– А что, есть варианты?
– Ну да, – с воодушевлением вступил петербуржец. – Можно в столовой, а можно – в караулке.
Растов не понял, чем продиктован вопрос. Ясно же, что если есть столовка, то в ней и надо ужинать!
– Рядовой, – вкрадчиво начал майор, – а почему вы вообще предлагаете для ужина караульное помещение?
– Так там крыша какая! Атас! – Азиат взмахнул над головой руками, что, вероятно, было призвано означить внушительность крыши. – Стеклянная! Все звезды видно! Красота!
– Именно так, – подтвердил петербуржец. – Сделали, чтобы дежурный наряд мог визуально наблюдать за небом в окрестностях базы.
«Умный какой», – подумал Растов.
– Раз так, тащите еду в караулку, – повелел он.
Чтобы накрыть стол, двум молодым бойцам времени потребовалось совсем немного.
Каждый притащил охапку сухпайков. Потом на столе выросли термос кофе, термос чая, канистра мангового сока, канистра морса. Зашуршали упаковкой одноразовые чашки, ложки, тарелки… И – опля! Пир на весь мир!
Пайки, они же в соответствии со строгим лексиконом военной науки ИРП, «индивидуальные рационы питания», оказались нескольких типов.
А именно: ИРП-БТ (боевой танкистский), ИРП-ОФ (офицерский, он же на военном жаргоне «осколочно-фугасный»), ИРП-БП (боевой пилотский) и, наконец, некий таинственный ИРП-У (усиленный).
Растову было недосуг допытываться у ротного старшины Вергуна, из чьего хозяйства он упер пилотские пайки и отчего такая дискриминация: одним усиленный паек ИРП-У, а другим обычный ИРП-БТ. Майор вдруг на несколько минут почувствовал себя ветошью, которую колышет осенний ветер. Столь велика была его усталость…
Растов зажмурился и, протянув руку, вытащил паек наугад. Оказалось – боевой пилотский.
Разодрал картонную коробку, вывалил содержимое на колени.
По итогам двухминутного изучения установил, что в паек входят: жареная куриная грудка, гуляш, черничное желе, пшеничный хлеб, шоколадный бисквит, конфеты, специи, сметана и сыр.
«Жить можно!» – повеселел Растов.
Вслед за ним (как выяснилось, вся рота ждала, когда командир сделает свой выбор) потянулись к пайкам и остальные.
Через минуту караулку затопило гудение танкистских голосов – подозрительно похожее на гул танка.
– Э, мужики! – Это был комвзвода Осокин. – Давайте махнемся! Я вам банку лобио, вы мне – гречневую кашу.
– А вот кто любит горький шоколад? Забирайте!
– О, гуляш! Наш неподражаемый армейский рецепт! Имени бравого солдата Швейка! Я такого с учебки не видел!
– А у меня пакетик сушеной айвы! Ее что – размочить надо?
Над всем этим праздничным оживлением плавала широкая чеширская улыбка старшины Вергуна.
Растов вдруг сообразил, что замысел их главного ротного хозяйственника как раз и состоял в том, чтобы танкистов не столько накормить, сколько развлечь…
«В принципе верно, – внутренне согласился Растов. – Тут без двух минут невесомость, жрать все равно почти невозможно. Зато – как там было у Грибоедова? «Шумим, братец, шумим»?.. Или у него это с другим смыслом?»
От вида пищи мысли приятно путались.
Растов откусил кусок куриной грудки и принялся тщательно жевать, чтобы довести мясо до состояния однородной пасты – так его будет легче проглотить, ведь сила тяжести глотанию почти ничем не помогает…
– Как думаете, куда нас теперь? – спросил Кобылин, присаживаясь напротив Растова.
– Ну, куда-куда… Обратно на Тэрту. В Синандж.
– А может, домой, в Кубинку? Было бы справедливо! Добили клонскую гадину в ее самой глухой берлоге – и отдыхать. А?
– Согласен, было бы справедливо. Но что-то мне подсказывает, что если уж люксоген сожгли на переброску нашего полка в Конкордию, то будут нас мариновать где-то на Тэрте в качестве оккупационной части, даже поперек всякой справедливости… Да не расстраивайся ты, успеешь еще за своей собакой!
– Я не расстраиваюсь, – грустно вздохнул Кобылин. – Мне просто Тэрта не очень. Пыльно, жарко, и ноги в носках страшно потеют.
– Товарищ майор, вы разрешите?
Растов обернулся.
Вергун продемонстрировал ему содержимое пластмассового ящика – из ячеек выглядывала дюжина бутылок какого-то статусного пойла.
– Это что?
– Кальвадос.
