хми войсками, остававшимися на зимних квартирах в Польше: Пат-
куль считался в русской службе. Но в марте русские сами
настояли, чтобы саксонские войска вышли из Польши, уступивши
место русским войскам. Тогда Август, не опасаясь более мщения
за Паткуля, приказал генералу Мейерфельду привезти несчастного
Паткуля из Кенигштейна, где он сидел в тюрьме, и отдал шведам.
Его казнили мучительною смертью. Вслед за тем Август, досадуя
на Альтранштадтский мир, для него унизительный, приказал
отправить на место Паткуля в Кенигштейн Фингстена и барона Им-
гофа, обвинив обоих в превышении данного им полномочия.
Между тем с весны по царскому указу со всех гетманских
полков спешили козаки с запасом кирок и лопат оканчивать
киевскую <фортецию>, которую царю хотелось довершить .скорее в
видах препятствия к неприятельскому вторжению. Петр ожидал, что Карл, разделавшись с Августом, теперь обратится всеми
силами на державу русского государя. Поэтому царь писал к
Апраксину, чтобы дать указ, дабы все обыватели, ожидая
неприятеля, держали хлеб не в житницах, а непременно в ямах, вырытых
в лесных местах, для удобнейшего сбережения. <Вся тягость войны
19* 579
теперь останется на одних нас>, - писал царь Мазепе, приглашая
его в Жолкву на совет.
По этому царскому приглашению Мазепа прибыл с некоторыми
старшинами в Жолкву 11 апреля, в день великой пятницы. После
20 апреля был воинский совет. Что там произошло, мы не знаем, но по окончании этого совета Мазепа не пошел на обед к царю, а
воротился в свое помещение расстроенный, целый день ничего не
ел и был чрезвычайно раздражителен. Он не сообщал старшинам, что за неприятность с ним произошла, а только произнес для всех
загадочные и зловещие слова: <Если б я Богу так верно и радетельно
служил, то получил бы наибольшее мздовоздаяние, а здесь хоть бы
я в ангела переменился - и тогда не мог бы службою и верностью
своею никакого получить благодарения!> Он отпустил старшин, и
те ушли в совершенном неведении, что сталось с их гетманом.
На другой или на третий день после того войсковой товарищ
Димитрашко доставил письмо светлейшего князя Меншикова к
компанейскому полковнику Танскому. Меншиков приказывал
Танскому, взявши на шесть месяцев деньги для уплаты жалованья своим
полчанам и на покупку провианта, выступать с своим полком в
поход. Это взорвало гетмана. Он почел для себя личным
оскорблением обращение светлейшего князя к козацкому полковнику мимо
козацкого гетмана. В ярости Мазепа закричал: <Может ли быть
более поругания, посмеяния и унижения моей особе! Князь Александр
Данилович всякий день со мною видится, всегда со мною конвер-
сует1 и не сказал мне о том ни единого слова, а без моего ведома и
согласия рассылает ордонансы людям моего регимента! Кто ж это
без моего указа выдаст Танскому месячные деньги и провиант? И
как Танский может идти без моей воли с моим полкохМ, которому я
плачу? Да если б он пошел, я б его велел, как пса, расстрелять!>
Мазепе в это время, как видно, запахло чем-то очень плохим -
возможностью потерять гетманство; и. для старшин это запахло
таким новым порядком, что вместо начальников, выбранных войском
запорожским, станут управлять козаками царские бояре, а страх
такой перемены, как известно, уже не малое время беспокоил ма-
лоруссов. Во всяком случае, страсть царя Петра к преобразованиям
готова уже была коснуться Гетманщины, а желание как можно
теснее слить этот край с остальными частями Русской державы унас-
ледовалось им от прежней московской политики. Недаром Мазепа
воротился с воинского совета расстроенным. Там, как оказывается, сообщено было Мазепе намерение царя произвести некоторое
изменение в отправлении козацкой службы: чтоб из всех городовых ко-
заков выбиралось известное число и составлялись компании, которые бы получали жалованье, а прочие козаки оставались дома. Это
1 Беседует (от польск. konwersacja - беседа, разговор).
