Поводом к погрому в Киеве послужили слухи‚ будто евреи подожгли монастырь, вырезали монахов, взорвали пороховые погреба возле города. В правительственном расследовании отметили «близкое к попустительству бездействие» войск и полиции. Полицмейстер Киева «спокойно и сочувственно смотрел на происходившее» и отвечал поклонами на приветствия погромщиков. Генерал-лейтенант Бессонов‚ ответственный за охрану Подола‚ населенного евреями‚ «стоял во главе громил и мирно беседовал с ними: «Громить можно‚ – говорил он‚ – но грабить не следует»…» Со слов свидетелей, Бессонов заявил: «если бы он захотел‚ погром закончился бы в полчаса‚ но евреи приняли слишком большое участие в революционном движении и потому должны поплатиться».
Разбой продолжался три дня‚ с утра до позднего вечера; к ночи погромщики расходились по домам‚ а наутро с новыми силами принимались за дело. Громили дома бедняков на окраине Киева, громили богатые еврейские магазины в центре города; подвергли разгрому особняки барона Гинцбурга, братьев Бродских и других; в еврейском училище разрушили всё, вплоть до мраморных лестниц и железных перил. Киевский еврей свидетельствовал: «Погромщики врывались в дома, вытаскивали оттуда не только имущество, но и избитых, окровавленных людей, от которых требовали прочесть молитву или показать царский портрет. В квартирах оставались трупы убитых… Наш дом был осажден толпой, но… живший в одной из квартир священник поклялся на кресте, что «жидов и бунтовщиков против царя в этом доме нет»…»
Солдаты были уверены‚ что погром разрешен властями‚ говорили с убеждением: «Мыслимо ли это без дозволения начальства?» Епископ Платон умолял толпу пощадить евреев‚ становился перед ней на колени‚ но ему с угрозой кричали: «И ты за жидов?!» Еврейская молодежь пыталась защищаться, и стреляла в погромщиков из окон домов, но в ответ солдаты давали залп по тем домам, а толпа громила квартиры. В дни погрома профессора Политехнического института послали в Петербург телеграмму: «Город залит кровью‚ войска неистовствуют… Именем общественного спасения просим вас о немедленном изъятии власти из рук военного начальства, всякий час промедления грозит величайшим кровопролитием».
Погром в Одессе продолжался четыре дня. В правительственном отчете отметили: «По силе и проявлению жестокости этот погром превзошел все ему предшествовавшие… Полицейские чины, считая евреев виновниками всяких политических смут, вполне сочувствовали совершавшемуся погрому еврейского населения, не считали даже нужным скрывать это». Полицейские «руководили действиями толпы»; переодетые полицейские стреляли в воздух и указывали затем на окна еврейских домов‚ из которых будто бы вели стрельбу; солдаты обстреливали эти дома‚ а толпа их громила. Отряды студенческой и еврейской самообороны пытались защищать еврейские кварталы‚ но против них применили винтовки и артиллерию; жители еврейских кварталов, вооружившись топорами с оглоблями, сумели отстоять несколько улиц.
Официальное расследование установило‚ что местные власти лишь наблюдали за погромщиками и не мешали им. Начальник кадетского корпуса говорил: «Вы идете громить евреев – благословляю вас!» Командующий войсками Одесского округа заявил на встрече с офицерами полиции: «Нужно признаться‚ что все мы в душе сочувствуем этому погрому». Одесский градоначальник раскланивался с толпой громил: «Спасибо‚ братцы!»‚ а когда избиваемые кинулись к нему за помощью‚ градоначальник сказал: «Я ничего не могу сделать. Вы хотели свободу – вот вам жидовская свобода».
Евреи убегали из города‚ но их убивали в поездах‚ сбрасывали с кораблей в море. Из Одессы сообщали в те дни: «Зверства разъяренной толпы неописуемы. Передают‚ что‚ убив грудных детей‚ разрывали их на части‚ взрослых сбрасывали с третьих и четвертых этажей… В еврейской больнице лежат раненые с отрезанными органами тела; есть случаи кастрации…» 50 000 человек оказались без крова‚ часть из них временно разместили во дворе еврейской больницы и в аудиториях университета; по окончании погрома похоронили в братской могиле 250 евреев‚ среди них 50 участников самообороны; самым молодым среди жертв оказался Исер Зельцер – полтора года, самым старым Шимон Цимельзон – 80 лет.
