Она поступила в аэроклуб, — а туда брали только хорошо успевающих студентов, — и через полгода значок спортсмена-парашютиста украсил ее грудь. Но и этого ей было мало. Хотя брат и меньше посмеивался теперь над ней, но смешливые искорки так и сверкали в его больших черных, как и у нее, глазах, когда она, волнуясь, рассказывала о своих парашютных переживаниях.
Аня решила стать инструктором парашютизма, а потом и летчицей. Она сама будет вывозить на прыжки новичков. Она будет поднимать машину на заданную высоту и там приказывать здоровенным парням, томящимся в задней кабине, вылезать на крыло и бросаться вниз. Интересно посмотреть, какие есть и среди них «храбрецы»! Пусть тогда Степан посмеется над ней.
В летние каникулы Аня простилась с подругами и поехала в аэроклубный лагерь.
В группе будущих инструкторов-парашютистов было двадцать пять парней разных возрастов и профессий. Это были простые, добрые хлопцы, смелые и трудолюбивые, до забвения влюбленные в авиацию, отдававшие ей каждую свободную минуту. Их друзья разъехались в летний отпуск в разные концы страны. Одни удили рыбу в родной деревне, другие плыли вниз по Днепру в Черное море, третьи верхом бродили по Алтаю, неслись на плотах по Бии и Катуни, наслаждаясь отдыхом.
Парашютисты же все лето упорно работали. Они вставали раньше солнца, а ложились, когда звезды давно уже мерцали в темном ночном небе.
В поте лица они трудились весь день, чтобы пережить несколько захватывающих минут прыжка с самолета.
Аня не отставала от них, хотя ей было нелегко. Все ее быстро полюбили за веселость, настойчивость в труде, за верность дружбе.
Ее прозвали «Ангел двадцати пяти чертей».
Аня скучала по брату. Степан — по ней. Аэродром, где он служил, был недалеко, но если оттуда добираться сухопутными дорогами, нужно было затратить несколько часов. А по воздуху, напрямую, — несколько минут.
Аня сердилась, неужели брат не может навещать ее чаще? И он стал появляться чаще, используя воздушный путь. В те минуты, когда горнист дул во всю мощь своих легких в трубу, силясь прервать послеобеденный сон курсантов, из-за леса показывался небольшой биплан.
Строгий рокот его мотора мгновенно вызывал наружу всех, кто был в палатках. Все знали: Степан прилетел навестить сестру.
Биплан делал круг над лагерем, потом медленно и плавно, как в кино, когда показывают фильм с ускоренной киносъемкой, переворачивался вверх колесами и в таком положении описывал еще один круг.
Вися вниз головой на ремнях, Степан, зная, что в толпе курсантов находится сестра, радостно махал ей платком. Он снижался при этом настолько, что сотни напряженно следивших за ним глаз невольно расширялись от опасения за судьбу летчика.
Но машина, специально построенная для воздушной акробатики, была в надежных руках большого мастера. Степан поднимался вверх. На очень малой высоте он в бурном темпе проделывал целую серию фигур, безотрывно следовавших одна за другой. Потом он повторял все эти фигуры плавно и медленно.
Степан походил на того доброго фокусника, который сперва делает головоломные фокусы, а потом, чтобы публика не мучилась в догадках, показывает, как он их делает.
В заключение он снова поднимал колеса к небу, пикировал головой вниз, делал горку, переворачивался и исчезал за лесом, не слыша бурных аплодисментов с земли, не видя взлетавших в воздух пилоток.
— Ну и братец! — восхищенно говорили Ане друзья, и глаза ее, большие, ясные глаза, радостно сияли.
По субботам курсантов отпускали домой. Аня выходила на шоссе. Шоферы курсировавших здесь военных машин издали узнавали ее стройную фигуру в синем комбинезоне, шлеме и поднятых на лоб очках. Они брали ее в машину и мчали к брату. У него в доме Аня была полной хозяйкой. Она готовила ужин, покупала вино, накрывала стол. Вечером собирались друзья с подругами. Безостановочно крутился патефон. Звонкий смех одобрял удачные остроты. Летчики рассказывали были и небылицы. Передавали чужие «летно-охотничьи» басни, трунили над авиа-Мюнхгаузенами и проезжались иногда по адресу «авиадевиц».
Степан был в центре внимания, и сестра слегка ревновала его. Она теребила серебристый треугольник с цифрой «15», подвешенный к парашютному значку. Брат замечал это и добродушно подзадоривал сестру.
— Что толку прыгать просто так? Вот затяжным прыжкам вас не учат. А они бывают всего нужней. — И он рассказывал, как у его друга Пети в воздухе развалился самолет, и не сделай этот летчик затяжки перед тем, как раскрыть парашют, его бы убило падавшими кусками машины.
