- Не такой доли я тебе хотел, доченька, да видать, деваться некуда.
- Некуда, - киваю виновато. – Хоть и отпустил меня Полоз, а нужно нам слово держать, раз спас он тебя. Сам ты говорил, слово купеческое должно быть крепче стали. Ну же, обнимите меня и не поминайте лихом, родные мои. Авось еще свидимся.
Поплакали мы, пообнимались, дал мне батюшка с собой даров богатых да свое родительское благословение. А Марьюшка воет - слезами заливается.
- Не плачь, - говорю ласково, - сестрица, как-нибудь все уладится, буду я вас навещать, будете вы ко мне приезжать.
Поцеловались мы, повернула я кольцо изумрудом наверх – да и очутилась у терема золотого в царстве подземном.
Гляжу вокруг - а погоды-то гневаются, небо тучами черными покрылось, ветер северный по земле бежит, ржут лошадки жалобно, псы воют тоскливо. Отворилась дверь, вышла на крыльцо Авдотья Семеновна – похудевшая, побледневшая.
- Ить вернулась никак? – говорит радостно. - Что забыла-то тут, девка глупая?
- Долг забыла отдать, - отвечаю, - принимайте обратно на хозяйство, Авдотья-матушка. А не слышно ли чего о дружине нашей?
Авдотья глаза щепотью вытерла, за щеки схватилась.
- Да уж три луны, считай, прошло, как уехали. И ни слуха о них, ни весточки. Только зореньки встают кровавые, да идут холода с северов лютые.
- Это что же, - удивилась я, - три месяца меня не было?
- Ровно три, - кивнула повариха, - и три денечка сверху. Давно уж вернуться должны были с победою. А раз нет их – знать, беда случилась!
Я застыла, горло сжала ладонью.
- А как найти это царство Хель? – спрашиваю.
- Что его искать, детонька, - грустно ответила повариха, - вот откуда тучи снежные идут, там и Хель лежит ледяной, мраком укрытый.
Я мешки с дарами на землю побросала, постучала сапожками о землю, порылась в мешке, взяла тулупчик меховой да шапку с рукавицами.
- Я пойду, - говорю, - царя нашего выручать.
- Да куда ж ты пойдешь, деточка? – ахнула Авдотья. – Потеряешься, а не потеряешься - замерзнешь, а не замерзнешь – так съедят тебя.
- Ну и пусть, - отвечаю упрямо. – А только пока своими глазами его могилу не увижу, не успокоюсь.
Покачала головой повариха, дала с собой в дорогу яблок румяных и пирожков горячих, сала соленого да хлеба сушеного. Прыгнула я на коня верхом и поскакала навстречу тучам черным.
Долго я ехала, дни как камушки из-под копыт пролетали. Днем коня вскачь пускала, ночью под брюхом его ночевала, чтобы теплее было. Чем дальше, тем холоднее, – уже и снег землю укрыл, поля с пшеницей заморозил, яблоки на яблонях почерневшие висят.
Много дней прошло – и доехала я до ворот ледяных меж двух гор высоких. Спешилась, гляжу - а у ворот тех вся дружина Кащеева в лед вмороженная вместе с жеребцами стоит. Начала я метаться, Полоза искать – нет царя среди ледяных статуй, нет и его могилы.
Я коня отпустила, ночи дождалась, пошла к воротам тем огромным. Нашла трещинку во льду, внутрь проскользнула и обомлела. Горит во тьме прямо у ворот костер огромный, а у костра спинами ко мне сидят три великана ростом выше деревьев, похлебку варят и хвалятся.
- Завтра, - говорит один, - будет наш повелитель Кащея пытать, голову ему отсекать. А потом пойдем мы войною на царство Медное.
- А почему, - ревет другой, - до сих пор его не убили, зачем хранили?
- Знает он, - отвечает третий, - слово заветное, заклинание могущественное, произнесешь – и будут служить тебе духи земные и небесные, и не будет никого в трех мирах сильнее. Повелитель его голодом и холодом пытал, плетью полосовал, железом каленым жег, а не сказал Кащей ничего. Вот господин терпение и потерял, казнить будет врагам в назидание, да чтоб слово заветное никому другому не досталось.
Я послушала, слезы сдерживая. Главное - жив, а дальше справимся! Мышкой вдоль ворот к горе проскользнула, в темноту, и побежала вперед, сквозь пургу, к огромному дворцу, вдалеке виднеющемуся. Свет шел от того дворца белый, будто кто зачаровал его.
Долго я бежала. Ветром меня секло, градом било, замерзла я, устала – но успела к утру.
Посреди ледяной пустыни возвышался дворец повелителя страны Хель, как глыба слюдяная, прозрачная, ни окон, ни дверей в нем – одни ворота в стене. Ворота те великаны охраняют, от них через ров мост перекинут, а во рву вокруг дворца река ледяная течет.
Спустилась я к реке, пробралась под мост и пошла тихонько на ту сторону, стараясь снегом не хрустеть. Побрела вокруг дворца – вдруг есть где щелочка? Увидела решетку морозную, протиснулась сквозь нее и попала в трубу водную, помоями замерзшими облепленную. Вышла я по ней на кухню тихую, прокралась во двор - край неба уже занимается, а во дворе ледяного дворца палач топор точит, колоду мочит.
Снова мышкой тихой прошуршала вдоль стеночки – во все двери заглядываю – спят за дверями великаны страшные, от храпа стены сотрясаются.
Нашла я темницу темную – у входа людоед сидит, дремлет. На цыпочках внутрь прокралась, иду мимо темниц, вглядываюсь. Вижу – стоит у стены за решеткой Кащей Чудинович, голову опустив, весь изрезанный-иссеченный, живого места на нем нет.