5S0
мы узнаем из последующего письма Мазепы к Головкину, в котором
говорится, что указ об устроении компаний, сообщенный царем в
Жолкве, не может прийти в исполнение за смятением непостоянг
ного народа. Орлик называет этот указ <указом об устроении коза-
ков подобием слободским полков в пятаки> и говорит, что все
полковые старшины считали тогда выбор <пятаков> (пятого человека из
Козаков) ступенью к преобразованию Козаков в драгуны и солдаты.
Старшины сильно волновались, сходились беспрестанно то у
обозного Ломиковского, то у миргородского полковника Апостола, советовались между собою, кричали и даже обращались к чтению Га-
дяцкого договора. Гетман извещал Головкина, что указ о компаниях
очень неприятен полковникам. Сам гетман не показывал ни
малейшего знака неудовольствия к замыслу царя. Этот указ не состоялся.
В то самое время, когда поступок Меншикова с Танским в
Жолкве раздражил Мазепу, ему доложили, что в приемной комнате
стоит и дожидается львовский иезуит Заленский, ректор иезуитской
школы в Виннице. Вдруг Мазепа как будто просветлел и радостно
воскликнул: <А он откуда взялся?> Он велел обозному Ломиковско-
. му и писарю Орлику провести иезуита к не;му во внутреннюю
комнату и потом отпустил всех старшин по их помещениям.
Мазепа беседовал с этим иезуитом наедине, никто не слыхал
их беседы, но и никто не подозревал ничего дурного. Впоследствии
Орлик узнал от самого Мазепы, что гетман посылал этого иезуита
в Саксонию к Станиславу Лещинскому, бывшему там с своим
покровителем - шведским королем.
Скоро после того царь отпустил Мазепу и старшин из Жолквы
разом со своим сыном Алексеем, царевичем. Отъехавши несколько
миль от Жолквы, гетман уговорил царевича ехать вперед, обещаясь
догнать его, а сам свернул с дороги, заехал в один из дворов, при^
надлежавших княгине Дольской, не застал там самой княгини, но
нашел там какого-то монаха тринитарского ордена1, о чем-то с ним
наедине беседовал, а потом продолжал свой путь и нагнал царевича.
<На этот раз, - говорит Орлик, - ни у кого из нас не было ни
малейшего подозрения в неверности гетмана к царю; мы все
думали, что княгиня Дольская домогалась у Мазепы получить взаймы
некоторую сумму денег для выкупа из залога своих драгоценностей, о чем уже письменно перед тем к нему обращалась>.
По возвращении из Жолквы гетман недолгое время оставался
в Батурине и в июне отправился в Киев. Там работали над пе-
черскою крепостью все козаки - и городовые и охотные, - все, кроме тех, которые находились в военных командировках. Работы
вышли труднее, чем думалось. Прежде предполагали только
поновить часть вала, который был уже выведен вокруг Печерского
1 Орден приверженцев догмата Троицы.
581
монастыря, но оказалось, что этот вал весь осыпался, пришлось
его делать весь снова. С подошвы до верха вал обкладывали
дерном и приходилось за таким дерном посылать далеко. Инженер, заведывавший фортификационным делом, приказал начиная от
горы печерского местечка вниз к Днепру высыпать не один, а
два вала и таким образом задал козакам двойную работу. С
малороссийскими козаками работали и великорусские стрелецкие
полки. В сентябре Мазепа в письме к Головкину изображал в
печальных чертах состояние, в какое пришли козаки от
продолжительной утомительной работы. Гетман просил дозволения
отпустить Козаков, ссылаясь на то, что им надобно еще укреплять
свои городки в полках. Но указ о распущении Козаков с
крепостных работ получен был гетманом не ранее 7 ноября. Тогда
гетман сдал крепость совершенно готовую киевскому губернатору
князю Дмитрию Михайловичу Голицыну и назначил в число
гарнизона 500 Козаков своего регимента Стародубского полка. Мазепа
оставался в Киеве, ожидая скорой кончины престарелой своей
матери.
В Жолкве, как мы уже говорили, польские паны успели
вынудить у царя Петра согласие на возвращение Польше
Правобережной Украины. Гетману было это объявлено в Жолкве, но царь
тогда же сказал Мазепе, что прежде чем прибудет комиссия, учрежденная по этому вопросу, малороссийский гетман будет о том
предупрежден заранее, даы мог дать время нежелающим
поступать под польскую власть перебраться на левую сторону Днепра.
