Конфуций сделал больше любого другого человека в Китае для укрепления верховного авторитета учителя, что достаточно иронично, поскольку он ясно говорил о собственном несовершенстве, с готовностью признавал свое невежество и никогда не претендовал на то, что обладает монополией на истину. Если ему казалось, что ученик прав, он так и говорил; если тот ошибался, он рассуждал вместе с ним, а если ему не удавалось переубедить, просто оставлял тему. Он никогда не грозил и не запугивал («Человек, который прикрывает свою внутреннюю слабость грубыми и высокомерными манерами, не лучше, чем вор», — говорил он).
Он воспринимал все знания как гипотетические, а все рассуждения — как утлое суденышко в океане неопределенности. Такой подход к истине, когда каждое заключение рассматривается как гипотеза, которая может быть опровергнута, составляет основу того, что мы сегодня называем научным методом. Это также достаточно иронично, поскольку Конфуций не испытывал особого интереса к науке: для него главным объектом изучения был человек, а не звезды. Когда его спросили, что такое добродетель, он ответил: «Это значит любить людей». Когда его спросили, что такое знание, он ответил: «Это значит знать людей».
Конфуций исключил из своей учебной программы стрельбу из лука и управление колесницей, так как эти предметы принадлежали военной аристократии, но, желая придерживаться традиций — поскольку он был самым миролюбивым революционером из всех, кто когда-либо жил на Земле, — принимал такие аристократические верования и практики, которые служили его цели. Конкретным примером здесь может служить их добавление к тому, что называлось ли. Это слово первоначально означало сосуд, который использовался в жертвоприношениях, а затем стало обозначать весь ритуал жертвоприношения. Мы уже говорили о том, что церемониал не проводил особых различий между живыми и мертвыми, сделал храмы центром как религиозных, так и мирских дел, а также сблизил людей и духов. Священные сосуды использовались и во время дружеских пирушек; церемонии для живого царя мало отличались от тех, которые были посвящены его трупу, — поэтому посол, вернувшийся после выполнения миссии для своего правителя, мог сделать доклад его могиле. Со временем ли стало предметом как повседневного, так и религиозного поведения, что привело к формализации манер и этикета не только при общении человека с богом, но также человека с человеком.
Этот предмет вызывал у Конфуция все больший интерес не только потому, что умение вести себя правильно и с большим достоинством имело прямое отношение к его стремлению принять участие в управлении государственными делами, но и потому, что он искал способ формировать потенциальных министров из людей, не прошедших школу аристократического воспитания. Он также сделал из ли нечто более важное, чем свод правил, предписывающих, когда поклониться или где посадить самого почетного гостя (слева от себя; впоследствии в Китае дорогих гостей стали сажать по правую сторону). Конфуций рассматривал ли как восприятие всей совокупности людей в качестве единого социального существа. «Во всех своих делах, — говорил он ученикам, — относись к людям так, словно принимаешь дорогих гостей; а если тебя поставят руководить другими, распространяй доверие так, словно прислуживаешь в важном жертвоприношении. Не делай людям того, чего не желаешь себе, и тогда и в государстве, и в семье к тебе не будут испытывать вражды».
Поскольку манеры могут быть показными, либо даже скрывать безразличие или злые намерения, в них нет истинного ли. Конфуций ни во что не ставил правильное поведение, которое не подкреплено искренностью. Он говорил: «Разве ли не означает нечто большее, чем простое подношение яшмы и шелка?» Для него ли означало значительно больше, от высочайших повелений сердца до простого здравого смысла, — например, когда шапки из конопли, которые, согласно требованиям ли, следовало надевать во время жертвоприношений, стали слишком дорогими, он не постеснялся использовать более дешевую шапку из шелка. Но от традиционного ли отойти было непросто: перед аудиенцией с правителем, перед тем как войти во дворец, следовало совершить поклон на внешних ступенях, поскольку Конфуций настаивал на необходимости проявлять уважение к правителю, а истинное уважение состояло еще и в том, что подданный всегда должен был говорить искренне, даже если при этом он рисковал своей жизнью. Основные принципы ли заключались в том, чтобы всегда воздерживаться от необдуманных действий, проявлять умеренность в суждениях, уважать других, сохранять достоинство перед лицом опасности, никогда не терять хороших манер и не выставлять напоказ свое богатство или эрудицию. Конфуций говорил, что один человек хорошо знает, как сохранять дружбу, потому что, независимо от продолжительности знакомства, никогда не забывает проявлять уважительность. Он считал, что ли соотносится с его концепцией образования следующим образом: «Если в человеке естественность превосходит воспитанность, он подобен деревенщине. Если же воспитанность превосходит естественность, он подобен слуге, ведающему бумагами». Следовательно, только после того как воспитанность и естественность гармонично дополнят друг друга, мы получим человека, достойного того, чтобы принадлежать к правящему классу. Одно время ли играло важную роль в обучении общественного человека правилам поведения, дисциплине, а также сведении воедино всех атрибутов, необходимых для управления.
