Как явствует из ст. 4, крещение есть способ (греч. did), посредством которого мы участвуем в этих событиях. Некоторые исследователи считают, что Павел говорит здесь о «духовном» крещении, но это маловероятно. Скорее Павел использует водное крещение как концентрированное выражение христианского опыта первоначального обращения. Новый Завет постоянно говорит о крещении как об основе обращения (см., напр.: Деян. 2:38; 1 Пет. 3:21). Это не означает, что крещение само по себе обладает силой обращать в веру или соединять нас с Христом. Только в соединении с истинной верой оно обладает каким бы то ни было смыслом, и из того, что Павел говорил в гл. 1–5, со всей очевидностью следует, что именно вера в конечном счете имеет решающее значение. (О крещении в Новом Завете и, в частности, в этой главе, см.: Beasley–Murrey G. R. Baptism in the New Testament [Eardmans, 1962].)
Наше соединение с Христом в смерти и погребении означает, что и нам ходить в обновленной жизни (4б). Мы не только освобождаемся от тирании греха, но нам дается новая сила послушания через нашу причастность к Христову воскресению. Эта мысль выражена в ст. 5: соединение с Христом в Его смерти означает также и соединение с Ним в Его воскресении. Некоторые считают, что так же, как в Еф. 2:6 и Кол. 2:12,3:1, Павел здесь говорит о нашем воскресении с Христом как о прошлом опыте. Однако более вероятно (о чем свидетельствует употребление будущего времени в ст. 5 [должны быть соединены] и ст. 8 [жить будем]), что в данном случае Павел говорит о нашем действительном воскресении с Христом как о том, что должно состояться в будущем, тогда как сегодня в нас действует сила Христова воскресения (ср. ст. 11: живыми же для Бога).
В ст. 6,7 и 8—10 наше единение с Христом рассматривается в аспекте «смерти» и «жизни». Выражение ветхий наш человек (6) вбирает в себя черты той общности, о которой говорится в гл. 5. Оно указывает на наше тождество с «ветхим человеком», Адамом, и означает, что «не какая–то часть меня названа моей ветхой природой, но весь я, каким я был до моего обращения» (Stott Jonn. Men Made New [IVP, 1966], p. 45). В результате нашего распятия с Христом это тело греховное (весь этот человек, находящийся под властью греха) упразднено было, и, следовательно, нам не быть уже рабами греху. В поддержку этого вывода Павел приводит известное раввинское изречение о том, что «умерший освободился от греха». Ст. 8–10 еще раз подчеркивают связь между смертью с Христом и жизнью с Ним, о которой говорилось в ст. 5, и являются ключевым звеном в рассуждении Павла о смерти Христа как о смерти «для греха». Хотя Сам Христос оставался безгрешным, тем не менее в силу Своего воплощения Он находился под воздействием смертоносной силы греха, и смерть навсегда освободила Его от нее.
Отрывок завершается кратким резюме и обращением к христианам. Мы должны осознать наше единение с Христом и действовать в соответствии с ним, чтобы оно стало действенным в преодолении власти греха в нашей жизни. Поэтому Павел призывает нас осознать, кто мы сейчас во Христе (11), и осуществить это новое единение в жизни, изгнав грех из наших повседневных поступков (12,13). Подводя итог сказанному в ст. 1 — 10, Павел напоминает, что эта победа возможна: грех не должен над вами господствовать. Таким образом, грех никогда не возобладает над нами вновь, ибо мы уже не под законом, то есть не под властью Моисеева закона, в котором грех «умножился» (5:20) и который «производит гнев» (4:15), но под благодатью — под новой властью, утвержденной Христом, в которой «благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной» (5:21; о противоположности между законом и благодатью см. также: Ин. 1:17).
6:15—23 Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности. Как и фрагмент 6:1–14, данный отрывок вдохновлен вопросом, относящимся к тому, что Павел только что сказал. Его утверждение, что христианин находится «не под законом, но под благодатью» (14б), можно превратно истолковать, что якобы для христианина больше не существует никаких правил и никакого наказания за совершенные грехи. Ответ Павла схож с его учением, содержащимся в ст. 3—10: укоренившееся прегрешение свидетельствует о порабощенности грехом (16), о том состоянии, от которого каждый христианин освобождается (17,18). Павел уверен в том, что христиане Рима на своем опыте пережили эту новую свободу от греха, так как они от сердца стали послушны тому образу учения, которому предали себя (17б). Формулируя проблему таким образом, Павел в то же время намекает, что, освободившись от закона Моисея, христиане тем не менее остаются подвластными авторитетному своду — «образу учения», — который в определенном отношении напоминает Моисеев закон (см.: 2:20). У них теперь новое обязательство. В ст. 17—23 оно преподносится как развитие того, что было сказано ранее в этой главе. Согласно Павлу, свобода от греха не означает, что христиане совершенно автономны и живут, не имея над собой никакого учителя и никаких обязательств. Свобода от греха скорее означает новое рабство, но рабство праведности (18,19) и Богу (22). Подобно Иисусу, Павел утверждает, что истинную «свободу» надо находить только в Боге, Который нас создал (Ин. 8:31–36). Только преклонив колени пред Богом, человек может стать таким, каким Бог его задумал: «праведным» (соответствующим Божьим нормам поведения) и «святым» (ставящим в центр своей жизни Бога и отвергающим мир). А в конце этого пути — дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (23; ср.: ст. 22).
