Я постарался восстановить все детали поведения Марка за завтраком. Вот он сидит слева от меня и вяло водит ложкой в тарелке с молочным месивом. На носу очки. По обращенному ко мне виску из-под чересчур теплой фуражки стекает прозрачный ручеек пота. Когда к Марку обращаются с расспросами об отсутствующей Натали, его реакция кажется запоздалой. С этим все понятно. Он знает, кто придал лицу его жены нетоварный вид, но не желает распространяться на эту тему.
Так, пойдем дальше. За свое неуместное веселье Марк получает от меня шлепок по спине и роняет очки в кашу. Почему он даже не огрызнулся? Почему не вскочил возмущенно из-за стола?
Стоп! Он встал несколько позже, встал, когда все остальные оставались на местах. И был при этом взмокшим от пота и неуклюжим настолько, что никак не мог разобраться с собственным стулом. Это было не просто суетливое поведение, а состояние, близкое к настоящей панике.
Что же могло так переполошить Марка мирным солнечным днем в узком семейном кругу? Мохнатая гусеница? Промелькнувшая крыса? Бредовые галлюцинации? Нет, все это отпадало. Взрослые дородные мужчины, будущее которых обеспечено на многие годы вперед, не страдают повышенной впечатлительностью и уж тем более истеричностью.
Может быть, Марк нашкодил за отцовской спиной и теперь вздрагивал от каждого телефонного звонка, опасаясь, что тайное станет явным? Но звонки не прекращались все утро, а Марк продолжал сидеть за столом и вскочил, лишь когда…
Когда Дубов достал из кармана пиджака трубку, вот когда! Да, именно в этот момент Марк стал пробираться в дальний конец беседки, подальше от взрывоопасного предмета. Он знал, что произойдет, когда кто-то нажмет на кнопку включения связи! И это должен был сделать не случайный референт Геша, а Дубов-старший собственной персоной! Мощность взрыва была невелика и он имел направленное действие. Марк ничем не рисковал, находясь в нескольких метрах от заминированной трубки. Это означало, что он не только ждал намеченную акцию, но и был посвящен в ее детали.
Открытие меня не порадовало. Не потому, что подлость, совершенная сыном по отношению к родному отцу, заставляла меня в очередной раз разувериться в человечестве. Люди как люди. Я успел повидать достаточно, чтобы не питать в отношении себя и себе подобных особых иллюзий.
Беспокоил меня вовсе не моральный облик Марка, а кое-что другое. Опасность, нависшая над домом Дубова, а заодно и надо мной. Если раньше это было просто осиное гнездо, то теперь его хорошенько разворошили да еще в придачу наметили к сносу, а такое местечко нельзя было назвать ни уютным, ни безопасным.
Ириша в беседе со мной обмолвилась, что ее отец рискует нажить себе массу врагов своими скандальными мемуарами. Тут я был согласен с ней целиком и полностью. Наверняка Дубов якшался со многими из так называемых больших людей, которые не желают, чтобы откровения о них увидели свет. Вся эта подноготная, грязное белье, вывернутое наизнанку… Кому из сильных мира сего приятно, когда на всеобщее обозрение вывешиваются его изгаженные портки вместе с оплеванным мундиром? Недавнее покушение вполне могло быть вызвано этой причиной.
Судя по всему, его устроили не дилетанты, а настоящие специалисты, знатоки своего дела, имеющие за спиной многолетний опыт работы в спецслужбах. Такие всегда добиваются цели, чаще рано, чем поздно. И ладно бы единственным кандидатом для отправки на тот свет являлся для них Дубов. Как только он снабдит меня материалами для книги, я превращусь в лишнего носителя информации, от которого тоже нужно избавиться. В этом Ириша тоже была права. Ее папик попросту подставлял меня, бросал под танки.
Единственный выход напрашивался сам собой: бежать, и как можно быстрее. Если бы не жена и дочурка, оставшиеся в Подольске, я так бы и поступил. Но для того, чтобы успешно исчезнуть всем троим, как мы проделали это прошлой зимой, опять требовались деньги, и деньги немалые. Скрываться от Дубова и одновременно от его влиятельных противников – задача не из легких. Поезда, самолеты, прямые дороги и гостиницы при подобных путешествиях представляют собой для беглецов не вспомогательные средства, а коварные ловушки.
Без денег даже до Подольска я рисковал добраться позже, чем тот же Душман с мотком толстой лески в кармане. А ведь мне предстояло не просто попасть домой, но и организовать немедленный уход в подполье.