Лаоцзы встречает Конфуция. Гравюра. I в. до н. э.
В этом аспекте соблюдения внешних приличий ли оказывало глубокое влияние на протяжении всей китайской истории. Его называли принципом, который является целью китайской национальной жизни, воспитанием, отличающим китайцев от варваров или зверей. Если считать, что тенденция ли подавлять радикализм и проявлять уважение к властям, которые его не заслуживают, ответственна за периодические вспышки насилия, словно бы слишком долго сдерживаемый под крышкой пар прорывался наружу, то это создаст ложное представление о концепции Конфуция. Для него ли включало в себя абсолютную честность, страстное стремление к мудрости и стойкую веру в те качества, которые все люди ценят превыше всего, такие как отвага, справедливость и сострадание.
Еще одним аристократическим дополнением к ли, которое Конфуций сделал по своим собственным соображениям, была музыка. Для нас музыка является изящным искусством, дополняющим образование. Однако в классическом мире, будь то в Греции или Китае, это было не так. Когда более чем через пятьдесят лет после смерти Конфуция Платон написал, что «обучение музыке является самым действенным из всех инструментов, потому что ритм и гармония проникают до самой глубины души», он точно выразил взгляды Учителя. Упорядоченность ритма и гармонические связи звуков передают то, что имел в виду Конфуций, когда говорил, что ли является искусством жить в обществе. Кроме того, что звуки имеют внутреннюю связь, в своем внешнем проявлении, то есть игре на инструментах, с одной стороны, и церемониале — с другой, они так же тесно связаны между собой, поскольку один звук обычно сопровождает другой. Музыка важна для молодого человека, стремящегося проникнуть в правящий класс, представители которого очень часто играли и слушали музыку. Сам Конфуций играл на цине — струнном инструменте, похожем на лютню, — и пел. Согласно традиции Конфуций лично отобрал стихотворения, вошедшие в книгу «Шицзин», которая в действительности представляет собой сборник песен и давно утерянных мелодий, но у нас нет никаких доказательств того, что он сам обучал музыке. Вероятно, этим занимался специальный учитель, в то время как сам он внушал мысль о важности музыки своим ученикам: их характер, говорил он, должен «вдохновляться поэзией, укрепляться изучением ли, а затем полироваться изучением музыки».
Мы теперь должны обратиться к тому, как он учил, кем были его ученики и что было ему уготовано судьбой на оставшиеся годы жизни.
ГЛАВА 7
От Конфуция до империи
Продолжение
Конфуций учил в легкой, но в то же время строгой манере, в основном используя консультативный метод. Порою он терял терпение и устраивал взбучку нерадивому ученику, но это были редкие срывы человека, который усердно старался жить в соответствии со своей верой и под полным самоконтролем. Его отношения с учениками отмечены психологической проницательностью великого учителя.
Например, над Цзы-лу, грубоватым, простодушным, импульсивным парнем, наделенным солдатской прямотой и преданностью, он мягко подшучивал. По отношению к Жань Цю, весьма одаренному, вкрадчивому и амбициозному политику, которого трудно себе представить погибшим в борьбе за безнадежное дело, Конфуций порою бывал резок, но тот никогда его не бросал. Порою он отпускал колкости в отношении Цзы-гуна, невозмутимого горожанина, который, не нарушая конфуцианских принципов, добился большой популярности, стал выдающимся дипломатом и политическим советником, а также философом и в то же время сумел сколотить значительное состояние; среди последователей Конфуция он занимал второе место следом за Учителем. Напротив, Янь Хуэй, вероятно, был самым бедным из всех учеников и умер молодым, не успев ничего достичь: к нему Конфуций относился как к собственному сыну.
