спасибо, товарищ Керенский.
«Вечернее время», 4 сентября
Провозглашение Российской республики.
Декрет Временного Правительства.
Мятеж генерала Корнилова подавлен. Но велика смута, внесенная им в ряды армии и страны. И снова велика опасность, угрожающая судьбе родины и ее свободе. Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, памятуя единодушное и восторженное признание республиканской идеи, которое сказалось на московском государственном совещании, Временное Правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское Государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую Республику. <…>
«Русское слово», 5 сентября
Московская «красная гвардия».
По примеру Петрограда, приступлено к организации «красной гвардии» в Москве.
В состав ее, по проекту, будут входить рабочие желающие принять на себя обязанности дружинников добровольно и не получая никакой платы. <…> Ближайшая задача «красной гвардии», – обучение дружинников в свободное от работы время стрельбе, а дальнейшая – выступление в моменты контр-революции с оружием в руках на защиту революционных завоеваний.
И. И. Ренгартен, 7 сентября
Когда мы выходили из Гельсингфорса, ко мне в каюту пришел Черкасский, сел в кресло и стал смеяться с таким видом, что я решил: «Ну, сейчас скажет что-нибудь отвратительное…» И он сказал мне, что флота больше не существует… Командиров больших судов больше нет – их нервы окончательно истрепались, заменить их некем. Командования флотом тоже нет, ибо нет власти, нет гарантий, нет ничего! Есть только ужас и пустота.
Я сказал ему на это: надо немедленно же подумать и что-то решить, ибо оставаться пассивным зрителем сил нет! Но за этим он и пришел; он находит, что зимою необходимо набрать новых людей, настоящих специалистов, желающих, только по вольному найму, по условию, гарантированному контракту и т. п., и таким образом создать хотя бы часть флота, а от остального отказаться.
Я прибавил к этому, что сейчас флот (т. е. главные силы) дела своего не делает, бесполезен, но является источником заразы для всей страны; что делать что-то с ним надо, – но нельзя ждать зимы, надо сейчас… Может быть, пойти на какое-то соглашение с центральными органами революционной демократии.
Черкасский находит, что сейчас вся наша деятельность здесь пропадет зря; что у нас осталось – постепенно разваливающаяся материальная часть, ряд инструкций, планов, периодическое издание расписаний, сводок, оперативных предложений и т. п., все это без претворения в жизнь.
А рядом с этим большевики выставляют определенные требования. Вчера у комфлота они прямо ответили: мы хотим:
1). Немедленное перемирие.
2). Немедленное опубликование тайных договоров и отказ от них.
3). Призыв к демократиям мира заключить мир.
Они называют это гарантией истинно демократической республики!
3. Н. Гиппиус, 7 сентября
Данный момент: устроить правительство Керенского так и не позволили, – Советы, окончательно обольшевичевшиеся, Черновцы и всякие максималисты, зовущие себя почему-то «революционной демократией». Назначили на 12-ое число свое великое совещание, а пока у нас «совет пяти», т. е. Керенского с четырьмя ничтожествами. Некоторые бывшие министры не вовсе ушли, – остались «старшими дворниками», т. е. управляющими министерствами «без входа» к Керенскому (!). Только Чернов ушел плотно, чтобы немедля начать компанию против того же Керенского. Он хочет одного: сам быть премьером. Ну, в «социалистическом министерстве», конечно: в коалиции с… большевиками. После съедения Керенского.
Я сказала, что теперь «всякий будет лучше Керенского». Да, «всякий» лучше для борьбы с контр-революцией, т. е. с большевиками. Чернов – объект борьбы: он сам – контрреволюция, как бы сам большевик.
«Краса и гордость» непрерывно орет, что она «спасла» Временное Правительство, чтобы этого не забывали и по гроб жизни были ей благодарны. Кто, собственно, благодарен – неизвестно, ибо никакого прежнего Правительства уже и нет, один Керенский. А Керенского эта «краса», отнюдь не скрываясь, хочет съесть.
Петербург в одну неделю сделался неузнаваем. Уж был хорош! – но теперь он воистину страшен. В мокрой черноте кишат, – буквально, – серые горы солдатского мяса; расхлястанные, грегочущие и торжествующие… люди? Абсолютно праздные, никуда не идущие даже, а так шатающиеся и стоящие, распущенно-самодовольные.
«Газета для всех», 8 сентября
Прежде и теперь.
Прежде.
Захворает обыватель, приключится с ним в ночь-полночь «кондрашка», бежали в первую попавшуюся аптеку, приглашали врача; там были всегда ночные дежурства.
Теперь.
Умирает свободный гражданин на квартире; родные, знакомые бегут в аптеку, но она заперта, а на дверях лоскуток бумажки с надписью: Сегодня дежурство N-й аптеки.
Установлены поочередные дежурства… Пока бежали с версту в дежурную аптеку, больной «испустил дух».
Прежде.
Хотя на углах и стояли ненавистные «фараоны», но по улицам обыватель шел и был без страхового общества защищен от опасности. Ломовые правой стороны держались, над лошадьми не потешались…
Теперь.
Гражданин идет, а его того и гляди ломовой с ног сшибет… Лошадей гонят во всю, порядка не соблюдают, в несколько линий «стегают»… Мчатся «порожнем» на спор: чья лошадь быстрее бежит… Граждане в испуге шарахаются, детишки, идущие в школу мечутся из стороны в сторону… Как им перейти опасную мостовую?..
А товарищ милиционер с молодыми метельщицами «заигрывает», «лясы» точит… С папироской в зубах ухмыляется…
Прежде.
Пьяный обыватель в сад Александровский забредет и себе девиц найдет…
Но «дух» и сторож тут как тут, и обоих в часть – сперва-наперво вытрезвиться, а после – к мировому… Обвинение – «бесстыжие действия»… По головке не гладили, а в Титы «зал аживал и»…
Теперь.
Свободные граждане никого знать не хотят и по делам ночам безобразия учиняют… На бульварах, на лужках творится нечто невероятное… Осыпающиеся листья краснеют… А в Сыромятниках парочки перебрались на «зимние квартиры» – в глухие подворотни…
Дождь из-под открытого неба загоняет…
Прежде нищий к обывателю «подкатится» и с первым вопросом обратится: Позвольте, господин хороший, покурить…
Обыватель из тугого портсигара пяток, а то и десяток папирос «стрелку» давал…
А тот другую «арию» заводил и на сотку водки просил…
Теперь.
Гражданин с поникшей головой плетется, а нищий смеется… Папироска у него в зубах дымится…
– Есть папироски? – обращается курильщик.
Бывший «стрелок» окидывает наглыми глазами с головы да ног…
– Есть, да не по карману тебе!.. Сентябрем смотришь… У нас покупатель солидный…
– Ха-ха-ха! – раздаются на сквере охрипшие голоса торговцев папиросами…
Майор Палкин
И. С. Ильин, 9 сентября
Был в Бердичеве. Ходил на Лысую гору, чтобы посмотреть, что с арестованными, видел Зарембо, рота которого на охране. Он рассказал, что за ужас был, пока юнкера еще не пришли и когда охрану несли солдаты. К казармам образовалось целое паломничество. Распущенные, грызя семечки, эти бандиты подходили к карцеру и в окошечки плевали, матерно ругались и всячески издевались.