Где же срочно разжиться необходимой суммой? В принципе деньги предлагали мне сразу четыре члена дубовского семейства: сам глава, его взрослые дети и Натали. Но кто из них согласится выдать мне аванс, а еще лучше – стопроцентную предоплату?
Ответ пришел сам собой. Мне не пришлось ломать голову в его поисках. Его высветил экран компьютера, на котором по-прежнему красовалось короткое звучное имя:
МАРК.
После инцидента в беседке этот упитанный толстолобик был у меня на крючке. Теперь оставалось только взять его за жабры.
3
В поисках новых впечатлений или интересного собеседника я прогулялся по первому этажу, вдыхая запахи свежей хлорки и близкой кухни. Судя по всему, она размещалась за хлипкой на вид переборкой, перегородившей коридор. Поскольку дверь в царство кулинарии отсутствовала, я двинулся в противоположном направлении.
При внимательном рассмотрении интерьера создавалось впечатление, что до реконструкции здесь размещалось либо развеселое общежитие, либо унылый казенный дом. Низкие потолки, узкие коридоры, дверные проемы, рассчитанные на свободный проход среднестатического гражданина, но никак не более того…
В качестве казармы для бойскаутов в оливковых рубашонках здание годилось. Но резиденцию известного политика и просто очень состоятельного человека я всегда представлял себе совсем иначе. Не поселился ли Дубов среди своих воинственных молодцов специально для того, чтобы обезопасить себя и свою семью? Профессиональную охрану они, конечно, обеспечить не могли, однако сквозь их заслон незаметно пробраться к жертве было непросто. Кроме того, безопасность Дубова могли обеспечивать люди, обходящиеся без униформы и дубинок. То обстоятельство, что они не бросались в глаза, говорило только в их пользу.
По коридору я прошелся совершенно беспрепятственно. Встретившийся мне в вестибюле «патриот России» лет восемнадцати от роду со шваброй в руках елозил грязной тряпкой по линолеуму. Его оливковая рубаха взмокла от подмышек до спины, а за повязкой с эмблемой организации торчали фильтром вверх сигареты.
Заметив меня, дневальный повернулся так, чтобы спрятать от меня свой никотиновый арсенал, и хрипловато спросил:
– Закурить не найдется?
– Воспитатели не заругают? – иронично поинтересовался я, протягивая симпатичному вьюноше открытую пачку.
Он ловко выдернул оттуда пару сигарет, хотя сделал вид, что угостился только одной, и с достоинством ответил:
– Тут вам не детский сад. Никакие у нас не воспитатели, а инструктора. И с куревом нет проблем.
– Чего же тогда побираешься? С деньгами напряг, патриот?
Он перехватил швабру так, что она сделалась похожей на пику. Или на древко знамени, с которым он собирался ринуться в атаку:
– Вам-то какое дело?
– Да вот, подумываю тоже записаться в добровольцы. – Я лучезарно улыбнулся. – Что скажешь? Не староват?
– У нас вообще-то по возрасту ограничений нет, – с сомнением ответил успокоившийся паренек. – Только вам это зачем?
– Патриотические чувства во мне проснулись, – признался я со вздохом. – Не дают спать спокойно. Разве у тебя не так было? – Мои брови удивленно приподнялись.
– Вроде бы нет, – неуверенно произнес мой собеседник после некоторой паузы, во время которой на его гладком юношеском челе обрисовались все будущие морщины. – Я от армии косил. Ну, и в деньгах нуждался. Тут почти все такие.
– Какие? – не отставал я.
– Какие-какие… – От нехватки нужных слов паренек неопределенно пошевелил пальцами, но наконец нашелся с ответом: – Такие!
– Которым отмазка нужна, – подсказал я. – От армии, от тюряги…
– Во-во! Есть еще пацаны, у которых проблемы всякие с предками, долгами или с наркотой… Тут у нас что-то вроде рая. – Он радостно засмеялся. – Чем не жизнь? Кормят, одевают, бабки начисляют.
– В общем, хорошо быть патриотом? – уточнил я с самым серьезным видом.
– Нехило.
– А если Родина в бой позовет? Выполните сталинский приказ?
– Так Сталина нет давно. – Паренек поглядел на меня, как на душевнобольного.
– Ладно, не напрягайся так, – успокоил я его. – Закури лучше.
Моя пустая наполовину пачка ненадолго отдалась облапившим ее немытым пальцам с заусеницами и траурной каймой под ногтями. Одну сигарету пареньку я позволил взять, а вторую вежливо отобрал и водворил на место. После чего спросил:
– Знаешь, кто я?
– Писатель типа. Вас в комнате для гостей поселили.
