Молодой командир пожимает нам руки с нервной дрожью, которую он пытается скрыть за внешней невозмутимостью.
К нам присоединяются два наиболее физически сильных поселенца. Я отвязываю Мирадора, даю ему понюхать шарф мисс Мэри, и славная собака как будто понимает, что мы от нее ожидаем. Она жалобно скулит, делает несколько шагов по моей команде и увлекает нас за собой.
Как ни хотели МакКроули и молодой Ричард присоединиться к нам, они должны остаться, чтобы подготовиться к решающей битве, которая вскоре предстоит. К тому же наша роль заключается не в том, чтобы атаковать, а, напротив, действовать осторожно, не выдавая своего присутствия.
Мы идем быстро и бесшумно по траве и мху, которые заглушают шаги. Для меня и Тома тьма непроницаема, тогда как четверо моих спутников сохраняют с вечера удивительное свойство, весьма ценное в данный момент, – видеть в темноте. Я уверенно иду за своей ищейкой, которую взял на поводок, опасаясь, что, несмотря на все свое послушание, в какой-то момент она может рвануться к добыче.
Вскоре мы поворачиваем на восток, следуя безошибочному нюху умницы Мирадора. Поскольку аборигены могли разделиться на несколько групп, время от времени я даю понюхать ему шарф мисс Мэри.
Мы идем уже три четверти часа. Пройдено, по меньшей мере, четыре километра. Аборигены опередили нас не более чем на час, и мы вскоре настигнем их.
Сириль временами наклоняется к земле и рассматривает травяной покров, Он обладает удивительной способностью различать следы и действительно обнаруживает наряду со следами различных животных отпечатки копыт на примятой траве.
Каннибалы, несомненно, увели нескольких наших лошадей, а мы этого не заметили, потрясенные тем, что дорогие нам люди попали в плен.
Мы подошли к небольшому склону, по которому двигаемся с бесконечными предосторожностями. На траве следы крови, и, натягивая поводок, Мирадор издает глухое ворчание. Вероятно, мы приближаемся к цели, С возвышения, на котором мы находимся, видны вдали красноватые огоньки. Они освещают долину. Откос у наших ног невелик. Деревья стоят как будто более редко. По словам моих спутников, нас окружают не эвкалипты, а камедные деревья.
Свирепые жители австралийских лесов найдены!
Мы шепотом советуемся и уже склоняемся к решению возвратиться в лагерь, ибо поставленная перед нами задача выполнена. Однако случилось непредвиденное, и мы оказались втянуты в авантюру, развязку которой невозможно было предвидеть.
Мирадор делает сильный рывок, поводок остается у меня в руке, а он со всех ног несется вперед, в сторону огоньков, которые светятся в долине, при этом лает во весь голос, словно выгоняет зверя из логова.
Одновременно вспыхивают деревья. Похожие на огромные столбы искусственного огня, они образуют грандиозное зарево на пути к мигающим огонькам.
Моя собака, несомненно, подняла тревогу среди аборигенов. Нельзя терять ни минуты. Мы вскочили на лошадей и пришпорили их. Дорога освещена как в дневное время. Это пожарище, должно быть, видно даже в нашем лагере. А лес горит и горит. Пожар распространяется с невероятной быстротой: ветви и стволы камедных деревьев, пропитанные смолой, служат прекрасной пищей для огня. Эти деревья воспламеняются как бочонки со смолой и потрескивают подобно факелам. Воздух густо пропитан удушливым дымом.
Равнина Бюиссон превратилась в Храм огня!
Какая мизансцена для готовящейся драмы! И нам предстоит опасный выход среди этих декораций, где страшное так тесно переплелось с величественным.
– Вперед! – зовет приглушенным голосом Робартс, громадный англичанин с обнаженной головой, обмотанной окровавленной повязкой. С револьверами в обеих руках он немилосердно пришпоривает лошадь. Благородное животное, не привыкшее к такому обращению, жалобно ржет и как безумное буквально несется по воздуху.
Перед боем этот офицер словно утратил свою британскую флегматичность; его крик подобен львиному рыку. Таким я вижу его впервые, и моя симпатия к Робартсу удваивается, если только это возможно.
– Вперед! – кричит Сириль, припадая к шее своей лошади, которую какие-то узы заставляют держаться рядом с лошадью Робартса.
Эти два гиганта кажутся людьми иного века, случайно затесавшимися среди измельчавших соотечественников. Через несколько минут они причинят немало хлопот мрачному божеству, которое царит в этом южном аду.
Я несусь за ними, отставая на полкорпуса, рядом с Томом. Если не ошибаюсь, он будет жестоко драться со своими соплеменниками. Ведь Том не забыл до сих пор той ночи, когда майор спас его от страшной смерти.
Метрах в двух сзади от нас – оба поселенца, невозмутимые, как каменные изваяния, хотя глаза их блестят. В руках у них оружие, и сидят они в седле как на параде. Настоящие храбрецы.
Мы летим над травянистым покровом, как метеоры, оставляя под собой мертвые стволы, преграждающие нам путь, овраги, рытвины, ручьи, в которых отражается зарево пожара. Рушатся горящие деревья. Поистине скачка с препятствиями в преисподней.
Аборигены уже близко. Разноцветные отблески – синеватые, белые, фиолетовые – ослепляют нас, но крики каннибалов позволяют нам ориентироваться.
Все шестеро, мы появляемся как страшное фантастическое видение и врываемся в середину круга, образованного отвратительными существами, которые беснуются, воют и отчаянно жестикулируют, – сущий бедлам. Все они голые. Их лица разрисованы белым – это цвет войны. Белые линии покрывают также торс и конечности, как бы изображая человеческий скелет. Этот танец скелетов – мрачное вступление к пиршеству каннибалов. Лошади, украденные у нас, убиты и зажариваются на кострах. Многие людоеды украсили свои головы хвостами бедных животных. При свете костров мы наконец увидели наших двух девушек и четырех мужчин, связанных по рукам и ногам. Они находятся в сидячем положении, и над их головами уже занесены руки с каменными топорами и ножами.
Одной секунды было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
Из наших глоток вырывается дикий крик. Аборигены с тревогой замирают, и на мгновение наступает тишина. Но ее прерывает зловещее рычание. Это Мирадор. Умный пес бросается на группу аборигенов, впивается в горло одного из туземцев, и вот они вместе катаются по земле. Со слепой и неумолимой силой метательного снаряда мы влетаем в кишащую массу вражеских тел. Первых аборигенов, с которыми сталкиваемся, наши лошади топчут ногами или разбрасывают грудью. Грохот наших револьверов приводит дикарей в необычайное замешательство, и под деревьями, недавно еще такими мирными, царят ужас и смерть.
