Через несколько секунд Супрун пожимал и тряс докторскую руку с такой силой, что последний забормотал по-латыни что-то, относящееся, кажется, к вывихам суставов, стараясь в то же время избежать их.
— Я ведь привез, доктор, то, о чем вы меня просили, — говорил тем временем Супрун. — Чуть не оказался вралем перед вами! Все время помнил, а под конец едва не забыл.
И тут доктор Шлайн поспешно начал вспоминать, что же такое он заказывал Супруну накануне его отъезда за границу.
Но это было давно, шесть месяцев назад, и доктор, как ни старался, не мог вспомнить, о чем он просил Супруна. Тогда он стал уводить разговор в другую сторону, пытаясь этим выиграть время.
— Стоит ли говорить о пустяках, — застенчиво улыбаясь, сказал доктор, высвобождая руку. — Вы бы лучше поведали, Супрун, где, в каких краях побывали, что интересного повидали. Как там заграница поживает?
— Ого! — засмеялся летчик. — Не успел приехать, как сразу в докладчики попал. Вы далеко направляетесь, доктор? На старт? Тогда я вам попутчик.
Они шли по усыпанной гравием дорожке, петлявшей среди цветников и клумб, которых было немало по краям утопавшего в солнечных лучах аэродрома.
— С чего же прикажете начать? — спрашивает Супрун.
— С чего путешествие начали, — ответил доктор.
Супрун говорил громко и оживленно, сопровождая свои слова энергичной жестикуляцией и по привычке шагая до того быстро и размашисто, что доктор едва поспевал за ним.
— Стало быть, — начал Супрун, — попал я сперва в Америку, в Соединенные Штаты. Третий раз в жизни пересек Атлантический океан, только на этот раз в иной роли, чем прежде: делегатом от наших воздушных сил. Наша делегация побывала в разных местах, повидала много интересного. Куда ни приезжаем — банкет в нашу честь закатывают. Речи говорят, тосты за дружбу летчиков обоих стран поднимают. Но в гостях, как говорится, хорошо, а дома лучше. Потянуло домой, работу мы, кстати, закончили. Стал уже на багаже русские адреса надписывать, но не тут-то было. Мое путешествие приняло хронический характер. Приходит предписание выезжать в Англию, на хендонский авиационный парад. Ну что ж, мое дело солдатское: есть приказ — надо выполнять!
— Быстро про Америку рассказали, — перебил его доктор, все еще не вспомнив своего заказа и всячески потому оттягивая время. — У вас, что называется, «галопом по Европе», — пошутил он.
— Я ведь к докладу не готовился, — сказал летчик. — Экспромтом выступаю. Впрочем, могу доклад перенести на другой раз.
— Не стоит, выкладывайте сейчас, — спохватился доктор, — только давай, брат, обороты сбавим, пойдем потише, а то за тобой не угонишься.
— Можно, — ответил летчик, укорачивая шаг. — Парад был довольно интересным. Англичане новые машины неплохие показали, и летчики прилично ими пользуются. Короче говоря, впечатлений много. Домой, думаю, скоро приеду, сам кое-что из виденного попытаюсь повторить. Но и тут у меня получилась осечка. Собрался, уж билет в Москву заказал, вдруг телеграмма пришла выехать во Францию. Пишут, торговая делегация меня там дожидается — принимать и пробовать закупаемые у французов самолеты. Так попал я в Париж…
— Да, — вставил доктор, устраивая Супруну ловушку, — мировой город! Всегда разными изделиями славился…
— Не до них было, — просто сказал летчик. — Мы сразу стали по заводам ездить и в один прекрасный день попали на завод «Кондор». А фирма эта, надо сказать, на весь мир прошумела новой скоростной машиной. Правда, шум был устроен в особых целях. У них лозунг такой: реклама — двигатель торговли…
— Или, по-нашему говоря, — ввернул доктор, проклиная свою забывчивость, — не обманешь — не продашь.
— Вот именно, — рассмеялся Супрун. — Ну, показали нам машину. Внешне очень прилично выглядит. Отделочка хорошая. Блестит, как зеркальце. Председатель делегации просит показать нам ее в воздухе, в полете. Но тут выясняется, что фирменный летчик-испытатель несколько дней назад разбился на предыдущем экземпляре и этот показывать некому. Осмотрел я машину, полазил вокруг нее, — все, вижу, находится на своих местах: мотор, крылья, хвост. Должна, думаю, и в моих руках летать… Я эту свою мысль вслух высказал, а представитель фирмы и слышать того не хочет. Нужно, говорит, не меньше недели изучать машину, она очень строгая, имеет большую посадочную скорость. А вдруг произойдет авария, тут и престиж фирмы рухнет, и дипломатические осложнения… Наговорил, одним словом, «сорок бочек арестантов». А я тем временем на него нажимаю, да и председатель делегации меня поддерживает: мол, не бойтесь, мосье, он справится… А мосье тоже неохота с нами дружбу терять. Мы — покупатели! Вот он и побежал в контору — с начальством по телефону совещаться. Я в это время техников расспросил, уточнил, где что находится в машине, залез в кабину, запустил мотор, сижу, дожидаюсь, а он у меня на малом газу пофыркивает… Прошло несколько минут, гляжу — мосье мчится обратно, о кочки спотыкается, руками машет. Ну, думаю, удобный случай. Его взмахи и так и этак понять можно… Может, закурить хотите, доктор? — неожиданно оборвал свой рассказ Супрун, увидев на голубом плакате надпись: «Курить здесь!»
