Руководитель Боевой организации эсеров Азеф был потрясен Кишиневским погромом‚ и есть предположение‚ что с этого момента он – верный агент полиции – стал скрывать от властей подготовку некоторых покушений. По словам жандармского полковника С. Зубатова‚ Азеф «трясся от ярости и с ненавистью говорил о Плеве‚ которого считал главным виновником» Кишиневского погрома. Азеф подготавливал его убийство и убеждал членов Боевой организации: «Если нет людей‚ их нужно найти. Если нет динамита‚ его необходимо сделать. Плеве, во всяком случае, будет убит. Если мы его не убьем‚ его не убьет никто».
В то время в Швейцарии проходил съезд партии эсеров‚ куда принесли телеграмму об убийстве Плеве. «На несколько минут воцарился какой-то бедлам‚ – вспоминал участник съезда. – Несколько мужчин и женщин ударились в истерику. Большинство обнималось. Кричали здравицы… Как сейчас вижу Н.: стоит в стороне‚ бьет о пол стакан с водой и со скрежетом зубов кричит: вот тебе за Кишинев!..»
Еврейское народное сказание времен Первой мировой войны: «Когда прогремели первые выстрелы и появились первые жертвы‚ собрался Небесный суд‚ чтобы решить‚ на чьей стороне будет победа. Ангел-хранитель России положил на чашу весов все пушки и все снаряды немцев‚ чтобы показать‚ как много они наготовили для погибели невинных людей. В ответ на это ангел-хранитель Германии положил на другую чашу весов всего-навсего два гвоздя‚ два гвоздя с Кишиневского погрома‚ которые вбивали в головы жертв. И чаша с гвоздями перевесила».
Очерк сорок первый
Евреи в русско-японской войне. Погромы 1904–1905 гг. «Смутное» время. Октябрьские погромы 1905 г.
Практически после каждого разгрома еврейские общины взывали к милосердию: «Требуется безотлагательная помощь! Пожертвования просят направлять по адресу». А из Житомира сообщили на исходе 1904 года: «Сидим‚ ждем и трепещем…»
1
27 января 1904 года Николай II объявил в «Высочайшем Манифесте»: «Японское Правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать Нашу эскадру‚ стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артура. По получении о сем донесения… Мы тотчас же повелели вооруженною силою ответить на вызов Японии…»
Так началась русско-японская война‚ по всей стране прошли патриотические манифестации в поддержку царя и русской армии. В еврейской газете написали на второй день войны: «Россия – наша родина‚ и все мы… до последнего‚ свято исполним свой долг перед родиной‚ с которой связали нас исторические судьбы… Постараемся‚ поскольку это в силах наших‚ забыть и недавнее изгнание из Порт-Артура‚ и кишиневский и гомельский погромы‚ и многое‚ многое другое…»
В синагогах служили торжественные молебны «о даровании доблестной победы русскому воинству»; по всем общинам собирали пожертвования «на военные нужды»‚ «на усиление отечественного флота»‚ «на нужды семейств убитых и изувеченных воинов»; одесский банкир З. Ашкенази на свои средства сформировал санитарный отряд; нищие местечки жертвовали крупные суммы из средств коробочного сбора‚ и местное начальство даже ограничивало их пыл‚ чтобы это не пошло в ущерб неотложным нуждам.
По всей стране шла мобилизация в армию‚ в которой некрещеные евреи не могли стать офицерами и даже унтер-офицерами. Их не допускали в юнкерские училища‚ не направляли в гвардию и во флот‚ в интендантство и крепостную артиллерию‚ в карантинную и пограничную службы. Для врачей-евреев существовала в армии пятипроцентная норма‚ но после начала войны их стали призывать без ограничения. С первой партией мобилизованных поехали из Петербурга 45 врачей-евреев‚ на прощание в синагоге города отслужили «напутственное молебствие при громадном стечении народа». В Одесском военном округе врачи-евреи составили половину от всех призванных – 75 человек‚ в Киеве – более 60 %; всего в той войне участвовали 1200 врачей-евреев – треть от общего числа‚ а в осажденном Порт-Артуре они насчитывали 27 %.
В русских частях на Дальнем Востоке было во время войны более 20 000 солдат-евреев; в одном только Брянском полку погибли и были ранены в боях 124 еврейских солдата. Корреспондент телеграфировал из района боевых действий: «По рассказам товарищей‚ по признанию многих офицеров они сражаются так же самоотверженно‚ как и православные русские». Офицер одного из полков рассказывал: «Мне приходилось иметь дело с солдатами-евреями‚ видел я их немало‚ знают о их храбрости и многие полковые командиры‚ знает также командующий армией… Они стреляют хорошо‚ приказания исполняют в точности‚ разумно‚ толково».
