Он притиснул ее к грубой кладке стены, а она была настолько готова его принять, что только всхлипнула, когда он подхватил ее так, что ее колени оказались у него за спиной, и одним сильным толчком оказался в ней. Джоанна откинула голову, наслаждаясь этой беспредельной близостью: она была счастлива, и оба они пребывали в раю… Потом внутри нее что-то как бы обнажилось, стало уязвимым и невероятно чувствительным, и она тихо застонала. Наслаждение растекалось по телу горячим тягучим медом…
Когда Джоанна пришла в себя, Мартин все еще сжимал ее в объятиях, тяжело дыша, а она крепко держалась за него, понимая, что, если он сделает шаг назад, она просто сползет вниз, на пол. Тело было невесомым и не желало ее слушаться. Но Мартин не отпускал ее, продолжая нежно целовать и шептать что-то бессвязное, словно во сне или в бреду. Джоанна прильнула к нему, тающая и покорная… С ним она всегда становилась такой, и ей это нравилось.
Постепенно в их сознание начали проникать извне посторонние звуки — голоса прихожан в храме, воркование голубей, крики чаек над городом. На башне собора ударили в колокол. Джоанна отстранилась и начала приводить в порядок одежду и волосы, затем подняла упавшую в пылу их любовного объятия вуаль и закутала лицо.
— Мне пора идти, Мартин…
— Да. Мне тоже надо готовиться к отъезду. Но, знаешь, Джоанна…
Она уже успела спуститься на несколько ступеней, однако остановилась, глядя на него снизу.
— Что?
Она хотела услышать какие-то слова, должно быть, очень важные для нее.
— Джоанна, мы оба знаем, что у нас нет будущего, но вот — мы снова вместе. Я хочу, чтобы ты знала: однажды я вернусь… Я вернусь к тебе. Без тебя я не смогу жить.
Она тут же бросилась наверх и крепко обняла его. Сейчас ей казалось, что нет ничего надежнее этих объятий.
— Я буду ждать тебя. Когда бы ты ни пришел.
Мартин выдержал паузу, потом осторожно произнес:
— Но мне придется уехать. И скоро. Поверь, мне безразлична судьба этих евреев, я просто доставлю их в какое-нибудь безопасное место, а потом…
Она ждала, что он скажет дальше, не спуская с него глаз. Мартину отчего-то было особенно трудно лгать Джоанне, когда они так близко. Он отстранился и начал собирать разбросанную одежду.
— Я вернусь, как только появится хотя бы малейшая возможность. Но это будет непросто, ты должна понять. Ведь я вынужден скрываться даже от братьев своего ордена. Немало времени займет и подготовка к отъезду — необходимо раздобыть подорожную, сопроводить это еврейское семейство, вернуться и снова каким-то образом устроиться, чтобы быть рядом с тобой. Но, боюсь, это случится не так скоро, как мне хотелось бы.
— Я могу тебе помочь? Не забывай, я кузина короля, и мне многое под силу.
Она сама сказала это! Мартин готов был снова заключить ее в объятия. Однако сдержал готовую прорваться радость, накинул тунику и стал затягивать пряжку пояса.
— Если бы ты помогла мне, это ускорило бы дело. Но смею ли я просить?
О, как она могла ему отказать!
— Что тебе нужно, милый?
Он объяснил, и Джоанна задумалась.
— Отплыть в первый день, когда Акру покинет головная часть эскадры короля Филиппа, непросто. На этих кораблях будут следовать сам король, его свита и цвет рыцарства. Это опасно и для твоих евреев, и для тебя. Но на следующий день отчаливает кузен короля граф де Невер — он сопровождает королевский багаж, раненых рыцарей и семьи тех, кто состоял в свите Капетинга.
Мартин молчал, ловя каждое слово. Джоанна, конечно, умница и сразу оценила ситуацию, но сможет ли она добыть пропуск на корабль?
— Мне нужно разрешение на шестерых взрослых и троих детей, — проговорил он, застегивая плащ. Именно так: он сам, Сабир и Эйрик, Сарра и ее невестка, Муса и дети. Старая служанка отказалась пускаться в дальнее путешествие, и ее отправили к дальним родственникам из числа акрских евреев.
Джоанна заметила, что число детей не имеет значения — их в подорожных не упоминают. Но она не посмеет сейчас тревожить короля, когда он просто в отчаянии из-за отъезда союзника. Однако может попросить своего брата поставить печать на бумаге.
Мартин замер.
— И гордый маршал согласится выпустить из Акры евреев?
— Но ведь об этом попрошу я! О, знаю — ты считаешь, что Уильям недоверчив и подозрителен. И ты прав. Но я скажу ему, что отправляю из Акры своих людей. У меня достаточно прислуги, а мои саксы тоскуют по Англии. Дескать, со мной останется только Годит, а остальные уедут — их ровным счетом шестеро. Ну а если позже мой брат заметит, что саксы по-прежнему при мне, я отвечу ему, что просто передумала.
Мартин тут же ухватился за это предложение. Если все получится так, как задумала Джоанна, он пришлет за подорожной Эйрика. Помнит ли она рыжего?
Джоанна рассмеялась, заметив, что ее горничная по сей день тоскует по внезапно исчезнувшему супругу. Вот пусть и повидается с бедняжкой Саннивой.
Они еще обсуждали последние детали, когда внизу на лестнице зазвучали шаги. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы кузину короля застали здесь в обществе мужчины. Мартин жестом дал понять, что ускользнет по верхней галерее через хоры, а Джоанна тотчас направилась к лестнице. Но Мартин в последний миг быстро обнял ее и поцеловал — и сколько же огня, страсти и почти нескрываемого отчаяния было в этом поцелуе!
Исчез он мгновенно, а Джоанна, все еще хмельная от его прикосновений, стала спускаться.
Затаившись на хорах, Мартин слышал, как она произнесла, обращаясь к кому-то невидимому: «Pax vobiscum, pater! Benedicat!»[148]
Голос Джоанны при этом звучал совершенно буднично. О, поистине она необыкновенная женщина!
Мартин пронесся по верхней галерее и, спустившись вниз, смешался с прихожанами.
Он осуществил то, что задумал, и мог быть доволен собой. И все же на самом дне души остался скверный осадок. Он снова обманул Джоанну, и они больше не увидятся. С ее помощью он покинет Палестину, и их судьбы разойдутся навсегда… Но даже сознавая это, он чувствовал, что там, где всего несколько мгновений назад билось горячее и преданное сердце, теперь образовалась щемящая пустота…
ГЛАВА 21
Король Филипп Французский покидал Святую землю с такой торжественностью, словно за спиной у него оставались только ратные подвиги и славные свершения. Гудели трубы, монахи распевали псалмы, воины строем поднимались на борт кораблей, звучали команды капитанов, указывавших рыцарям, где и кому надлежит расположиться.
Многие из отплывающих казались веселыми и счастливыми, лишь некоторые выглядели потерянными и удрученными, но все они поглядывали на собратьев, которые оставались на берегу, чтобы продолжить жестокую борьбу. Отныне ими командует герцог Гуго Бургундский, но идти в бой с неверными они будут под знаменами с французскими лилиями, исполняя обет вместо своего короля.
