беспокоит обратившуюся, та ответила:
— Напороласи у гвоздь. Наш лекарь-то сказувал, чё прижегивание поможете, ну мы-то прижегивали у́глями. А оно усё не проходить, етить.
Эктори уже приготовилась увидеть самое страшное, но её воображение, способное запросто представить любую свежую рану, на создание той картины было просто не способно. Резким движением сорвав приклеенную запёкшейся кровью повязку она на мгновение остолбенела, встретившись взглядом с примерно тринадцатью парами глаз-бусинок, какое-то время смотревших на неё недовольно, а потом вернувшийся к своему пиру в сочащейся зеленоватым липким гноем ране. Полу-прозрачные белёсые тела гусениц пульсировали при каждом их движении. Начавшая гнить почерневшая плоть, распадалась словно труха, вытекала из раны вместе с кровью, сукровицей и гноем, напоминая размоченный в воде до склизкого состояния шоколадный кекс. Эктори отметила про себя, что наверное, увидь бы она гусениц где-нибудь в ином месте, их пухлые тела на коротеньких ножках даже показались бы ей милыми, но сладковатый запах разложения заставлял Эктори радоваться, что она ария и может просто перестать дышать.
* * *
Эктори, отстав от ушедшей рассматривать другие скульптуры преподавателя, услышала знакомый голос, явно обращавшийся к ней:
— Госпожа, милая леди?
Ария неспешно обернулась, взгляд её наткнулся на молодого мужчину, с тонкими угловатыми чертами лица и взъерошенными волосами — Скульптора.
Давний знакомый подошёл к Эктори ближе, учтиво поклонившись, с некоторой печалью в голосе произнёс:
— Вы всё-же не носите мою брошь?
Эктори, слегка поджав губы, проговорила:
— По уставу Академии украшения больше одного пэ в диаметре запрещены, — незаметно сунув кончики пальцев в медальон, всегда носимый ею в кармане, Эктори отыскала подаренную ей коробочку, достала: — Но мы не в Академии, думаю можно и надеть.
Она приколола вылитую из тёмного металла брошь поверх пуговицы, застёгивающей ворот зелёной блузки и та встала так, словно бы это место всегда было для неё предназначено.
Слегка улыбнувшись, Эктори предложила пройтись, поинтересовалась:
— Как вы меня узнали? Я то думала, что со времени нашей встречи сильно изменилась.
Скульптор на мгновение замер, скользнув по Эктори изучающих взглядом, ответил улыбаясь так, что во всём выражении его лица явственно читалось опасение оскорбить:
— У Вас очень приметные волосы. Я по началу хотел быдло окликнуть Вас, уточнить не знакомы ли Вы с господином Корэром, но потом Вы обернулись и я увидел Ваши глаза. Вам говорили, какие они у Вас удивительные? Эти глаза ни с чем не спутаешь. Они даже вдохновили меря на одну из работ, пойдёмте я Вам её покажу.
Эктори, отыскав взглядом преподавателя, о чём-то спорившую с таким же фанатичным любителем этого странного искусства, пошла следом за Скульптором. Вспомнив его работы, виденные несколько ходов назад, Эктори представила глаза совсем не на лице, и в куда большем количестве, чем полагалось бы, и не ошиблась.
Скульптор, остановившись, указал ей на статуэтку, то ли юноши то ли девушки, фигура была худа до безобразия, так что грубо вытесанные шарниры выпирали, едва не прорывая кожу. Эктори с интересом присмотрелась внимательнее: выдолбленный из грубого камня «каркас» покрывала матовая полупрозрачная эмаль, она-то и создавала видимость кожи — тонкой и нежной, какой она могла быть разве что у арий. У фигуры не было ни рта, ни носа — на их месте размещались лишь углубления, на краях которых «кожа» натянулась грозясь порваться. Зато глаз было в избытке, они, выграненные из прозрачных зелёных, бирюзовых и синих кристаллов, переходили на лоб, ползли по лысому затылку, распространялись по спине и расходились на разорванных в лохмотья рукавах.
Эктори вздохнула, с каждым новым творением Скульптора ей всё больше казалось, что он являлся подобно Тиллери — видящим… Или, быть может, в системе оборота этэ между мирами живых и мёртвых произошла ошибка и у него сохранились воспоминания о минувшем воплощении. Эктори заглянула в глаза Скульптора, надеясь прочесть в них ответы на появившиеся у неё вопросы — подтвердить или опровергнуть предположения. Но деятель искусства истолковал её взгляд иначе и тут же начал рассказывать о процессе создания этой работы, как гранил и устанавливал драгоценные камни, стремясь повторить тот кукольный и холодный блеск, что был в каменных глазах арий.
Эктори хотела было возразить Скульптору, считая красоту глаз арий верхом мастерства творцов, но тут же спохватилась, вспомнив, что первым и самым ярким отличием представителей её вида были именно глаза с узором, проработанным настолько, что просто не мог он быть не рукотворным, с немного неестественным блеском.
Теперь, тот кто раньше представлялся Эктори просто чудаком, помешанным на образах из иных миров, оказался мастером, способным подметить то, что скрылось от её зрения, столь хорошим, что сравниться с ним не смогло бы ничьё прочее.
От мыслей арию отвлекла преподаватель, бесцеремонно перебившая воодушевлённо болтавшего Скульптора, приняв его за простого проходимца из-за потрёпанной перепачканной одежды.
Эктори оглядела женщину, что притащила её сюда, воодушевлённо болтавшую про красоту выставки, рассказывающую о мыслях, вложенных автором в свои творения, перевела взгляд на Скульптора, чьё лицо выражало смесь самодовольства и негодования. Ария мысленно усмехнулась потехе Судьбы: она надеялась выпросить для преподавателя какую-нибудь безделицу и этим заполучить больше списанных балов, которые позволят пропустить занятия, но теперь даже получить автограф будет проблемой.
Встав так, чтобы оказаться ровно между скульптором и преподавателем, Эктори заговорила тоном, каким при назревающем разладе говорила её мать, с удивительным смешением властности, снисхождения и учтивости:
— Позвольте мне познакомить вас. — Она кивнула на преподавателя: — Это женщина, благодаря которой я сегодня оказалась в этом зале, она работает в Академии, где я учусь, — перевела взгляд на Скульптора: — а этот господин тот, кто создал все экспонаты, выставленные в этом зале.
Преподаватель тут же перевела удивлённый взгляд на Скульптора, принялась извиняться за то, что вмешалась в их с Эктори беседу. Ария чуть приблизилась к деятелю искусства, опустив руку ему на плечо, заставляя того запрокинуть голову, чтобы смотреть ей в глаза, спросила, тоном, в котором чётко звучало утверждение:
— Может быть Вы, помня о благодарности господину Корэру, моему брату, согласитесь оставить этой женщине свой автограф?
Скульптор, отшагнув, проговорил:
— Только если госпожа Ар согласится попозировать мне.
Эктори еле заметно нахмурилась: слишком много этот скульптор себе позволял, помня о том, как ещё недавно он лебезил перед её братом, она совсем не ожидала этой попытки диктовать свои условия. В сложившейся ситуации читался явный просчёт Корэра — он, стремясь снять с себя побольше ответственности слишком много свобод дал этому пусть и уникальному чудаку, плюсом