7:1—25 Свобода от рабства закону
Основной смысл этой главы очень сходен с главным мотивом главы предыдущей. Подобно тому, как в гл. 6 христиане, соединяясь с Христом, «умирают для греха» и становятся «рабами Богу», пожиная благой плод святости, в гл. 7 они умирают для закона Телом Христовым и, обретая связь с Иисусом Христом, приносят плод Богу (4). Павел полагает, что закон Моисея, подобно греху, в каком–то смысле представляет собой «власть» ветхого строя истории спасения, от которого христианам надо освободиться, поскольку им надлежит насладиться жизнью в новом состоянии праведности и жизни, возвещенном Иисусом Христом. На эту мысль апостол уже намекал в 6:14,15. Эти стихи служат непосредственным поводом для разъяснения и анализа, предложенного в гл. 7.
В первом фрагменте (1–6) сообщается основной мотив всей главы. Однако негативное отношение к закону Моисея, выраженное в этих стихах, заставляет Павла сделать важное отступление, в котором он говорит о Божественном происхождении и благости закона и показывает, каким образом закон обнаружил столь отрицательные результаты в истории спасения (7—25).
7:1—6 Освобожденные от закона; соединенные со Христом. Суть этого отрывка заключается в том, что из области закона верующий переносится в ту область, где главенствует Христос. Павел подводит к этой мысли, напоминая о временной природе закона: закон властен над людьми только до тех пор, пока они живут. «Закон», который апостол здесь имеет в виду, может быть римским правом (Кеземан) или законом вообще (Санди–Хедлем), но, вероятно, речь идет о законе Моисея (большинство ученых). В ст. 2,3 эта истина иллюстрируется аналогией с замужеством. И хотя эту иллюстрацию иногда рассматривают как иносказание об опыте христианской жизни, надо помнить, что для Павла она просто способ отметить два момента: смерть разрывает наши отношения с законом и освобождение от одного закона дает возможность соединиться с другим.
Таковы положения, которые в ст. 4 Павел осмысляет в богословском контексте. Через связь с Христом в Его смерти на кресте — Телом Христовым — мы, верующие, умерли для закона, то есть освободились от рабства по отношению к нему (см.: 6:2). На ветхозаветном этапе истории спасения закон Моисея главенствовал над иудеями и через них над всеми людьми (ср.: 2:14). Он регулировал отношения завета между Богом и Его народом и, требуя послушания, но не давая силы к послушанию, обострял власть феха и смерти над человеком (см.: 4:15; 5:20; 6:14,15; Гал. 3:21–25). Только освободившись от власти закона, мы можем освободиться также от греха и соединиться с Христом в новом устроении, где сможем принести плод Богу.
Связь между фехом и законом излагается в ст. 5. «Когда мы находились под властью феховной природы» — такой вариант перевода дан в N1V. Однако лучше (более буквально) перевести: когда мы жили по плоти (еп te sarki). В таких текстах Павел использует слово «плоть» для того, чтобы обозначить не склонность к греху, живущую в человеке (как предполагается в NIV), а ту «сферу власти», в которой человек живет. Поскольку в его основной богословской идее утверждается то, что характерно именно для этого мира, в отличие от мира духовного, слово «плоть» можно понимать здесь как краткое обозначение ветхозаветного этапа истории спасения. Выражение когда мы жили по плоти, по существу, означает «когда мы жили в ветхом, нехристианском устроении». В нем закон служил орудием для обострения и выявления греховных страстей, так как подогревал свойственный нам мятежный дух, направленный против Бога. Теперь же мы умерли для закона и можем служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. Как и в 2:29 контраст между «буквой» (gramma) и «духом» — это контраст между законом Моисея как определяющей силой ветхого века и Духом, движущей силой века нового.
