не позолоченная. Не знаю много о её молодости, но как её помню, слёзы и слёзы только на глазах её видела. Единственная наследница большого состояния, отданная умирающим от ран отцом в опеку дядьям, она попала в тяжкую неволю. Их земли были ослаблены, а красивейшие русские земли нашей пани были для них лакомым куском. Бог знает, что там за проекты строили на земли, чтобы из семьи не вышли. Оба дяди имели сыновей и каждый хотел женить на ней своего. Она была ещё в монастыре, когда дядья сыновей по очереди ей к решётки возили уговорить к браку, которого она по боязни Божьей, из-за близости и, видя, что это всё из жадности делалось, не очень хотела. Но, будучи в их власти, что ей было делать. К счастью, дядья начали ссориться между собой из-за богатой наследницы. Поначалу покрывали это причинами мировой политики, но в конце концов к возмущению всех она вышла на свет. Не встречались уже иначе, только с острыми упрёками и наполовину обнажёнными саблями.
Об опеке над малолетней они начали в судах тяжбу вести, к людскому возмущения и Божьему оскорблению, потому что сначала Бог, а потом и люди узнали, о чём тут была речь: не о сироте, но о её наследстве и землях, которые хотели сохранить в семье.
Завещание, которым покойный отец назначил обоих дядюшек опекунами княгини, не знаю, для чего, суды уничтожили и, избегая дальнейших последствий, сначала старый его величество король, потом нынешний взялись опекать княгиню. Затем королева Бона приказала отвезти её на свой двор, но дядюшки уже этому сопротивлялись и, вырвав её из монастыря, посадили в Брацлавский замок, куда, правда, тяжело было его величеству королю за ней приехать, но зато легко было татарам. Дядьям, может, только это и нужно было, чтобы земли достались им и их детям.
Тем временем Господь Бог стал сурово карать опекунов.
Отец и три сына вместе, подвергшиеся нападению татар, храбро защищались, но потерпели поражение. Отец был убит на месте, а сыновей забрали в неволю, так что вестей о них даже от беглецов и шпионов, посылаемых на Буджак, получить было нельзя. Поэтому один дядя остался опекуном и хранил надежду на обширные земли княгини. Тем временем его величество король писал о княгине и приказал наместнику воеводе отослать её на свой двор, чтобы там, достигнув совершенолетия, согласно его воле, была выдана замуж. Но дяде-князю это было не по вкусу. Один из его сыновей был в армии за границей, другой был подле него. Того, как старшего, отец назначил мужем сироты, будучи уверен, что, когда брак будет заключён, король, как это уже не раз бывало, простит и забудет обиды.
Едва княгине в том Брацлавском замке исполнилось пятнадцать лет, когда, приехав ночью, он поставил на ковёр со своим сыном, принудил к браку и таким образом выдал её замуж, согласно своей воле. Так как этот брак, заключённый без разрешения, из-за родства мог быть недействительным, тайно выслав в Рим документы, дядя его скрывал.
Пришла, как то часто бывало, тревога со стороны татар; я в то время уже служила княгине и вместе с нею жила в этом замке неподалёку от Брацлава и Винницы. Наш молодой пан, к которому наша пани, отдав руку, привязаться не смогла, недолго побыв в замке, где и свадьбу эту и взаимное отвращение как можно тщательней скрывали от людей, пустился за возвращающимися ордами к Днестру. Отец, достигнув своего, на время выехал в Краков.
Итак, мы снова остались одни, с немалым страхом, к которому хотя мы немного были привыкшими, потому что не проходило нескольких месяцев, чтобы мы не видели татарских пожаров или татар, проезжающих подле замка. Однако же по причине маленького гарнизона наше сердце билось, а уста постоянной читали молитвы.
Княгиня обливалась слезами, было невозможно её утешить, так как считала, что Бог не благословил этот её брак, и предвидела грусть, несчастья, наказания. Мы не имели новостей о муже нашей пани, который с небольшой горстью пошёл на Днестр за татарами, пробуя отбить добычу и невольника, когда по новому королевского настоянию дядя, уже спокойный, приказал выезжать на королевский двор.
Мы выехали, а всю дорогу княгиня пани плакала и сыпала милостыню. Мы прибыли в Краков к самому коронованию королевы Барбары, а так как в то время был большой двор, величие, великолепие, как-то и у нашей пани слёзы унялись. Начала её королева Бона к себе прижимать и очень милостиво склонять её сердце на свою сторону. Его величество король также смотрел на нас удивлёнными глазами, потому что княгиня так была похожа на Барбару Радзивилл, кроме того, что была значительно её моложе, что люди принимали их за двух сестёр, особенно, что обе были княжеского рода. Она там считалась девицей, хотя была замужней, но никто о том супружестве на дворе не знал, и некоторые ради старой королевы и короля начали стараться о её руке. Пока на нас неожиданно упало несчастье. Здоровье княгине изменило, мы не знали, что это значит, когда старые женщины наперёд открыли, что княгиня должна была приумножить свой род.
Велико было отчаяние княгини, наше беспокойство, потому что брак был тайным, а в таком разе стыд великий и неизбежный; королева Бона с угрозой и суровым гневом напала на нас и княгиня с плачем во всём призналась. Срочными письмами вызвали старого князя; но когда это происходило, с Днестрового похода привезли сына, он так был поражён в глаз татарской стрелой, что испутил дух. Старец, который не имел вестей от второго сына из-за границы, похоронив почти последнего представителя своего рода, впал в отчаяние, разболелся, пошёл больной ещё татарам мстить и в степи от немощи умер.
Княгиня осталась одна! Доказательств её брака было невозможно найти, потому что он был тайным и старый князь один этим занимался.
Тем временем ребёнок, сын, появился на свет и, как бы особенной иронией судьбы, последний уже мужчина этого рода; брат мужа княгини, узнав о смерти своих и случившемся с нами, вернулся.
Наделав за границей больших долгов, на уплату которых ушли отцовское состояние и небольшое наследство дорогого дяди, он остался почти без средств, и если бы король его не выручил староством, даже хлеба, может быть, не имел бы. Естественно, он обратил взгляд на княгиню и сначала хотел на ней жениться, но, несмотря на заступничество королевы, короля и прелатов, она слушать о том не могла, говоря, что её и так Бог достаточно