— Покорно благодарю, — скороговоркой ответил доктор, который настолько увлекся рассказом летчика, что успел позабыть, с чего, собственно, весь сыр-бор загорелся. — Рассказывайте дальше!
— Ну, я, значит, дал газ, вылетел, набрал немного высоты. Чувствую, машина меня слушается. Покувыркался немного — и быстро и замедленно. Самолет, вижу, так себе, середнячок. Наши новинки куда более способные! Делать в воздухе мне больше нечего. Все ясно. Сажусь. Заруливаю к стоянке. И тут, смотрю, навстречу мне целая толпа бежит. Вверх шляпы подкидывает, кричат. У меня даже сердце екнуло. Изуродовал, думаю, машину. Осматриваюсь? Нет ничего подозрительного. Все, как было, на своих местах. Оказалось, они меня таким способом чествовали. Понравился им пилотаж. Они, говорят, не думали, что их машина так здорово летать может. Угощать нас повели, цветы подносят. Ну, и просят повторить полет перед широкой публикой, репортерами…
— Не теряются, — произнес доктор, — и тут рекламу ищут!
— Кое-что в этой машине представляло технический интерес, — серьезно сказал Супрун. — Мы ее купили… Вот мы и пришли на старт, доктор. Вам куда?
— Налево.
— А мне направо. Как-нибудь в другой раз расскажу подробней, за кружкой пива, — усмехнулся Супрун.
— Бывайте здоровы! — доктор протянул руку.
— Чуть не забыл! — спохватился летчик. — Вот ваш заказ, доктор. — И летчик, достав из кармана, протянул врачу небольшую, желтого цвета коробочку, на которой в овале было изображено лицо солидного черноволосого мужчины с нафарбренными усами.
Тут доктор вспомнил, что, прощаясь с летчиком шесть месяцев назад, он шутливо попросил его привезти коробочку бритвенных лезвий «жиллет» «для расправы» со своей славившейся жесткостью бородой.
Штопор головой вниз
Истребитель перевооружили: пулеметы заменили двумя крупнокалиберными пушками. Машина стала более тяжелой, ее центровка сместилась назад, маневренность немного уменьшилась, зато резко повысилась огневая мощь.
Воздушный бой состоит из маневра и огня. Потому летчик Краснокутнев, проверяя новые качества машины, то маневрировал, делая различные фигуры, то, поймав в прицел буксируемый другим самолетом мишень, нажимал на гашетки, и окрест разносилось громкое оханье авиационных пушек.
Делая иммельман, вися вниз головой в верхней точке фигуры, летчик дал ногу, надеясь, что машина, как ей и положено, сделает переворот на 180 градусов около своей продольной оси и перейдет в обычный горизонтальный полет.
Вместо этого самолет шарахнулся куда-то вниз, летчика рвануло так, что он едва не вылетел из кабины (спасибо, удержали привязные ремни), ноги соскочили с педалей, а рычаг управления выскользнул из рук.
Ошеломленный летчик висел ногами кверху, стараясь поймать ручку управления, вертел во все стороны головой, пытаясь разобраться в происшедшем.
По тому, как перед глазами попеременно мелькали то небо, то земля, вращавшиеся в одну сторону, летчик понял, что штопорит, но как-то необычно: головой вниз. Он попал в перевернутый штопор, а как поступать в таких случаях, точно ему не было известно.
Как бы то ни было, прежде всего следовало взять управление самолета в свои руки.
Сделав огромное усилие, летчик дернулся на ремнях, с первого же раза удачно вцепился в ручку управления и просунул носки сапог под ремешки, прикрепленные к педалям.
Далее он стал наугад делать разные движения руками, стремясь прекратить вращение самолета. Серьезно обдумать порядок действий не было времени: высотомер показывал уже две тысячи метров вместо трех, которые еще были несколько секунд назад. Кроме того, положение, в котором находился летчик, вися вниз головой, тоже не располагало к размышлениям.
