моя разыгралась, и я решила последовать совету своего ученого друга, хотя и не уверена, что сумею довести дело до конца. Он дал мне нечто, на чем я могу писать. Это явно не древний папирус, но вполне сгодится. У меня есть также перья из тростника, и, будучи в прошлом недурным писцом, я могу изготовить чернила различных цветов. Сплю я мало, тело мое, как сосуд, полный жизни, требует лишь непродолжительного отдыха, а потому долгие часы ночи тянутся для меня утомительно и скучно: я лежу и размышляю о том, что минуло и что грядет, освещая темноту будущего, словно лампадой, своей больной, испуганной душой. Между прочим, я умею писать символами, которые, несмотря на всю свою немалую ученость, Холли прочитать не сможет. Я нерасположена к тому, чтобы он узнал мои мысли и дела и выдал их моему супругу: вдруг тот подумает обо мне худо.
Но зачем же мне вообще записывать все это? А вот зачем: в определенных случаях я обладаю даром предвидения, и сейчас моя душа сообщает мне, что в такой-то день, в назначенный час, некто разгадает секрет моего шифра и переложит рукопись на языки, читать которые смогут все люди на свете, и тогда рано или поздно по кругу своего вечного пути я отправлюсь туда, откуда явилась, и, как для бога огня в пещерах Кора, на некоторое время буду скрыта, а эти записи останутся мне памятником. Ах, эти проблески во мне человека смертного! Ведь в отличие от заурядных мужчин или женщин я не буду забыта даже среди мимолетных обитателей этого ничтожного мира.
Ну что ж, а теперь — за дело.
Начну издалека. Прежде чем душа моя снизошла с небес, дабы обитать в этом мире, мне было видение о том, что произойдет с нею в земной жизни. Пожалуй, это всего лишь притча, из тех, что ни в коем случае не следует воспринимать буквально, ибо они полны знаков и символов, которые нуждаются в трактовке. Хотя, уверена, частица правды в ней все же присутствует, иначе почему на протяжении долгих веков видение сие вновь и вновь упорно возвращалось ко мне? Почему каждый народ создает своих богов, которые хороши только для него? Холли рассказал мне (то же самое говорил прежде и странник Аллан, также обладавший кое-какими поверхностными знаниями), что Зевс, и Афродита, и Осирис, и Гор, и Амон ныне низвергнуты и вместе со всей своей компанией лежат в пыли, как и разбитые колонны их храмов. Боги не оправдали надежды людей, которые теперь считают их героями древних мифов. Так, из всех известных мне божеств лишь Он, Тот, что из иудеев, хотя и сменил образ и лик, остался Единственным, Кому до сих пор поклоняются.
Несомненно и то, что, пока живет на свете человек, будет жить Бог, пусть и во многих формах и обличьях. Всегда пребудет на земле вечное Добро, во сне святого Нута названное Наивысшим Божеством. Но учтите: и Зло тоже бессмертно! Его зовут Сет, или Ваал, или Молох (или как-то иначе). Но всегда запятнанная грешная душа человека искала и будет искать спасения, и имя того, кто его спасает, — Осирис (или как-то иначе). И пребудет вечно Природа, и имя ей — Исида (или как-то иначе). В этом огромном мире никогда не исчезнет стремление к новой жизни, и имя Дарующей Жизнь — Афродита (или как-то иначе). И так непрестанно будет до конца времен, денно и нощно. Там, где живет человек, повторю, всегда был и есть Бог, или Добро, — светлый дух, названный многими именами.
Я подхожу к «окну» своей пещерной кельи, смотрю на сверкающую россыпь бесчисленных звезд в морозном небе и — о, подумать только! — вижу там Бога, в одном из самых Его величественных облачений. Я смотрю на мотылька, порхающего вокруг моей лампы или отдыхающего на стене и волшебством своим призывающего издали свою пару, и — подумать только! — вижу Бога, но уже в другом, одном из самых скромных Его одеяний. Потому что Бог во всем и повсюду, и все живущие, от великих далеких солнц и до самой земли, должны поклоняться Тому, Который посылает их вперед и к Которому возвращаются они вновь.
А сейчас поведаю о своем видении, которое помогло мне истолковать притчу о вечных истинах.
Я Айша, дочь Яраба, дитя не плоти, но духа, живу в чертогах великой богини и служу Той, что правит на земле (самой Природе, как я теперь знаю). В Египте ее называли Исидой, Вселенской Матерью и Матерью Таинств. Она же звала меня «дитя» и «посланница». В этом видении, или притче, я была ее преемницей, потому что пила из чаши ее мудрости и частичка ее величия пребывала в моей душе.
Богиня сидела, погруженная в раздумья, в своем святилище, куда беспрестанно приходили и души, принося новости со всех земель, и, опустошив у ее ног чашу совершаемой молитвы, уходили обратно. Одежды ее, голубые, словно небо, ниспадали до самого пола, по плечам струились черные как ночь волосы, а из-под изогнутых бровей сверкали, будто яркие звезды, глаза. В руке Исида держала скипетр власти, ноги ее покоились на скамеечке в виде земного шара. Там, под балдахином света, на троне черного дерева восседала она, предаваясь раздумьям, в то время как вокруг нее, как морские волны о берег, билась музыка — такая музыка, которая на земле неизвестна.
Я вошла. Я предстала перед нею, я выразила покорность — опустилась на колени, и лоб мой коснулся земляного пола, и волосы смахнули с него пыль. Исида дотронулась до меня своим скипетром, приказывая подняться.
— Молви, дитя, — сказала она. — Какую весть принесла ты с берегов Нила? Как отправляются мои богослужения в храмах Исиды и преданы ли мои слуги святой вере и закону?
И я ответила:
— О Мать-богиня, я завершила свою миссию. Духом невидимым я прошагала по землям Египта. Я побывала в твоих храмах, я слушала твоих жрецов, я наблюдала, как молятся простые люди, верующие в тебя, и читала в их сердцах. И вот что я тебе поведаю. Священные храмы ныне, увы, пусты; жрецы пренебрегают заботой о твоих алтарях, а простые люди, за исключением немногих оставшихся верными тебе, поклоняются иной богине.
— И как же имя той богини, о дитя моей любви и мудрости?
— Греки, которые ныне наводнили Египет, называют ее Афродитой, а другие народы знают эту богиню как Астарту или Венеру. Ее святилище находится
