут даже Ренате пришлось отступить. Правда, кое-что она всё-таки нашла.
А вот выглядел хозяин кабинета впечатляюще – хотя отнюдь не в положительном смысле. Одновременно крупный и приземистый, но без брюшка; с грушевидной щекастой головой при плотном ёжике темных волос с заметной сединой, он напоминал сразу и гоголевского Собакевича, и щедринского Угрюм-Бурчеева. Вопрос, чего в нём было больше: кулацкого корыстолюбия или солдафонской тупости?
Я подошел вплотную к его столу и вновь развернул своё удостоверение. К нему почти сразу протянули руку – мощную, ухватистую, похожую на пятипалую клешню, обтянутую кожей в багровых пятнах. Противиться не было смысла: захочет – отберёт.
Григорий Трофимович изучил мой документ очень внимательно и даже понюхал. Затем он несколько раз медленно и ритмично постучал им по столу, не сводя с меня своих маленьких, глубоко посаженных чёрных глаз. Скосил их чуть в сторону и сказал сотрудникам:
– Обождите внизу.
Когда за ними закрылась дверь, Григуленко указал мне на стул напротив и вновь погрузился в молчание. Я вдруг ощутил тревогу: в этом мужичке чувствовалась тяжёлая, злая сила, которую пока что контролировали. Стало быть, начинать разговор придется мне – не стоит задевать его значительность, реальную или мнимую.
Однако он меня опередил. Спокойным голосом, чуть ли не сочувствующе, сказал:
– Надо же: элитное подразделение, боевой офицер, правительственные награды… И вдруг вульгарный рэкет! Как же ты докатился до такой жизни?
Опасен. Очень. Как с ним держаться – пока непонятно.
– Деньги срочно понадобились, – как бы извиняясь, сообщил я. – Собираюсь вот в ваших краях якоря бросить. Стало быть, траты предстоят…
– Осесть у нас – это запросто, – согласно кивнул Григуленко. – В два счёта. И надолго. Только не в самом Ольгове, а малость севернее – скажем, близ поселка Болотинска. Там очень хорошее ИТУ имеется – можно сказать, образцово-показательное! «Ментовская зона» – как раз для тебя.
– Опомнитесь, уважаемый, – снисходительно бросил я, – да кто ж вам позволит меня тронуть? Я хоть и не Джеймс Бонд с лицензией на убийство, но по мелочи могу нарушать Закон без особых для себя последствий. Тем более, при таких щекотливых обстоятельствах, когда замараны и сами потерпевшие, и их покровители. Может, поговорим серьёзно и на перспективу?
– Насчет высоких материй чуток погодим – нужно сперва в нижних пределах разобраться, – подполковник внушительно покачал указательным пальцем. – В течение пары часов вот на этот стол ляжет заявление потерпевшего и рапорт моих парней – сам понимаешь, там может быть такая версия событий изложена, что твоё начальство крепко в темечке чесать начнёт. Свидетели против тебя имеются железные: и незаконное проникновение в чужое жильё подтвердят, и угрозы, и, собственно, избиение больного человека. Людку Пачулину с её бреднями по малолетству никто слушать не будет, сам понимаешь… Так что влип ты очень надёжно. Перенаглел малость, как в народе говорят.
– Но это ж второе счастье! – улыбнулся я. – Как тоже говорят в народе. А вообще умелец вы, Григорий Трофимович! Настоящий профи. Наверное, мастерски допросы вели, да? А уж как в Усть-Нельме вас побаивались! Помните?
Будь у меня нервы послабее – я бы точно отшатнулся назад. Потому как человек, сидевший напротив меня, враз исчез, и на его месте возник зверь в мундире. Помесь кабана с медведем.
Рената предупредила при подготовке, что этот лагерь республики Коми можно лишь упомянуть – и не больше. Вся информация: девять лет назад там произошёл кровавый бунт заключённых, который отрыгнулся служившему в лагерной администрации майору Григуленко сменой одной звезды средней величины на четыре маленькие. И никаких подробностей, ни малейших. Однако, судя по «ряду волшебных изменений милого лица», дело было грязное.
