– Пожалуйста, святой отец, не ссорьтесь с ним, – сказала она.
– Он порядком напугал свою мать, – ответил отец Дули. – Вы-то понимаете, каково это.
– Конечно, святой отец.
Отец Дули усадил меня на пассажирское сиденье, но, прежде чем он закрыл дверь, Елена снова взмолилась:
– Святой отец, вы ведь все понимаете, правда? Здесь некого винить, некого!
Отец Дули прекрасно знал, что именно Елена заставила меня предложить свои услуги приходу Драгоценнейшей Крови Христовой. Он с первого взгляда распознал в ней ревностную католичку.
– Мы все отчасти виноваты, Елена, и сейчас, и всегда. Богу все ведомо, он знает, кого прощать. Помолимся, чтобы он вразумил нас, когда мы будем думать о случившемся. – Повернувшись ко мне, он уверенно прибавил: – И тебя, Эйден. – Елена кивнула. Прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, отец Дули продолжил: – Меня просили еще раз напомнить вам, о чем вы говорили по телефону с миссис Донован. Дождитесь ее звонка, прежде чем возвращаться на работу.
– Да, святой отец.
– Им нужно побыть своей семьей.
– Я понимаю, святой отец.
Отец Дули кивнул. Меня покоробила снисходительность в его голосе.
– Эй, – сказал я, – нечего на ней отыгрываться! Она ничего не сделала!
Отец Дули улыбнулся.
– Эйден, никто ведь не кричит. Елена все понимает, не правда ли? – спросил он через плечо.
– Да, святой отец. – Она попятилась, но остановилась у лестницы. – M’ijo, я рада, что с тобой все в порядке. Все будет хорошо.
Она постояла пару секунд, но отец Дули коротко попрощался и отправил ее домой. Пальто у нее было длинным, до самых туфель, и казалось, что Елена плывет вверх по ступеням. Она шла, не оглядываясь. Когда отец Дули завел мотор, уличный фонарь мигнул и загорелся, и скрывшуюся в темноте Елену не стало видно.
В юго-западной части Бронкса отец Дули ориентировался по навигатору и быстро доехал до Девяносто пятого шоссе. Как только мы выбрались на шоссе, он заметно приободрился. Его уверенность пугала. На меня он не смотрел, вообще не поворачивал ко мне бледного, в глубоких морщинах, лица. Меня затошнило, и я приоткрыл окно. Ветер наполнил машину желанным шумом. Прижавшись лбом к окну, я чувствовал, как на виске бьется жилка. Что ж, зато он приехал один.
– Мы так и думали, что ты поедешь к ней, – сказал он через некоторое время. – И сразу позвонили Елене. Я удивлен, что она не перезвонила сразу, как ты появился. Ей следовало быть благоразумнее. – Он взглянул на меня. – Однако я рад, что мы можем все уладить.
– Вы везете меня в приход?
– Никоим образом, – резко ответил он. – Я везу тебя к твоей матери. Ты хоть представляешь, что она пережила?
– Она вам позвонила?
Отец Дули нахмурился и ответил не сразу.
– Нет, это я ей позвонил. Так и открылось, что ты пропал.
– Ага, – фыркнул я. – Открылось.
Он посопел.
– Ты не пришел сегодня на работу, помнишь? Тебя ждали, и, когда ты не появился, я позвонил. Твоя мать пришла в ужас. Я предложил помощь. К чему заявлять в полицию, давать пищу сплетням? – Он снова покосился на меня и медленно добавил: – Особенно после того, как твой отец ушел из семьи, Эйден. Нельзя же добивать твою мать. Я решил помочь – не поднимая шума, как ты понимаешь.
Мы уже выехали из Нью-Йорка – по обе стороны шоссе стало больше зелени. Я слушал мерный шорох шин по асфальту.
– Мне бы хотелось, чтобы мы все пришли к согласию, – наконец сказал отец Дули. Меня затошнило сильнее. Пот струился по мне ручьями. – В приходе Драгоценнейшей Крови Христовой я все уладил. Послушай меня, Эйден, пожалуйста. – Отец Дули сбросил скорость.
Я смотрел в окно – мы проезжали заправку «Мобил», – но боковым зрением заметил, что отец Дули смотрит на меня.
– Убежать сюда – это жест отчаянья. Я понимаю, какая тяжесть легла тебе на плечи, – непосильная для юноши. Я решил отчасти облегчить твою ношу. Словом, ты не приходи больше. Ты и так порядком потрудился для кампании. Этого хватит.
– Что?!