– Трофейный? – Растов насторожился. Мало ли что могли оставить в помещениях базы клонские спецслужбисты в таких вот безобидных с виду бутылках!
– Почему трофейный? Родной, феодосийский. Нежнейший!
– Уже легче.
– Так вы разрешите?
– А детоксина ты на такую ораву набрал?
– Само собой! – Вергун прямо вздрогнул, дескать, «как вы могли обо мне так плохо подумать?».
– Ну тогда разрешаю!
Скоро уже у всех было налито.
Растов думал, что они просто хлопнут по сто. Молча, по-солдатски, без тостов. Но не тут-то было!
– Глядите! Летит, шайтан! – испуганно крикнул тот боец из Средней Азии, что накрывал на стол, и указал куда-то вверх. – Это вражеский!
Растов поднял голову.
За протяженными плитами бронестекла, из которых был набран потолок караулки, ранее простирались лишь давящая звездная безмятежность и темный массив планетоида Фраский-Базальт, нависающий над ледяными равнинами своего близнеца этаким недостроенным каменным небом.
Теперь же там, в вышине, все переменилось.
Сквозь черное ничто неслись разноцветные искры, светящиеся точки, хвостатые пятна, похожие на молодые кометы.
Возглавлял это сонмище загадочных оптических эффектов упомянутый «шайтан»…
Клонский флуггер!
Крупный…
Тяжелый истребитель?
Да, «Варэгна». Грозный противник флуггеров, а в ударном оснащении – и наземной техники.
«Варэгна» летела прямо на их блокгауз. По крайней мере, так казалось.
– Клоны! – выдохнул Кобылин.
– Что будем делать, товарищ командир?! – Похоже, на грани истерики находился даже рассудительный Лунин.
Растов уже готовился скомандовать «Тревога! Бегом по машинам!».
Но тут «Варэгна» приблизилась настолько, что стали видны некоторые существенные детали.
Истребитель в полете неспешно кружился, как бы вальсировал сам с собой.
Взрывом у него была снесена вся носовая часть вместе с половиной кабины.
Машина летела в сопровождении тучи мелких обломков.
А с некоторым отставанием за «Варэгной» следовало и катапультированное пилотское кресло – почему-то пустое.
– Спокойно! – сказал Растов голосом гипнотизера. – Спокойно… Не забываем, что район планетоида полностью контролируется нашим флотом. Если случится что-то опасное, нам сообщат.
Но просто взять и вернуться к разлитому по стаканам кальвадосу они не смогли.
Сытую безмятежность как ветром сдуло. Вниманием бойцов полностью завладела разворачивающаяся над их головами одноактная пьеса «Гибель эскадры».
Вначале все как завороженные проводили взглядом погибшую «Варэгну». Флуггер прошел на высоте хорошо если метров сто прямо над их блокгаузом.
Истребитель летел медленно. Будь дело на планете с нормальным притяжением и атмосферой, тяжелая машина очень скоро поцеловала бы землю. Но здесь, на Фраскии, сопротивление воздуха отсутствовало. Да и гравитация воздействовала на траекторию «Варэгны» отнюдь не столь сильно, чтобы круто загнуть ее параболой и воткнуть в поверхность планетоида.
Истребитель летел по орбите. Хотя и очень низкой – так что казалось, что он падает куда-то в каньон Удав. Но на самом деле его благополучно унесло за близкий горизонт.
Вслед за «Варэгной» потянулась целая кавалькада флуггеров. Распотрошенных, переломанных, горелых… Но были и совершенно целые! По крайней мере – с виду.
Призраки былой военно-космической мощи Конкордии…
Вот показался проткнутый насквозь обломком дебелого корабельного бимса торпедоносец «Фраваши».
Вот, окруженный страшным облаком из розовых льдинок и обрывков одежды, прошествовал десантно-штурмовой «Ларх», превращенный в решето плотным потоком осколков.
За ним – два истребителя «Абзу». Оба почему-то с выпущенными шасси и вроде бы неповрежденные.
И снова «Фраваши»…
И еще один «Фраваши» – выгоревший до неузнаваемости…
И еще «Абзу», «Абзу», «Абзу»…
Шествие мертвецов.
– Никогда ничего подобного не видел, – сказал лейтенант Бирн, заместитель комвзвода Ченцова.
– А где бы ты видел? – мрачно спросил Кобылин.
– Я, между прочим, в июне космодром Хордад брал. Это на Паркиде, для справки, – заметил Бирн. – Там на нас под конец целый линкор свалился. Частями.
Кобылину стало неловко перед лейтенантом.
– Извини… Я почему-то думал, что ты к нам прямиком из академии… Тогда не понимаю, чему ты удивляешься.