Мы смотрели друг на друга в упор, не отрываясь, минуты две, после чего я заметил:
– Вас по-прежнему тянет беседовать на грустные темы? Меня лично нисколько. Правда, насчёт веселья не обещаю, но настроение вам поднять могу. Если сойдёмся во мнениях, конечно.
Кабаньи черты из облика милейшего подполковника постепенно исчезали, зато медвежьего нисколько не уменьшилось. Очень похожим голосом мне рыкнули:
– Начинай, а я послушаю.
– Закурить можно?
– Можно козу на возу, но и то лишь с разрешения хозяина. Нет.
– А что так? У вас тоже туберкулёз? Как и у записного проходимца Евгения Пачулина?
Пора и мне характер показать. Иначе заломает, не ровен час.
Григуленко приподнял верхнюю губу, показав улыбку (зубы у него были мощные, белые и в полном порядке), затем спрятал её. Сказал спокойно:
– Как заметил некогда Монтень, беда не в том, если человек невзначай сморозит глупость – беда, когда он это делает торжественно… Впрочем, на первый раз забуду, но впредь дерзить не советую. Ты в моих владениях и провинился к тому же, а не наоборот.
– Очень сожалею, но беседа будет продолжена только на равных. Так что выбор за вами. Но в любом случае рекомендую магнитофонную запись не вести, если таковая ведётся. Это в ваших и только в ваших интересах.
Еще несколько минуток кануло в небытие при напряжённом молчании обеих сторон – меня прилично озадачило упоминание французского философа, а неожиданный его знаток, очевидно, размышлял над моим предупреждением. Наконец, он сунул, не глядя, руку в один из ящиков стола, и там что-то глухо щёлкнуло.
– Разумный подход, – похвалил я, – теперь можно приступать к главному. Итак, некоторое время тому назад в Ольгове была создана обычная коммерческая фирма «Посредник». Необычное же заключалось в том, что с самого начала её деятельность частично контролировала одна из государственных спецслужб – в детали вдаваться не буду, потому как сам знаком с первоначальным замыслом лишь в общих чертах. Отмечу, что задачи ставились чисто информационные. И вот настало время, когда к проекту было решено подключить и нас, то есть силовое ведомство. Фирму перерегистрировали под новым именем «Ли Ле Ло» – название абсолютно условное, вполне могли бы окрестить и «До Ре Ми»… Я – один из её сотрудников с особыми полномочиями, скажем так.
– Направление деятельности – криминал? – уточнил Григуленко. Я покачал головой:
– В очень малой степени. Главное – это присмотр за всевозможными сепаратистами и фундаменталистами.
– У нас с этим спокойно…
– Пока да. Однако многие критические трассы проходят именно через эту Автономию. Между прочим, – (тут я подался вперёд и понизил голос), – ваш Пачулин хранит у себя ваххабистскую литературу…
Подполковник вздрогнул, а затем снова полез в ящик стола – надо полагать, чтобы теперь отключить магнитофон на самом деле. Покончив с этим, он коротко ругнулся и сказал:
– Дурочку-то не гони…
– Не имею привычки этим заниматься. Не хотите ли обыск у него провести?
– Не хочу. Так вот, значит, какими методами вы работаете!
– Можно подумать, что у вас они другие! Или «стволы» и наркоту никогда не подбрасывали?
Григорий Трофимович снова выругался – теперь уже вполне разборчиво. Пожевал губами, посжимал кулаки. И молвил уже с заметной досадой:
– Ну на кой хрен вам Женька сдался? Или пора отчёт гнать наверх о геройски проделанной работе по внедрению и выявлению?
– Не угадали, – возразил я. – Вернее, забыли, что мы ведь ещё и коммерсанты! И в данном конкретном эпизоде выступаем по сути в качестве коллекторов – только реальных возможностей у нас побольше. Нефилов обратился к нам насчёт возврата долга за щедрые комиссионные – ну вот для Пачулина и настал момент истины.
– А ежели он с перепугу заяву прямо в прокуратуру настрочит?
– Сегодня вряд ли, – усмехнулся я. – Ему предстоят другие хлопоты…
