ядра ленинградской литературной среды, уже несколько лет профессорствовал в Дартмут-колледже, по соседству, жил в сорока милях от нас, впрочем, мы никогда не виделись и до того времени не переписывались.)
Мы с Алей прочли статью с двойственным чувством. Это была, наконец, попытка серьёзного художественного разбора, едва не первая такая, и мы подивились, как одинаково успешно критик пользовался и тем и другим концом «подзорной трубы»; предлагал читателю то наблюдать прошлые и будущие перспективы в исторический телескоп, то – расслышивать ассонансы и рассматривать аллитерации в фонетический микроскоп. Поискал жанровый прецедент «Красному Колесу» (справедливо отодвинув сравнение с «Войной и миром»); порассуждал содержательно о корнях моей прозы и о «факторе качества»; верно воспринял, что язык мой – и не искусственен и не придуман, а просто: «Солженицын не даёт русскому языку лениться под своим пером». Тут же и странные промахи взгляда: глава о Николае II – «сатирическая повесть, памфлет» (ну никак!); и – «сатирическая же новелла о Ленине» (тут нескромно полагаю, что копнул поглубже)[499]; и, опять и он: будто я позаимствовал «много из опыта “Петербурга”» Белого (которого я и по сей день не раскрывал), – это как бы профессиональные ошибки предвзятого разгона, некоторых общепринятых суждений. Лосев называет себя учеником Бахтина, но и не без ухромов во фрейдизм: будто бы в Богрове «ущемлённое я» ищет компенсации, «стремится быть в центре внимания» (и до чего ж этот фрейдизм всё упрощает однообразно). Отметил Лосев и немонолитную композицию двухтомного «Августа» (это правда, он строился не в один приём).
Пространно, пристально, заходя с разных сторон, разбирает «противопоставление: Богров – Столыпин». Признаёт, что версия убийства Столыпина разработана с «доскональностью и с тем почти гипертрофированным почтением, которое свойственно обращению [автора] с историческими материалами». Что Богров сам «называл в числе своих побуждений месть правительству за еврейские погромы» («я боролся за благо и счастье еврейского народа», истинные предсмертные слова Богрова). Дальше увлекается разработкой образа: что Богров, хотя ни разу не употреблено автором слово «змея» – а подан как бы в образе змеи. Но и тут же себе возражает: «Эко дело, змея – расхожий нарицательный образ, ругательство». Но нет, изощрённость или страсть проницателя несут его к структурным обобщениям: «Отчётливо прорисовывается мифологема противоборства Добра и Зла, Света и Тьмы, Креста и Змия» – далеко же хватанул! И летит дальше: «В образе змеи, смертельно ужалившей славянского рыцаря, антисемит без труда может усмотреть параллель с “Протоколами сионских мудрецов”», – да к чему ж плести «Протоколы», если их тут ни сном ни духом нет и Богров действует совсем не как участник заговора? Впрочем – «за антисемитское прочтение его книги Солженицын несёт не больше ответственности, чем Шекспир за подобную трактовку “Венецианского купца”». И повествование многопланово: за историческим планом открывается философский, за политическим – антропологический. «В глубине глубин речь идёт уже не о Богрове и Столыпине, не о революционерах и реформаторах, не о русских и евреях, а об экзистенциальном конфликте, заложенном в самое человеческую природу… здесь взбесившийся “чистый разум” нападает на “органическое начало”». – И Лосев заканчивает со смесью печальной иронии и малой надежды, объясняющей название статьи: «Судя по его могучему началу, “Красное Колесо” – это письмо всему русскому народу. Докатится колесо до Москвы, будет письмо прочитано и принято к сердцу – тогда можно не сомневаться, что будущее России будет великолепно».
Может быть, какой-нибудь отзвук в эмигрантской прессе эта статья бы и вызвала, но уж, конечно, не составила бы этапа в событиях, если бы Лосев, будучи на летних каникулах в Европе, не спрессовал бы статью (ещё и не опубликованную!) в радиопередачу и не прочитал бы по «Свободе» своим голосом вот это всё, и о «Протоколах», – подсоветским слушателям.
______________
И получилось? – что радиостанция «Свобода» (на деньги американских налогоплательщиков), дескать, передаёт в СССР – «сочувствие к “Протоколам сионских мудрецов”»?..
На первый взгляд, это последнее действие, передача по радио, не более крупный шаг, чем в увлечении шагнул Лосев от простой расхожей змеи – к библейскому Змию и к «Протоколам». Но не тут-то было, – и надо бы скорей удивиться, если б искажающий гнев не возгорелся тут же.
Он всплеснулся за несколько дней в двух докладных на имя президента соединённых американских радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа» Джеймса Бакли – одна («Откровенно антисемитская передача») подписана была Львом Ройтманом из Русской службы «Свободы», вторая (куда длиннее) – Белоцерковским, из той же службы.
У первого: «Независимо от книги Солженицына, изображение террориста и его жертвы в этой передаче “Радио Свобода” выходит за рамки “интеллектуального” антисемитизма и представляет собой разновидность расистского, биологического отношения к евреям… является оскорблением слушателей и служащих [радиостанции]». И предлагал докладист: послать запись этой передачи сенаторам и конгрессменам США, «чтобы уточнить, предназначены ли ассигнования, получаемые радиостанцией, для передач такого рода»[500], – серьёзная постановка, сразу хватай директора за бюджет.
Утки в дудки, тараканы в барабаны! Второй сигналист, по обычной своей надрывности, катал так: «Эта передача представляет собой пропаганду крайнего антисемитизма и является дополнением к антисемитской пропаганде КПСС и КГБ, которая ещё не решается цитировать “Протоколы сионских мудрецов”, любимую книгу Гитлера». Вот так, всех в один мешок. И вот, мол, «упоминание, что “Протоколы” – гнусная антисемитская фальшивка» – это просто «циничная уловка», поскольку цитата «согласуется с главной мыслью передачи, что Богров олицетворяет “иудейского Змия”». Ну, и вдобавок о Столыпине: что он был «разрушитель эволюционного развития страны» (когда он только его и налаживал), и, мол, такая хвалебная передача о Столыпине дискредитирует радио в глазах – кого бы вы думали? – «патриотов России»! – а о них-то главная забота и боль доносчика[501].
И ещё была какая-то третья докладная «свободинца» Ицелева (я её не видел).
Какой же вулкан извергся! Ну, нагородил Лосев! Передал такое по эфиру (при невразумительном содействии Ю. Шлиппе, а тот столько лет на «Свободе» – неужели ж не понимал?) – поехал к себе домой в Новую Англию – и тут же получил официальный запрос от «Радио Свобода»: как это всё объяснить??
Подскочишь на сковородке! Если облепят, что ты заядлый, «биологический» антисемит, – не посидишь уютно в американском университете. Написал Лосев серьёзную объяснительную записку. В ней он справедливо открывал, что негодующая атака на самом деле направлена не против него, а против Солженицына, но опять же, в духе своеродного построения, приписывал «мифологический образ Змия», «древнего гада» – «образной системе Солженицына». «Я легко могу себе представить, как тот же самый мой анализ богровских глав вызвал бы рукоплескания [Ройтмана и Белоцерковского], если бы… я написал: вот, глядите, люди добрые, какой Солженицын нехороший антисемит, как он нас, евреев, ненавидит! Но, что поделаешь, мне моё национальное происхождение глаза не застит – ни сложность истории, ни сложность искусства я упрощать
