все стороны и понимаем, что опасность и там, и здесь.» (И не нашел, и не нужно – мы, обыватели российские, сами в большом трепете и ужасе и все чаще стали задумываться, стоило ли огород городить, лучше ли нам стало с 27 февраля?) <…>
Первый день совещания закончился приветственной речью от «гостеприимной Москвы» городского головы В. В. Руднева. Отмечают, что ему аплодировали; а я думаю, не иронически ли? За трамвайную забастовку следовало бы свистать ему, а не аплодировать.
«Вечерние новости», 14 августа
Государственное совещание.
Генерал Корнилов у Иверской.
Вчера москвичи наблюдая картину проезда верховного главнокомандующего к Иверской часовне. На Тверской в 4 часа дня показался кортеж автомобилей. Впереди ехали автомобили, на которых стояли военные, обратившись лицом к автомобилю верховного главнокомандующего. Автомобиль генерала Корнилова сопровождали делегации союза георгиевских кавалеров, союза Крестьянского и солдатского просвещения, союза раненых, представителей ударных батальонов и женского батальона. Конвой текинцев с винтовками ехал на автомобиле вслед за главнокомандующим. Далее ехали самокатчики и кавалерийский отряд.
У Иверской все вышли. Генерал приложился к святыням. Собравшиеся большие толпы москвичей встретили генерала громовым «ура!»
Овации генералам Корнилову и Керенскому
Корнилов в половине двенадцатого со штабом приехал в театр. Как только он появился на сцене, собрание разразилось аплодисментами. При появлении генерала Корнилова в ложе овации возобновились и продолжались несколько минут.
Затем появилось временное правительство во главе с Керенским. Снова овации.
В ответ на это опять начались овации по адресу генерала Корнилова, причем в это время Советы не аплодировали. Так продолжалось несколько минут, пока властным голосом Керенский не восстановил тишины, обратившись к собранию со следующими словами:
– Объявляю государственное совещание открытым. Предлагаю сохранить столь нужное спокойствие и предлагаю всем присутствующим в лице находящегося здесь верховного главнокомандующего приветствовать армию, борющуюся за свободную Россию.
Овации генералу Корнилову возобновились.
Г. А. Князев, 15 августа
Читая речь Корнилова на Московском государственном совещании, мы заплакали… Тяжелая, давящая боль сдавила сердце. Родина, народ русский… Где ты? Что с тобой? Неужели эти слова о тебе? И как я понимаю тех, кто кричал там не вставшим с места при приветствии Главнокомандующего: «Предатели, трусы, гады!..» Не встало несколько солдат и прапорщиков.
Другой генерал, Каледин, говорил от 13 казачьих войск. Решительно, резко, определенно. Чувствовалось что громадная сила за ним. Может быть, единственная сила, которая спасет Россию.
Кто-то удачно сравнил речь Керенского с речью Столыпина во 2-й Государственной Думе – «Не запугаете». Только тот говорил это спокойно, потому что с ним была физическая сила, Керенский же кричал «Не допущу, не допущу…», потому что силы этой у него на самом деле недостаточно.
А. В. Тыркова-Вильямс, 16 августа
Кишкин рассказывает, что Керенский и Некрасов ждали в Москве вооруженного восстания с Корниловым во главе. Расставили пулеметы в доме генерал-губернатора. Корнилов приехал в 2 час. Керенский не видался с ним до 14 августа в заседании. Некрасов сказал, что боятся только речей Шульгина и Милюкова.
(Милюков считает, что правительство вышло ослабленным и коалиция тоже.)
Керенский вчера, 15-го, говорил Кишкину, что не скажет речи, так как сказать нечего. Поэтому он импровизировал речь.
Юренев вечером говорил с Авксентьевым и Рудневым. Они считали конец речи больным. Все считают, что Керенский провалился.
Продовольственное совещание. Положение ужасающее. Киев без хлеба. Армия тоже.
«Русское слово», 17 августа
Грандиозный пожар в Казани.
14-го августа в 2 часа 30 минут дня, на окраине города начался пожар, принявший грандиозные размеры и охвативший несколько пригородных слобод.
Население Казани массами стало выселяться из города в окрестные деревни, располагаясь за недостатком помещений в полях. Пожар продолжается. Много пострадавших, получивших тяжелые ожоги и ранения. <…> Ввиду того, что катастрофа приняла чрезвычайные размеры, Казань и прилегающие к ней слободы объявлены на военном положении.
В. М. Голицын, 18 августа
Я скоро возвратился и застал у нас чету Яновских. Он был на московском совещании и много рассказывал. Как и следовало ожидать, кончилось оно ничем, а между тем положение все больше и больше обостряется. Есть от чего растеряться. Какое, однако, ничтожество – наше правительство не лучше царского. Из этого не следует, что я желал бы восстановления того.
М. М. Богословский, 18 августа
Второй день не получаем газет и не знаем, «объединились ли все живые силы страны», состоялось ли «спасение революции, а кстати и страны», продолжает ли отечество стоять «на краю гибели» и т. д. Какая масса запошленных выражений наполняет теперь газетные столбцы и как быстро благодаря усиленной всеобщей болтовне испошливается всякое новое выражение!
Н. Ф. Финдейзен, 20 августа
Остался в городе ввиду выборов в Центральную Городскую Думу; подал за кадетов, хотя никогда не сочувствовал их партии, из-за политиканства их; все-таки – это едва ли не единственная партия, объединяющая интеллигенцию и разум, так как большинство остальных просто изгоняют их. Нахальнее всего агитировали большевики – даже плакатами впереди трамваев (над №). Вчера на Морской видел любопытную статуэтку – голова Керенского, обвеянная крылами серафимов!.. Своего рода Сирин или Алконост…
«Вечерний курьер», 21 августа
Официальное сообщение до 12 часов дня.
Германское наступление на рижском фронт началось вчера в 7 часов утра атакой в районе Икскюльского укрепления, предпринятой германцами после артиллерийской подготовки. Наши войска, защищавшие Двину, отступили. Германцам удалось навести два понтонных моста у Иксюля и переправиться на восточный берег Двины. Наша пехота, несмотря на блестящую работу артиллерии, разрушившую один из германских понтонов, не могла отразить натиск германцев. Противник быстро развил успех и начал распространяться на север. Наши контратаки успеха но имели. Судя по официальным донесениям, поступающим с фронта, события под Ригой носят катастрофический характер.
А. А. Блок, 21 августа
На улицах возбуждение (на углах кучки, в трамвае дамы разводят панику, всюду говорится, что немцы придут сюда, слышны голоса: «Все равно голодная смерть»). К вечеру как будто возбуждение улеглось на улице (но воображаю, как работает телефон!), потому что пошел тихий дождь.
Н. М. Мендельсон, 23 августа
Революции не было, самодержавия никто не свергал. А было вот что: огромный организм сверх-человека, именуемый Россией, заболел каким-то сверх-сифилисом. Отгнила голова – говорят: «Мы свергли самодержавие». Вранье: отгнила голова и отвалилась. Теперь гниет все остальное, сверху до низу…
Совещание в Москве – очередная истерика Керенского и только. <…> Надвигается голод. Рига взята. Всюду развал.
