и сочувствие, которые он явно к ней испытывал, и от этого ей стало еще тоскливее.
– Моя судьба – терять мужчин, которые для меня что-то значат, Грипп Галас.
Глаза его слегка расширились, и он уставился в землю, играя поводьями.
– Что бы ни случилось, – сказала Хиш, – береги себя.
Со стороны группы высокородных послышался крик. Всадники и экипажи двинулись через мост.
Прищурившись, Грипп глубоко вздохнул:
– Пора, госпожа. Спасибо вам за чистую одежду. Естественно, я вам заплачу.
Хиш вспомнила грязные окровавленные лохмотья, которые были на Галасе в ту ночь, когда он появился на пороге ее дома, и к глазам женщины подступили слезы.
– Я не продавала тебе одежду, Грипп. И не одалживала ее, а просто подарила.
Бросив на повелительницу взгляд, он неловко кивнул и поскакал в сторону группы всадников на мосту.
Хиш Тулла направила своего боевого коня следом. Она собиралась слегка отстать, когда Грипп подъедет ближе, и присоединиться к процессии с тыла. Если повезет, Аномандер ее не заметит, что избавит его от неловкости: так будет проще для всех.
Но он заметил их обоих, когда еще был на мосту, и процессия остановилась столь же внезапно, как и начала двигаться, повинуясь жесту Аномандера. Хиш увидела, как он повернулся к своему брату Сильхасу. Они заговорили, но и она сама, и Галас находились слишком далеко, чтобы хоть что-то расслышать. Затем Аномандер направился к ним, и взгляды всех остальных также устремились в их сторону.
Повелитель Аномандер остановил коня и, спрыгнув с седла, подошел к Хиш Тулле.
– Сестра Ночи, – произнес он, – благословение нашей Матери тебе очень к лицу.
– Хочешь сказать, в отсутствие светлых оттенков мой возраст стал тайной?
Он замолчал и нахмурился.
«Ты сама себя ранишь», – подумала Хиш Тулла, избегая его взгляда и сожалея о своих словах.
– Прошу прощения, хозяин… – начал было Грипп, но Аномандер поднял руку и, не сводя взгляда с Хиш, промолвил:
– Вижу, Галас, ты хочешь поведать мне нечто важное, и я намерен со всей серьезностью отнестись к твоим словам. Но прошу тебя, погоди еще немного.
– Конечно, хозяин.
Причмокнув губами, старик направил лошадь к голове процессии.
Женщина посмотрела ему вслед, чувствуя себя покинутой всеми.
– Не хочешь ли спешиться, госпожа Хиш? – предложил Аномандер.
Застигнутая врасплох, она послушалась, встав возле головы лошади с поводьями в руке.
– Ты не ответила на мое приглашение, госпожа. Признаюсь, мне стыдно за свою бесцеремонность. Все-таки прошло немало времени, и между нами пролегли годы. И тем не менее я все еще чувствую себя ребенком в твоих глазах.
– Ты никогда им не был, – возразила Хиш. – И стыдно должно быть мне. Смотри же на меня, поддавшуюся той жалости, что содержится в твоем жесте.
Аномандер потрясенно уставился на нее.
– Я говорила с Гриппом Галасом, – продолжала Хиш. – Порой он бывает чересчур прямолинеен, но я научилась ценить его честность.
– Госпожа, – сказал Аномандер, – Грипп наименее искренний из всех, кого я знаю.
– В таком случае я дала себя обмануть.
– Вовсе нет. Если ему приходится сдерживать свои чувства, госпожа Хиш, он испытывает неловкость. Подозреваю, Галас не просто так отправился сперва к тебе, а не ко мне, и за этим кроется некая история. Последнее, что я знаю: он ехал по дороге из усадьбы дома Друкорлат, охраняя юного заложника. Вряд ли Грипп мог пренебречь подобным поручением.
– Нет, конечно, – чуть резче, чем следовало, ответила Хиш. – Мальчик сейчас находится под моей опекой, и да, за этим кроется некая история, но пусть ее поведает тебе сам Грипп.
– Что ж, ладно.
– Я не признаю неразрешимых разногласий, повелитель Аномандер.
Поразмыслив над ее словами, он несколько расслабился.
– Если ты полагаешь, что Галас относится к тебе как отец, то ошибаешься.
– Я сама начинаю это понимать, – отозвалась она, – и теперь не чувствую под ногами надежной опоры.
– И тем не менее, – продолжал Аномандер, – я верю в великодушие Гриппа Галаса. Вряд ли он всерьез оскорбится, увидев тебя рука об руку со мной на свадьбе моего брата.
– А ему тоже найдется место на церемонии?
– Непременно.
– В таком случае, повелитель, – кивнула Хиш, – я готова принять твое приглашение.
– И при этом нарядилась так, будто собралась самое меньшее на войну, – улыбнулся он. – Вот уж не думал, что я настолько грозен. – Вместо того чтобы дождаться, когда женщина подойдет к нему, Аномандер сам шагнул вперед, посмотрев ей в глаза. – Госпожа, от твоей красоты у меня, как всегда, захватывает дух, и мне вновь кажется чудом возможность удостоиться твоего взгляда, как и в давно минувшие годы. Боюсь, Грипп может быть не в восторге от моих слов, но мною движет лишь восхищение. – Все слова умчались куда-то прочь, лишив ее дара речи. А Аномандер между тем продолжал:
– Ты упомянула о жалости, госпожа Хиш? Я жалею лишь тех, кто с тобой не знаком. – Он подал ей руку. – Так ты окажешь мне честь, приняв мое приглашение?
Хиш кивнула.
Рука его была твердой как железо: казалось, она могла вынести тяжесть не только целого королевства, но и всех тех сожалений, которые испытывала Хиш.
Когда Аномандер спешился перед Хиш Туллой, Сильхас Гиблый развернулся в седле и подозвал к себе Келлараса. Покинув общество Датенара и Празека, капитан подъехал к белокожему воину.
– Ради прекрасной женщины твой повелитель готов заставить ждать даже жениха, – улыбнулся Сильхас.
– Он сам пригласил ее, господин, – ответил Келларас.
– Мы не думали, что Хиш примет приглашение, иначе я попытался бы сделать то же самое, объявив себя соперником брата. Возможно, дошло бы до драки, даже до скрещенных мечей. Десятки мертвых, поместья в огне, огненная буря и молнии в небе. И все из-за женщины.
– Тысяча поэтов благословила бы такой сюжет для драмы и трагедии, – заметил Келларас.
– Они будут просеивать пыль и прах, – кивнул Сильхас, – ради всех сокровищ, которые только могут вообразить, и, охваченные ложным экстазом, пригласят голосящих плакальщиц, превращая каждую их слезу в драгоценнейшую жемчужину. Именно так, капитан, поэты рядятся в скорбь всего мира. – Он пожал плечами. – Но сражение двух братьев из-за женщины – это пиршество, на котором побывало уже множество рифмоплетов. Слишком легко пресытиться безрассудством.
– Даже поэтам нужна пища, господин, – покачал головой Келларас.
– А безрассудство – самое пагубное вино, всегда доступное и полное сладостных обещаний, не заставляющее думать о завтрашнем похмелье. Увы, не только поэты гостят на пирах нашей судьбы.
– Верно, господин, но они дольше прочих жуют.
Сильхас рассмеялся, а когда Аномандер шагнул к Хиш Тулле и взял ее под руку, посерьезнел и задумчиво проворчал:
– Что ты думаешь про того жилистого старца,
