даже не слыхивали о подобном совершенстве, — несчастная женщина была потрясена до глубины души и вознесла молитву о том, чтобы ей дозволено было умереть. Как объясняли те, кто хорошо знал мою мать, она сделала это по двум причинам: во-первых, предвидя мое грядущее величие, она захотела, чтобы одна я владела сердцем моего отца и всего нашего племени; во-вторых, бедняжка боялась, что впоследствии родит других детей, которых возненавидит, сравнив со мною. И, как частенько повторял мне отец, молитва ее была услышана: поцеловав и благословив меня, моя мать вскоре покинула этот мир.
Такова истинная история ее кончины, хотя позже злобные завистники и распустили слухи: дескать, разрешившись от бремени, моя мать получила некие откровения относительно деяний, которые я обречена была совершить, после чего предпочла просить у своих богов смерти, нежели продолжать жить рядом со мной. Это все гнусные вымыслы; когда я спрашивала отца, он неизменно клялся мне, что сие ложь, обман, подобный тем изменчивым картинам, какие можно видеть в пустыне на закате, а иногда и в полдень.
Мой любимый отец так больше и не женился. Пока я была ребенком, он опасался, что новая супруга родит своих детей, начнет ревновать и станет дурно обращаться со мной. Когда я подросла, отец призадумался, не стоит ли мне разделить заботы о домашнем хозяйстве с другой женщиной. Однако я заявила ему, что у нас и без того вполне достаточно слуг и мачеха мне не нужна. Он в ответ лишь склонил голову и ответил, что все будет так, как я захочу.
В результате я выросла единственной наследницей своего благородного отца, сделавшись его другом, всячески поддерживая его и давая ему советы. И — сначала вместе с родителем, а затем сама, но с его помощью — я правила нашим многочисленным племенем, члены которого всегда почитали и боготворили меня. Со временем, увы, я навлекла на голову отца беды, однако произошло сие не по моей вине, но из-за исключительной красоты, которой, как я в те дни верила, Исида либо Афродита (или обе они) наделили меня, преследуя какие-то свои божественные цели. Очень скоро слухи о моей красоте, а также уме и знаниях распространились по всей Аравии, и ко мне стали приезжать издалека принцы — свататься; зачастую они ссорились между собою и даже сражались, поскольку, будучи мягкосердечной, я находила доброе слово для каждого из претендентов и предоставляла им решать все самим, что они и проделывали с помощью копий и стрел. Жестокие и безрассудные по своей природе, мужчины часто бились из-за меня, и по этой причине отец нажил себе врагов: родственники некоторых погибших на поединках принцев клялись, будто я обещала выйти за них замуж. Однако на самом деле я, Айша, никогда даже не помышляла связать себя узами брака, чтобы сделаться рабой какого-нибудь ревнивого тирана, томиться взаперти в крепости и рожать ему детей. Нет, будучи куда более благородной и возвышенной, чем все мои современники, я уже тогда мечтала править миром, рассудив, что, если уж мне суждено принадлежать кому-то, я выберу этого мужчину сама.
Но в то время не искала я себе возлюбленного, поскольку любовью моей была... мудрость. Я понимала, что в знании заключена великая сила и, если я хочу властвовать миром, прежде всего должна выучиться. И я делала это — вдумчиво, беря в учителя мудрейших людей Аравийского полуострова. О, они гордились тем, что учат Несравненную Айшу, дочь и наследницу Яраба, великого вождя, который созвал под свои стяги десять тысяч соплеменников и еще десять тысяч воинов не нашей крови, но присягнувших ему.
Я постигла учение о звездах — и благодаря этому глубокому знанию поняла, насколько ничтожна моя душа. Уже тогда я гадала, как гадаю до сих пор, на которой же из них мне суждено властвовать, когда истечет мое время на земле. Ибо всегда, с самого начала, знала: где бы я ни очутилась, мне повсюду суждено быть главной и господствовать.
Быть может, я научилась этому прежде, в чертогах Исиды, которая тогда казалась мне такой великой, хотя впоследствии, созерцая звезды в тишине пустынной ночи, я пришла к пониманию, что даже Вселенская Мать, как называли ее люди в давние времена, отнюдь не являлась всемогущей, но была вынуждена бороться за верховную власть с Афродитой и другими богами.
Холли немало поведал мне об астрономах и тайнах Природы, раскрытых ими в последние годы: о том, как ученые считают и оценивают звезды, как измеряют в милях огромные расстояния от них до Земли. Он с гордостью сказал, что астрономы установили, что каждая из звезд, даже самая дальняя, есть солнце, такое же огромное, как наше, или даже еще больше, и что вокруг тех звезд вращаются невидимые отсюда миры. О, как же был потрясен и изумлен мой ученый друг, когда я ответила ему, что мы, жители Аравии, догадались обо всех этих вещах еще более двух тысяч лет назад, а кое-что даже знали наверняка. Холли упорно отказывался мне верить. Тем не менее это чистая правда, именно так все и было.
Так, приобщаясь к великому, я все больше и больше крепла духом.
Кроме того, я искала иной, более глубокой любви. В ту пору один весьма необычный странник забрел в наш город Озал, где мой отец-шейх держал свой «двор», если можно так выразиться, когда не располагался лагерем с нашими многочисленными стадами в пустыне, — так мы делали в определенное время года, когда после дождей в пустыне ненадолго появлялся травяной покров. Странника того звали Нут, он был стар, седовлас и, пожалуй, внешность имел скорее отталкивающую. Его пытливое лицо цвета пергамента, все изборожденное морщинами, очень походило на лицо Холли, каким оно стало бы, доживи мой ученый друг до таких лет. Признаться, как внешне, так и во многом другом Холли так напоминает мне того почтенного старца, что я частенько задумываюсь: уж не перевоплотился ли в него дух Нута, подобно тому как Калликрат вновь вернулся на землю в образе Лео?
Никто не ведал, откуда этот Нут, не египтянин по рождению, пришел в Египет, где служил верховным жрецом Исиды и керхебом[88], или главным магом, обладая немалой властью на земле и еще большей за ее пределами, поскольку мог общаться с высшими силами. Будучи человеком честным, Нут, по велению богов и своей мудрости, говорил правду даже царям, и это стало причиной его опалы, ибо горе тем, кто осмеливается так вести себя с сильными мира сего.
В назначенный