— Наши ребята все умеют делать затяжки, — заканчивал Степан.
Сестра надувала губы и уходила танцевать, обрывая разговор.
На другой день она возвращалась в лагерь. Еще через день она уже скучала по брату, а на следующий появлялся знакомый биплан, а иногда два-три. Степан приводил с собой приятелей, Евсеева и Премана, и в воздухе устраивался небольшой воздушный парад с «художественной частью».
Аня работала над затяжным прыжком. Брат ничего об этом не знал, — ему готовился сюрприз.
В один из дней крохотная темная фигурка отделилась от самолета. Скорость ее быстро росла, и когда внизу отсчитали восемь секунд, над фигуркой взметнулся большой пестрый зонт, бережно опустивший девушку на землю.
Инструктор поздравил девушку с успешным окончанием парашютно-инструкторской программы.
Двадцать пять «чертей» усердно жали руку своему сияющему «ангелу».
Аня торопилась на шоссе. Знакомый шофер подвез ее.
У брата уже собрались друзья. Следующий день был воскресный, и они решили устроить ночной пикник, посидеть в лесу у костра, на берегу живописного озера. Пикник удался. Все хорошо повеселились и устали. Теплое августовское утро застало их дремлющими у потухшего костра. Степан проснулся первым и всех разбудил. Он приладил доску на ветвях склонившегося к озеру дерева и предложил купаться — прыгать с этого самодельного трамплина.
— Ну, сестренка, — шутил Степан, — ты у нас прыгунья, начинай. Не бойся! Здесь, так же как у вас, без затяжки, не опасно.
— А у меня не как у вас! — отпарировала Аня. — У меня есть и затяжные прыжки до восьми секунд!
Она показала кончик языка и бросилась в воду.
Незаметно подкралась осень. Потом пришла зима. Работы в институте было по горло. Все же Аня выкраивала время и для летных наук, проводя все воскресные дни и зимние каникулы на аэродроме.
Степан был далеко, в отъезде. От него приходили короткие, но бодрые письма. Он успокаивал сестру, просил родителей не беспокоиться о нем.
К весне брат возвратился. Ордена рассказывали о новых победах над врагами родины. Вернувшись, Степан вскоре приступил к испытанию новой и очень строгой машины. Он целые дни проводил с ней.
Аня сдавала экзамены и в свободные часы торопилась на аэродром. Она уже самостоятельно сбрасывала парашютистов. В один из дней, когда она, сбросив новичка, приземлила машину, ее позвали к телефону.
Глухой голос с другого конца провода сообщил ей, что со Степаном стряслась беда. Испытуемый им самолет загорелся в воздухе. Летчику было жаль бросить машину, и он, пытаясь сбить пламя, тянул до самой земли. Объятый пламенем, Степан, чуть живой, выбрался из самолета. Его увезли в больницу. Аня помчалась туда. Ей сказали, что брат жив, но к нему не пустили. Брат боролся со смертью, и его крепкий организм и дух победили ее. Степан выздоравливал. Аня сидела у его изголовья. Ее гордость, могучий красавец-брат, прославленный воздушный боец, спортсмен, охотник, турист, теперь лежал на госпитальной койке, не смея пошевелиться без разрешения врачей.
Теплый комочек подкатился к ее горлу, и глаза предательски заблестели. Ей захотелось крепко-крепко прижаться к брату, сказать ему что-то доброе и ласковое, но смешливые глаза брата остановили ее.
«Ну, девица, — читала она в его глазах, — где твоя храбрость? Брат чуть повредил свои шпангоуты и обшивку, а сестра сразу же в слезы! Эх, недаром про вас говорят, что у вашей сестры глаза на мокром месте».
— Знаешь, Степан, — через силу улыбнулась Аня. — Вчера я с одним новичком ну и помучилась! Сказала ему: «Вылезай», а он одну ногу выставил на крыло, другой стоит в кабине — и ни туда, ни сюда! Сам здоровенный такой, вроде тебя. Половину самолета закрыл собой и еще вздумал в воздухе на самолете парашют открывать. Еле спихнула его. Приземлился чурбаном и весь мокрый. То ли вспотел от страха, то ли еще что с ним случилось.
И сестра смеется, видя улыбку на дорогом лице. Врачи выпроваживают ее: прием окончен.
На прощанье она шутя бросает:
— Выздоравливай поскорей! Тебя сброшу. Посмотрю, как ты прыгаешь!
Брат задорно смеется и шутливо грозит ей пальцем на прощанье.
Схватка
Летчик Супрун то напевал, то насвистывал что-то бравурное. Он слегка сдвинул колпак, чуть высунулся за борт самолета, и прохладная струя омыла его разгоряченное лицо.
