в итоге промурыжили почти год и отписали мне его охотничий домик с озером! Вот что мне с ним делать?! На рыбалку ездить, чтобы успокоиться? Туда только в один конец две недели уйдёт, а то и больше!
– Сынок, что же ты такое говоришь? Не все новости дурные, то, что Линда от тебя беременна – это же благо. Она наверняка подарит тебе долгожданного наследника, а богатое приданое ещё больше упрочит наше положение... – голос Доротеи звучал так обволакивающе, словно королевская кобра пыталась загипнотизировать не только своим танцем очередную жертву.
А вот новость о беременности какой-то Линды меня совсем не обрадовала. Получается, что Ойген, подлец этакий, ко всему прочему изменял Кристине! Зато теперь ясны и причины его внезапного отъезда, и мотивы Доротеи избавиться от меня. Судя по всему, срок ещё маленький, но живот вскоре станет видно, а потому Ойген торопится вовремя овдоветь, чтобы успеть и минимальный срок траура соблюсти, и свадьбу сыграть. Вот же негодяй!
А Доротея тем временем не унималась: – Даже этот домик, который, казалось бы, никому не нужен, способен сыграть нам хорошую службу.
– Что ты хочешь этим сказать, мама?
– Ну как же, милый... Домик у озера? У озера. Ещё и лес рядом. Следовательно, можно отправить туда Кристину, скажем так, поправить здоровье. Ведь для никого не секрет, что одному богу известно, как в этой никчёмной только душа держится. А ты найми кого-нибудь, чтобы он её совратил. Даже не страшно будет, если снасильничает: ведь кто поверит женщине? Значит, сама виновата, дала повод, приманила... Мужчина всегда прав, запомни эту непреложную истину, сынок. А за прелюбодеяние, тем более замужней дамы, пойманной на измене при свидетелях, Кристину быстро сошлют в монастырь, тебя разведут просто по щелчку пальцев, оставив все её земли в качестве компенсации. Там сама быстренько сдохнет, презираемая всеми, да ещё и под тяжёлым гнётом наложенных строгих покаяний в соответствии с совершённым проступком. Никто даже не удивится, что обманутый муж быстро найдёт себе достойную замену. А потом ещё и получит достойную награду в виде рождения наследника. Пару-тройку месяцев не показывать ребёнка, и прекрасно всё совпадёт по срокам. Только представь, как тебя будут все поздравлять, особенно после долгих лет брака с женой-пустышкой, не способной понести после рождения больного ребёнка! Девчонку отправим в пансион для убогих, где она тоже быстренько преставится. Вот так легко и красиво разрешатся все твои проблемы, сынок. Мы и так слишком долго терпели в своём доме этих двух жалких дурочек. Только деньги зря на них тратили...
Тварь! Просто тварь!!! У меня внутри всё кипело от негодования. Вот ведь стерва! Самое ужасное заключалось в том, что план действительно выглядел идеальным. Даже если вооружусь до зубов, то против мужчины моё тщедушное тельце не выстоит: хватит того, чтобы слегка приложить по голове, и вуаля! Тут же достаточно застукать женщину просто с задранной юбкой выше щиколоток, чтобы обвинить в грехопадении.
– План, несомненно, хорош, мама... – немного неуверенно протянул Ойген. – Но хотелось бы как-нибудь обойтись без вот этой всей грязи с изменами. Сама понимаешь – моя репутация может всё-таки пострадать, а огласки избежать не получится. И даже спустя годы обязательно найдутся те, кто будут шептать, припоминая, как эта бледная моль наставила мне рога...
Затаив дыхание, я прикусила нижнюю губу, ожидая продолжения. Что же перевесит: авторитет Доротеи или любовь к себе прекрасному и безупречному?
– Ты подумай, сынок. Пока оно ещё есть, это время...
– Идея с охотничьим домиком мне нравится. Надо будет разведать, а не промышляют ли в тех краях разбойники. Хотя тоже могут подумать, что мы в этом замешаны, снова тень на честное имя Майеров падёт...
Что?! Честное имя Майеров? Он шутит? Это имя прогнило всё насквозь настолько, что смердит, несмотря на надушенные изысканные наряды! Господи, этот «аттракцион любви и добросердечия» когда-нибудь закончится? Один план другого краше. Но больше всего поражало, с какой лёгкостью и цинизмом эти двое рассуждали, как избавиться от нас с Софи. И ведь даже голос не дрогнул ни у одного, ни у второй. При всём при этом их план удался: настоящая Кристина погибла, а её место заняла я. Выходит, что если бы не эта странная замена, то Софи уже в доме не было. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в ладони, так как начало темнеть в глазах после услышанного. Прижавшись пылающим лбом к холодной стене, я заставила себя дослушать эту «познавательную радиопостановку».
– Ойген, мальчик мой, ты только представь, как вы хорошо и выгодно будете смотреться вместе с Линдой! Такая шикарная и красивая пара... В роскошных нарядах, золоте и драгоценных камнях! Один-два бала, и вас пригласят ко двору, где перед тобой откроются просто захватывающие дух перспективы! Даже беременности и рождение детей не сильно повлияют: всего три месяца до родов, которые нужно соблюсти ради приличий, проведённые в поместье или столичном доме, и Линда снова будет блистать во всей красе, пока вашими наследниками будут заниматься няньки. Ты молод, сынок, зачем же запирать себя в этой глуши, быть вынужденным затворником из-за этой дурочки Кристины, не умеющей подать себя в высшем свете? Нужно двигаться дальше и выше! Ты создан для того, чтобы воспарить, не только упрочив, создаваемое твоими предками, но и возвыситься над ними!
Доротея всё заливалась соловьём, рисуя радужные перспективы безоблачного будущего для своего сына и дочерей, в то время как над моей головой с каждым её словом всё сильнее сгущались тучи. И не только моей, но ещё и Софи. Под конец разговора эти два ничтожества совершенно искренне посетовали насчёт того, что моя девочка не умерла во младенчестве, как многие дети, рождаемые хилыми матерями. Опомниться меня заставил только тяжёлый шелест многочисленных юбок Доротеи, свидетельствующие о том, что она собирается покинуть кабинет. С нервно колотящимся сердцем я начала отступать назад, стараясь ни единым шорохом не выдать своего присутствия. В итоге, когда Доротея появилась в коридоре, нас разделяло чуть менее десятка метров. Увидев меня, свекровь фыркнула, окатив с головы до ног презрительным взглядом, а потом и вовсе закатила глаза при виде моего топорного книксена.
Как только её шаги стихли, я набралась смелости и постучала в дверь кабинета.
– Кто там? – раздражённо рявкнул Ойген. – Я занят!
Ничего, скоро ты станешь свободным, муж мой, «горячо любимый» настолько, что хочется развести костёр под твоими ногами, чтобы стало ещё жарче!
