Благодаря деликатным расспросам Лью выяснил, что, вовсе не желая раньше времени уйти к праотцам, Реплевин наслаждался очередным дневным представлением бесконечной драмы «Медленные и одурманенные», повальным увлечением сообщества напора газа.
— Вы это слышали? Видели, обоняли?
— Всё это и даже больше. Благодаря носителю «Газ» к нам, аудитории, из излучателя поступает тщательно отмодулированный набор волн, по соответствующим шлангам в маску-приемник, которую вы видели, ее, конечно, нужно надевать на уши, нос и рот.
— А вы никогда не рассматривали возможность, — вопрос прозвучал не так мягко, как хотелось бы Лью, — хм...отравления газом? Некие...галлюцинации...
Словно только сейчас заметив Лью, Реплевин уставился на него, в глазах холодный блеск:
— Кстати, а кто вы такой? Что вы здесь делаете?
— Почувствовал запах газа, подумал, что это может быть опасно.
— Да-да, но вопрос ведь был не об этом, не так ли?
— О, простите, — он достал одну из нескольких фальшивых визиток, которые у него были всегда под рукой. — Страхование жизни и здоровья Пайкс-Пик. Я — Гас Своллоуфилд, Старший Страховщик.
— В данный момент я полностью доволен своей страховкой.
— От пожара, я уверен, учитывая весь этот газ вокруг, но как насчет ограбления?
— Страховка от ограбления? Очень странно, должен сказать.
— Сейчас большинство страховых полисов на случай кражи подписывают в США, но нас тут в Великобритании ждет большое будущее. Вы ведь видели, с какой легкостью я попал в ваш дом, и мимоходом неплохо изучил все ваши пожитки. Менее чем через полчаса они лежали бы в фургоне для перевозки мебели, катясь на перепродажу на одном из дюжины рынков, их продали бы еще задолго до завтрашнего рассвета. Вы в курсе дела, сэр, законный чек, и никого нельзя будет обвинить в скупке краденого.
— Хм. Ладно, идемте..., — Реплевин провел Лью по мерцающей паутине холла к лестнице на второй этаж, в частные подсобные помещения, заполненные шокирующими скульптурами из пурпурного камня с вкраплением нескольких оттенков красного.
— Павонацетто, — объяснил Реплевин, — также известный как фригийский мрамор, прежде верили, что он получил свой цвет от крови фригийского юноши Аттиса, которого вы, собственно, и видели вон там, впав в безумие из-за ревности богини Кибелы, он, как видите, изображен в процессе самооскопления, потом его отождествили с Осирисом, не говоря уже об Орфее и Дионисе, и он стал идолом древних фригийцев.
— В те времена серьезно относились к делу, не так ли?
— Эта статуя? К сожалению, слишком современная, «Оскопление Аттиса» Артуро Нонта, оригинал в Челси, эпатирует буржуазию с 1889 года. Если вы хотите увидеть подлинные фригийские образцы, их вдоволь вокруг.
Среди металлических уздечек, лоскутов шелка из Китайского Туркестана, печатей керамических и вырезанных в нефрите:
— Вот, например, скифский сосуд для кумыса, третий век до Р. Х. Вы можете отчетливо увидеть греческое влияние, особенно — в гравировке серебра. И почти наверняка на нем изображен Дионис.
— Не бог весть что, стоит несколько фунтов.
— Похоже, вы не коллекционер.
— Я могу оценить его древность. Как к вам попадают подобные предметы?
— Воры, расхитители гробниц, служащие музеев здесь и за границей. Я замечаю моральное осуждение?
— Это вне моей компетенции, но могу немного нахмуриться, если хотите.
— Там сейчас золотая лихорадка, — сказал Реплевин. — Особенно немцы везде. Грузы перевозят караванами. Естественно, то и дело что-то упадет с верблюда.
— Что это? — Лью кивнул на лежавший на столе свиток длиною в несколько футов, развернутый в определенном месте, словно кто-то с ним сверялся.
Реплевин сразу же начал хитрить, Лью притворился, что этого не замечает.
— Позднеуйгурский язык. Свиток попал в Бухару, как множество подобных артефактов. Мне понравился рисунок — интересные хитросплетения, ряд гневных божеств Тантрического Буддизма, полагаю, но если посмотреть на него под определенным углом, он не похож вообще ни на что.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он мог бы с таким же успехом закричать: «Очень подозрительно!».