Даже в антисемитской газете «Новое время» признавали: «Каких только анекдотов не рассказывают о трусости евреев! Между тем‚ в настоящую войну немало из них показали себя прекрасными‚ храбрыми и распорядительными солдатами. Немало их награждено Георгиевскими крестами‚ есть некоторые‚ имеющие даже по два и три‚ и эти кресты давались не начальством‚ а присуждались самой ротой!»
В первых боях с японцами заслужили Георгиевские кресты Шмуэль Ривин‚ Гиршель Шеток и Мордух Ешин. Рядовой пехотного полка Дубовис получил Георгиевский крест за доставку воды раненым солдатам под сильным огнем противника. Врач Беньяш не ушел с покинутой войсками позиции и под непрекращающимся обстрелом перевязывал раненых‚ хотя ему трижды приказывали отступать. Ювелир Моисей Лейбошиц из Порт-Артура вступил добровольцем в санитарную команду города‚ «показал удивительное хладнокровие и неустрашимость»‚ получил посмертно Георгиевский крест за эвакуацию солдат из-под артиллерийского обстрела.
Раненый в ногу Фроим Черкасс спас тяжелораненого полкового священника‚ после перевязки вернулся в свою часть, заслужил в той войне два Георгиевских креста. Георгиевскими кавалерами стали солдаты Боришевский‚ Гензель‚ Гриншпун‚ Марголин‚ Островский‚ Прежеровский‚ Фридман‚ Чертков и другие. Георгиевский кавалер Герш Лейб Войсвол потерял обе руки и удостоился особой награды командующего армией; три Георгиевских креста заслужил Иосиф Губиш‚ четыре – Столберг из Киева‚ произведенный в офицеры за исключительную храбрость.
Рядовой пехотного полка Виктор Шварц был одиннадцать раз ранен в боях‚ получил три Георгиевских креста и медаль за спасение тонувшего офицера. В русской газете «Наша жизнь» сообщили: «Шварц награжден золотым Георгием за взрыв порохового склада японцев. Тяжелораненый во время мукденских боев в грудь навылет‚ Шварц сутки пролежал среди мертвых‚ а затем был подобран японцами и увезен в плен‚ откуда ему удалось бежать. В Москву Шварц приехал навестить своих родных‚ но положение его поистине критическое: полиция настаивает на немедленном его выселении‚ как не имеющего права жительства в Москве».
В московские госпитали привозили с фронта раненых и больных‚ но их жен и матерей – передавал корреспондент немецкой газеты – «не допускают к постелям раненых‚ так как им запрещен въезд в Москву. Да и самих солдат-евреев‚ лишь только они выйдут из госпиталя‚ хотя бы изувеченными‚ хилыми и неспособными к труду‚ тотчас же высылают из столицы».
Война продолжалась‚ и газеты печатали сообщения о новых героях. Бомбардир-наводчик Лазарь Лихтмахер потерял в бою руку‚ но снова вернулся на батарею и встал у своего орудия. Ефрейтор восточно-сибирского стрелкового полка Иосиф Трумпельдор‚ выйдя из госпиталя‚ написал ротному командиру: «У меня осталась одна рука‚ но эта одна – правая. А потому‚ желая по-прежнему делить с товарищами боевую жизнь‚ прошу ходатайства вашего благородия о выдаче мне шашки и револьвера». В приказе по полку отметили: «Эти слова следует вписать золотыми буквами в историю полка»‚ так как Трумпельдор не пожелал «обратиться в инвалида… и‚ презирая опасность‚ вновь предложил свою полуискалеченную жизнь на борьбу с врагом».
Трумпельдора произвели в младшие унтер-офицеры – «за его боевые заслуги и неустрашимость в бою», и он оставался среди защитников Порт-Артура до сдачи крепости.
2
После начала войны в правительственных кругах России преобладала уверенность в быстрой победе над японцами. Великий князь Сергей Александрович заявил: «Полудикое племя объявило нам войну…» Кишиневский губернатор вспоминал: «Во дворце смотрели на нападение японцев‚ как «на укус блохи»… «Сам Плеве»… с досадой спросил: «Неужели для вас не ясна следующая арифметическая задача: что больше – пятьдесят или полтораста миллионов?»..»
Но вскоре оказалось‚ что война не получалась «короткой и победоносной». В первые ее месяцы японцы захватили порт Дальний‚ а затем осадили Порт-Артур‚ вывели из строя десятки кораблей российской тихоокеанской эскадры – крейсеры, броненосцы, канонерские лодки и миноносцы. С фронта приходили сообщения о неудачах русской армии и огромных потерях среди солдат и офицеров; в многодневном сражении на реке Шахе русские потеряли 40 222 убитых, раненых и попавших в плен‚ в боях под Мукденом – 89 423 человека. Японская армия тоже понесла большие потери, однако не это определяло отношение к той войне. Трудно было понять‚ почему огромная империя не может справиться с какими-то «макаками» (так в газетах пренебрежительно называли противника)‚ и по стране поползли слухи о «виновниках» поражений.
