Свобода — это то, от чего ждешь силы, а получаешь беспомощность. Не верьте тем, кто говорит, что нет ничего слаще. Они не знают, чего ищут. Они искали, но не нашли. Они нашли, но еще не поняли что. Они пока пребывают в эйфории. Мчаться на мотоцикле, парить как птица, быть вольным охотником — это не свобода. Это — избавиться от одного и приобрести взамен что-то другое. Свобода — это космический холод. Это — не иметь вообще ничего. Не в буквальном смысле, а там, в своем внутреннем океане, где ты дрейфуешь, голый, бессонный, бездыханный. Это оттуда Майлз Дэвис играет нам «Лифт на эшафот». Это оттуда Малевич шлет нам пустые конверты. А нам, простым смертным, — нам туда не надо.

* * *

Мы с Косинским встречаемся на Тверской. Он и два его друга отправились по клубам: почему-то идея знакомиться с девушками после полуночи в понедельник показалась им удачной. Что характерно, оба друга женаты, и, по-хорошему, девушка нужна только Димке, но он уже передумал и гостеприимно распахивает передо мной дверцу автомобиля. Все места, в которые мы заезжаем, пусты или закрыты. Едем в Марьино, в заведение, напоминающее веселый сельский клуб. За ужином Димка пьет водку; я не пью, потому что опережаю его на полбутылки коньяку. Я разглядываю его друзей и пытаюсь угадать их возраст. Тридцать пять?.. тридцать шесть?.. они выглядят сытыми ленивыми котами, они не будут охотиться. Они поужинают и поедут по домам, к женам и детям. Они больше никогда не будут охотиться.

Нас довозят до дома — Димкиного дома, — и мы заходим в супермаркет за вином и креветками. В машине мы курили гидропонику, такую ароматную, что окна пришлось закрыть еще до того, как мы ее подожгли, и теперь мы заходимся от хохота перед каждой витриной. Как здорово снова здесь оказаться, снова выбирать чилийское и ни о чем не думать. У меня по-прежнему есть запасные ключи от квартиры Косинского.

— И вот когда мы были в гостях, ты сидела на диване, очень широко расставив ноги, и курила, как модель на фотографии, а я тобой любовался. Ты была в голубой рубашке, а я смотрел и думал, что для людей, которые по-настоящему близки, одежда значит совсем не то, что для всех остальных. Вот эта рубашка — она для меня особенная, хотя я тебя раньше в ней не видел. Она особенная, потому что она на тебе.

Вино заканчивается, и мы выходим на пустую зябкую улицу. Нам нужно в аптеку, купить раствор для линз. По дороге Димка ложится спиной в мокрую траву и долго смотрит в небо, а я стою рядом. Потом мы покупаем раствор и еще одну бутылку вина. Эти разговоры, они всегда одни и те же. Мы всегда говорим о женщинах, потому что Косинский хочет иметь семью, а я с легкостью могу поддержать эту тему. Еще мы говорим о Йоши. Димка жалеет, что потерял его, они давно стали чужими. Ложимся спать в девять утра, наглухо закрыв плотные шторы, в одну постель, под одно одеяло, хотя у меня есть «своя» комната. Мы спим не соприкасаясь, на разных сторонах широкой кровати, как супруги, каждому из которых достаточно слышать дыхание другого.

В три часа пополудни идем на набережную опохмелиться и забрать у А. фотоаппарат для одной Димкиной подруги: она актриса и занята в спектакле на неделе английской драмы, и ей до смерти хочется сфотографироваться с каким-то известным режиссером. А. приезжает на велосипеде; мы заходим в бар у причала и пьем стоя, молча. Над рекой кричат чайки. После А. уезжает, и Косинский задумчиво говорит: «Интересно, что он теперь будет делать с этой соткой, которая у него внутри?» Мы встречаемся с актрисой у метро, она приглашает нас на спектакль, но сначала нам нужно пообедать. В «Якитории» стоит такая духота, что мне вот-вот сделается дурно. Мы забираем еду с собой, ловим такси и едем в театр. По дороге такси попадает в пробку, и становится ясно, что мы безнадежно опоздали. Открываем коробку с едой и едим руками. Под ногтями у меня васаби.

У входа в театр Димка ставит пакет с мусором около урны. Долго препираемся с охраной, но внутрь нас не пускают. Идем гулять; через сто метров Косинский разворачивается и бежит к урне: он выбросил мобильный. Я звоню со своего. Человек, нашедший пакет, к счастью, не успел далеко уйти. Он отказывается от вознаграждения и просит лишь пятьдесят рублей «на пирожок». Наша прогулка затягивается до позднего вечера. По дороге мы заходим во множество кофеен и в каждой выпиваем по рюмочке, заходим в салон шляп, где я примеряю шляпки. Нам не хочется расставаться, и в последней кофейне мы долго сидим, разговаривая о женщинах.

— Мне кажется, у нас с тобой могла быть прикольная семья. Но недолго. Мы бы спились по обоюдному согласию. Когда мы выпивали в прошлый раз, ты сказала, что лет в шестьдесят мы с тобой съедемся, и я подумал…

— Я так сказала? Ничего не помню.

Нам нравится воображать, что мы — персонажи Буковски.

Из кофейни мы снова едем в Марьино, ужинаем в ресторане и пьем водку. И снова ложимся в одну постель, поставив по бутылке воды каждый со своей стороны. Димкины выходные заканчиваются. Прежде чем заснуть, Косинский успевает сказать:

— Мне кажется, мы с тобой очень одинокие люди.

И еще:

— Спасибо, что ты есть в моей жизни.