Для Лью это был набор символов, слов, цифр, возможно, карта, возможно, даже карта Шамбалы, от которой так мечтали избавиться на Чанкстон-Кресчент. Он уклончиво улыбнулся и притворился, что переключил внимание на статуэтку бронзового всадника на коне.
— Только взгляните! Могучее статное существо, не так ли?
— Они там в основном почти все были наездниками, — сказал Реплевин. — Ваши американские ковбои чувствовали бы себя там абсолютно как дома.
— Вы не будете возражать, если...
Лью достал миниатюрную портативную камеру и снял крышку объектива.
— Будьте любезны, — он сомневался достаточно долго, чтобы Лью понял: он оценил безобидный идиотизм и ярко выраженную оригинальность.
— Ничего, если мы включим газовый свет?
Реплевин пожал плечами:
— Это всего лишь свет сырья, не так ли.
Лью включил еще и несколько электроламп и начал фотографировать, так, чтобы на все фотографии свитка попали и другие артефакты, просто для прикрытия. Он вышел из подсобного помещения, чтобы пофотографировать еще, скороговоркой бормоча что-то на профессиональном сленге, чтобы сбить с толку.
— Не поймите меня превратно, но висеть вверх ногами с головой в духовке, включив газ? Если посмотреть на это исключительно с точки зрения риска, я не выполнил бы свои профессиональные обязанности, если бы не поинтересовался, застраховали ли вы свою жизнь.
Реплевин с неохотой согласился просветить Лью на тему Газофилии, которая, как говорили, восходит к эпохальному открытию Швермера: давление газа, аналогичное напряжению в электромагнитной системе, можно варьировать для передачи информации.
— Волны в постоянном потоке Газа, особенно — бытового, не умолкают, кстати, и звуковые волны, как утверждает основное направление Викторианской науки, это — Чувствительное Пламя, модулированные волны света. Для компетентного носа сфера обоняния, в частности, или запаха, как ее называют, может стать материалом для самой что ни на есть прекрасной поэзии.
— Звучит почти как религия, сэр.
— Ну, в Южной Индии, если вы зайдете в определенного рода храм, например, в Чидамбараме, в Зал Тридцати Колонн, и попросите показать вам статую их бога Шивы, вам покажут пустое место, хотя на самом деле это не то, что мы подразумеваем, когда говорим «пустое место», конечно, оно пустое, но по-другому, вовсе нельзя сказать, что там ничего нет, если вы понимаете, о чем я...
— Конечно.
— Они поклоняются ему, этому пустому месту, это их высшая форма поклонения. Этот объем, или, полагаю, не-объем чистой Акасы — на санскрите это то же самое, что Эфир, элемент, наиболее близкий ко всепроникающему Атману, из которого возникло всё остальное, очевидно, потом в греческом языке появилось слово «Хаос», слово пришло в алхимическую лабораторию ван Гельмонта, который, будучи голландцем, записал открытый фрикативный звук как «Г» вместо «Хи», подарив нам Газ, наш собственный современный Хаос, наш носитель звука и света, Акасу, проистекающую из нашего святого источника, местной Газовой Станции. Кажется ли вам странным, что для некоторых Газовая Духовка является предметом поклонения, подобно некоему киоту?
— Не кажется. Но я ведь тогда и не удивился.
— Я вам не надоел, мистер Своллоуфилд?
Познания Лью в английском языке Англии позволили ему понять, что это значит: ему намекают, что он злоупотребляет гостеприимством.
— Я закончил. Отнесу это в офис, выпишем вам стандартный полис, не стесняйтесь вносить туда любые изменения, какие пожелаете, или вообще всё перепишите.
И он снова вышел в искусственный свет пустого пригорода, в кричаще безлюдный вечер.
В тот прекрасный день, когда он уже готов был смириться со своей неспособностью найти очевидный вариант, Кита пригласили в местное отделение «Банка Пруссии» на Виндерштрассе, где его заманил в подсобное помещение герр Шпильмахер, Международный Менеджер, прежде достаточно дружелюбный, а сегодня, скажем так, немного сдержанный. В его руках была тонкая стопка листов.