– Тебе нет нужды помогать и дальше, Эйден. И на мессу пока не ходи. Сделай перерыв, пожалуйста. – Отец Дули не отрывал взгяд от дороги, хотя машин было мало, и ждал моего ответа. Напряжение росло. – Эйден, пожалуйста, ответь мне. Я хочу, чтобы мы все выяснили. Ты можешь мне доверять. – В его голосе послышалось волнение. – Давай поговорим начистоту. Ты меня слушаешь? Уверяю тебя, это для тебя пройденный этап. Я стараюсь поддержать тебя, Эйден, и хочу знать, что ты это понимаешь. Пора двигаться дальше.
– Вы что, поговорили с ним?
– Эйден, – повысил голос отец Дули, – не приходи больше в приход, ясно? – И добавил тише: – Ты талантливый молодой человек, у тебя большое будущее. Я не хочу, чтобы ты его лишился.
Мы свернули на пригородное шоссе. За окном мелькали темные дома и офисы. Вскоре мы ехали уже по моему району.
– Твоей матери сейчас очень тяжело, – сказал отец Дули. – Она очень расстроена, но пытается как-то наладить вашу жизнь. Как я понял, твой отец уехал в Европу навсегда. – Он помолчал и взглянул на меня. – Эйден, я знаю, тебе хочется поступить так, чтобы хорошо было всем. Ты меня послушай. Я хочу, чтобы ты заглянул в глубину своего сердца и спросил себя, хочешь ли ты еще боли. Ведь ее можно избежать. Мы с тобой можем об этом поговорить.
– Вы хотите, чтобы я молчал?
– Я пытаюсь убедить тебя увидеть картину в целом. Последствия есть у всего.
– Знаю, – сказал я громче, чем собирался. – Я сознаю последствия.
Отец Дули невозмутимо посмотрел на меня:
– Вряд ли, Эйден. Учти, в этом кроются последствия и лично для тебя.
Извилистая дорога плохо освещалась редкими фонарями, поэтому на поворотах в машине то включался, то выключался свет. Не скажу наверняка, но мне показалось, что я заметил улыбку на лице отца Дули. Наконец он свернул на мою улицу. Зеленые ворота распахнулись, и мы подъехали к дому.
– Мне бы хотелось знать, что тебе можно доверять, Эйден, – сказал отец Дули, остановив машину. – Мы пришли к взаимопониманию? Скажи, что я могу тебе доверять.
– Не можете, – отрезал я. – Потому что я сам себе не доверяю.
Я открыл дверь. Мать стояла в дверях, обхватив себя руками, и при ней не было бокала, что меня удивило. Я стал подниматься по ступенькам. Отец Дули что-то бормотал у меня за спиной. Он меня неверно понял, но я не хотел оборачиваться. Если я не стану больше говорить об отце Греге, может, он просто исчезнет, а вместе с ним и та часть меня, которую я не совсем понимаю?
Мать сбежала с крыльца мне навстречу и крепко обняла, ничего не говоря. Она не подкрасилась, и, хотя табаком от нее пахло, спиртного я не учуял. Когда она меня целовала, я ощутил, что у нее на губах остался вкус диетической колы. Не выпуская меня из объятий, она поблагодарила отца Дули и сказала, что завтра мы ему позвоним. Как только мы вошли в дом, мать закрыла дверь и взяла мое лицо в ладони. Глаза у нее были заплаканные и усталые.
– Господи, ты хоть немного представляешь, что я пережила? – Она вытерла глаза и повела меня в гостиную. – Ты и понятия не имеешь, что я передумала. Я боялась, что ты мертв. – Говоря это, она смотрела в пол. – Я думала, ты поехал волонтерствовать, но позвонил отец Дули и сказал, что ты не появлялся. Тогда я решила, что ты еще спишь, представляешь? – Она схватилась за пояс платья. Маленькие костяшки пальцев пожелтели, когда она стиснула руки. – Он был какой-то расстроенный, попросил дать тебе трубку. Дверь у тебя была распахнута, я заглянула и поняла, что ты не ночевал дома. Знаешь, как я испугалась? Я все думала – где ты, где ты, и не знала, кому звонить и куда бежать. Отец Дули ждал на телефоне. В приходе ты не появлялся, значит, прошло уже больше суток, а может, и двое суток. Я понятия не имела, куда ты делся, я просто с ума сходила. К счастью, отец Дули приехал быстро.
– Он приезжал сюда? Что он сказал?
– Он сразу позвонил ей. Ну, Елене. Первым делом он позвонил ей – представляешь, как мне стало неловко?! Что ты там делал? Почему мне не сказал? – Она тяжело дышала, кусая губу и глядя в пол. – Я даже не знала, что ты уехал, – сказала она тише. – Честно. Ты представляешь, что я чувствовала?