…Йоши приходит домой, его тоже не было три дня.

— Где ты был?

— У друзей.

— Мне сказали, после концерта ты ушел с девушкой.

— Да, с девушкой.

— Ты был с девушкой у друзей?

— Но ведь и ты была с мужчиной.

— Я была с Косинским. Это родственник.

— Это мой родственник.

* * *

Сидеть и выламывать с хрустом красные зубы граната — совершенные, полупрозрачные, — выламывать из белых десен, из шатких лунок, из круглых челюстей. Там, внутри каждого зернышка, в капле терпкого сока, есть неделимая сердцевина с известковым вкусом сохлых птичьих костей. Как в любой истории короткой страсти. И если глотать, особенно не прижевываясь, можно длить это время какое-то время, сидя в этом простреленном солнцем кафе. Отсюда, с верхней терраски, бирюзовый квадратик бассейна прохладно заманчив; у воды босые девы тянут мятный чай, а я полулежу в полубреду, сама не зная, перед чем такая передышка. Как этот август был горяч, кипящий ягодный кисель, ожог всему живому. Я злилась на официантку, а надо было ей сказать: как можно медленней, голубка, ведь, расплатясь по счету, я заберу в мотеле чемодан, покину Харьков киевским экспрессом, и первая костяшка домино повалит остальные. Откуда было знать.

Хлопок в ладоши в горах способен вызвать сход лавины. Откуда было знать, что вызывает низвержение в Мальмстрем один лишь росчерк пальца на бедре. И он горит там. Все еще горит.

Я лишь хочу сказать, что каждую секунду нашей жизни в нас что-то умирает безвозвратно, какой-то сон, какая-то мечта, а иногда и целая Вселенная. И только оглянувшись в прошлое, мы можем различить ту точку, за которой «все началось, и ничего нельзя исправить». И я была б целей, не промахнись столицей. Но поздно, поздно, август миновал, где на платформу вышла из вагона тебе навстречу, улыбаясь сонно, не долгожданный ангел, а Горгона; окаменевший, руку целовал.

* * *

Ресторан, в котором я работала, назывался «Хекымган». Когда-то давно, когда его только что открыли, был он огромный и очень нарядный. Там любили собираться бандиты и первые новосибирские капиталисты, фамильярно называли его «Хек». Если девушку приглашали в «Хекымган», это значило, что акции ее очень высоки. Меня не приглашали.

Ресторан открыли корейцы пополам с русскими, а через некоторое время уехали в свою Корею, завещав управление русским партнерам. Очень скоро у русских партнеров получилось все разворовать, так что, когда я пришла туда работать, «Хек» располагался на куда более скромной территории, функционируя днем как столовая самообслуживания. Администратору поручили нанять новый персонал, этнических корейцев взамен русских. Он и нанял. На кухне работали шеф-армянин и две поварихи, японка и украинка. Обслуга была корейская, за исключением девушки Наташи, наполовину русской, наполовину якутки. Нас сводили на медкомиссию, выдали по два форменных костюма (жакетик-болеро поверх непристойно короткого платьица в облипку), и мы стали работать.

На работу надо было являться через день к пяти часам вечера, когда закрывалась столовка. Мы переобувались в туфли на шпильках, покрывали столы кумачовыми скатертями, сервировали и садились ждать гостей. Иногда гости (мы называли их пациентами) не приходили совсем. Тогда в час ночи, всласть насплетничавшись, накурившись сигарет и напившись соку, мы сворачивали лавочку, получали деньги на такси и разъезжались по домам. А иногда с гостями было очень весело.

Например, однажды поздно ночью, когда все уже хотели домой, заявился подвыпивший господин богатого вида. Он осмотрел зал, заглянул в меню и вышел, а через четверть часа вернулся в компании еще троих таких же господ и одного щуплого старичка. Они закрылись в кабинке и потребовали дорогого коньяку и разных яств, и чтобы обслуживала их непременно вон та лысенькая с ногами, то есть я. Старичка мне представили как ветерана железной дороги Николая Ивановича и велели со всем к нему почтением. Николаю Ивановичу на вид было за семьдесят, и после коньяка его разморило так, что он чуть со стула не падал. Поэтому, когда он держался за мою ногу, я деликатно помалкивала. Часам к четырем у дедушки открылось второе дыхание. Он вышел из кабинки, отвел меня в сторонку и зашептал на ухо: «Поедем со мной в гостиницу! Я тебе долларами заплачу!» Я замахала руками, мол, что вы, у меня работа до шести утра. Ветерана подхватили под руки, сунули мне двадцать долларов «на шампунь» (видимо, санитарное состояние моей замшевой прически не удовлетворило посетителей) и попросили вызвать такси. Провожая господ до машины, я заметила, что смотрят они на меня как-то не так. Глянула в зеркало: из рукавов накинутой шубки свисали теплые колготки с носками.

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 35

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Река Найкеле - Анна Ривелотэ бесплатно.

Похожие на Река Найкеле - Анна Ривелотэ книги

Огненная река - О Чонхи - Современная проза
Небо повсюду - Дженди Нельсон - Современная проза
Соленый клочок суши - Джимми Баффетт - Современная проза
Московские каникулы - Эмиль Брагинский - Современная проза
Я — это ты - Наталья Аверкиева - Современная проза
Книга - Алекс Тарн - Современная проза
Дневник моего отца - Урс Видмер - Современная проза
#Стафф - Граф Лаура - Современная проза
Средний пол - Джеффри Евгенидис - Современная проза
Имя мое — память - Энн Брашерс - Современная проза

Оставить комментарий