С 18 по 29 октября 1905 года‚ в течение двенадцати дней‚ прошло более 600 еврейских погромов в губернских и уездных городах‚ в деревнях и местечках. Большинство из них пришлось на южные и юго-западные губернии черты оседлости‚ в Литве и Белоруссии погромов было мало‚ в Польше – ни одного. Погромы прошли и вне черты оседлости – в Великих Луках‚ Вязьме‚ Орле‚ Брянске‚ Курске‚ Твери, Ростове-на-Дону‚ Воронеже‚ Рязани‚ Ярославле‚ Туле, Казани‚ Томске, Иркутске, Екатеринбурге, где заодно с евреями избивали на улицах студентов и интеллигентов.
В погромах принимали участие торговцы‚ ремесленники‚ железнодорожные и заводские рабочие‚ крестьяне‚ служащие и чиновники. Кое-где лавочники угощали босяков водкой‚ давали им по пятьдесят копеек и посылали громить лавки конкурентов-евреев. Бывало и так‚ что погромщик укрывал в своем доме соседей-евреев‚ а сам шел грабить на другие улицы. Правые газеты объяснили погромы «местью за революционную деятельность евреев»‚ однако от разбоя страдала та нищая еврейская масса‚ которая не имела никакого отношения к какой-либо общественной и политической жизни.
По официальной статистике за эти двенадцать дней были убиты 810 евреев‚ из них в Ростове-на-Дону – более ста пятидесяти‚ в Екатеринославе – 67‚ в Минске – 54‚ в Симферополе – свыше сорока‚ в Орше – более тридцати‚ в Кишиневе – 19. Ранено в октябрьских погромах примерно 2000 человек; некоторые сошли с ума от нервных потрясений‚ умерли от ран, изнасилованные женщины кончали жизнь самоубийством; от грабежей пострадали 200 000 человек. Адвокат А. Марголин говорил на суде от имени потерпевших: «Октябрьские погромы… это гнусная отдача бесправной части населения на поток и разграбление подонкам и жалким отбросам общества».
Октябрьские события 1905 года подтолкнули еврейскую молодежь на борьбу: одни шли в отряды самообороны‚ другие – в революционные партии‚ чтобы завоевать равноправие. С. Дубнов писал: «Как наиболее угнетаемые царским режимом‚ евреи не могли не броситься в освободительное движение‚ но за это черная Россия мстила им погромами‚ которые еще больше толкали их в ряды крайне левых партий… И снова сомкнулся заколдованный круг: бунтуют оттого‚ что бьют‚ и бьют за то‚ что бунтуют». А в еврейских газетах появился очередной список пожертвований: «В пользу пострадавших от октябрьских погромов…»
6
В «Недельной хроники Восхода» сообщили (1893 год): «Ново-Радомск. Здесь недавно умер Коган, портной местного полка‚ ста лет от роду… Во время пребывания в строевой службе его усилиями было приобретено несколько свитков Торы специально для солдат-евреев… Умирая‚ Коган завещал‚ чтобы свитки эти и впредь оставались «солдатскими»… По праздникам солдаты с разрешения командира переносят ковчег к себе в лагерь и в отдельной палатке совершают богослужения».
В один из дней стало известно, что командир полка в Одесском военном округе позволил еврейским солдатам собрать деньги для написания свитка Торы, а затем принять участие в переносе его в городскую синагогу. В шифрованной телеграмме в Петербург говорилось: «Свиток был торжественно перенесен из лагеря при участии офицеров и даже командира полка; говорят, что была и полковая музыка». Военный министр назвал это событие «крайне бестактным и заслуживающим серьезного порицания»; командира полка Макеева – с согласия Александра III – «отчислили от должности» и отправили в запас.
В 1896 году – в годы правления Николая II – раввин местечка в Царстве Польском пригласил полковника Корбута, командира драгунского полка, на торжество написания свитка Торы. Полковник докладывал в Петербург: «При входе нас (офицеров полка) встречали все старейшины с раввином во главе и проводили до почетных мест, особо приготовленных. Затем раввин произнес речь очень патриотического содержания… По окончании последней приступили к началу письма сказанной Торы, для чего раввин, подходя по очереди к каждому из нас, просил подержаться за перо, и затем на месте пергамента была написана буква».
Варшавская газета сообщила об этом: «Первые буквы Торы принадлежат командиру полка», и в Главный штаб поступила анонимная записка: «Неужели прилично и желательно подобное братание русских войск с жидами?.. Или и тут деньги?» Полковника Корбута ожидало наказание, однако его поддержал командующий войсками Варшавского округа: «Я считаю проявление таких отношений между войсками и жителями весьма желательным, заслуживающим полного внимания, в особенности как совершающиеся на почве любви к своему Государю».
