– Не знаю, может, это потому, что он расстался с Фаусто, – продолжает Валентина, качая головой, – но Альдо точно в последнее время не в себе.
– Фаусто? – внезапно оживляется Линда.
– Да, пианист, – отвечает Валентина.
Тот самый Фаусто? Фаусто, с которым с недавнего времени встречается ее дядя Джорджо? Она чувствует, как оливка из коктейля попадает не в то горло, а лицо будто каменеет, но старается не подавать виду.
– Они встречались три года, – продолжает Валентина. – Все об этом знали.
– Понятно, – коротко отзывается Линда.
Она скрещивает руки на груди, чтобы показать, что разговор окончен, и поворачивается к Сальво.
– Ты случайно не разговаривал с Але? – спрашивает Линда.
– Нет, – отвечает он.
– Зная его, если он и придет, то как минимум через час.
– Это да…
Линда вздыхает. Опаздывать – у них с Алессандро общая черта.
«Уж не забыл ли он о встрече?» – думает она. Это не впервой.
Линда хорошо знает, так уж устроен Алессандро: ему трудно верить, никогда не знаешь точно, где он в данный момент находится, даже если клянется, что здесь рядом за углом.
– Я видел его репортаж из Ханоя в прошлом выпуске «Traveller»[5], – говорит Сальво с восхищением.
Несмотря на то что живет на севере уже пятнадцать лет, его сицилийский акцент еще уловим. Для него это повод для гордости.
– Красивые фото, почти поэзия. Не то что снимки из Инстаграм, похожие один на другой, и неважно, что на них изображено. Сразу видно, что Алессандро профессионал и в фотографию вкладывает душу.
– Не знаю, как ему это удается, но он всегда подмечает то, чего другие не видят, – замечает Линда. – Кажется, будто его фотографии влияют на реальность, а не наоборот.
Появляется официант с подносом, полным горячих сэндвичей с ветчиной – незаменимая закуска в Тревизо.
– Ребята, за счет заведения! – говорит он. И не успевает поставить поднос на стол, как бутерброды растаскивает множество рук. Неожиданно со своей стратегической позиции врывается Карло, имитируя голос сломанного громкоговорителя:
– Дамы и господа, минуточку внимания! Объявлена новая пара – в центр площади!
Все поворачиваются.
– Невероятно! – восклицает Валентина. – Я слышала об этом, но думала, что это просто слухи…
На площади появляется бывший министр Альфредо Барезотти, держа под руку девятнадцатилетнюю Чечилию Белломо, Мисс Венето.
Он обнимает ее за талию, хотя рука скользит немного ниже, опускается сбоку к попке и ныряет в карман джинсов.
– Что ж, это их дело, – шумно выдыхает Линда.
Местные сплетни она может выдержать не больше десяти секунд.
– Ну уж нет, дорогая, это и мое дело! – кричит Валентина, мигом почувствовав свое участие. – Эта шлюшка едва не украла у меня программу! Клянусь, я ее на дух не переношу!
Голос у нее становится противно писклявым.
– Мы едва не подрались…
Она переводит дух и растягивает губы в недоброй усмешке.
– К счастью, директор канала сразу понял, что это второсортный товар. Теперь она переключилась на это чудовище Альфредо Барезотти. Неужели непонятно, что он больше ничего не стоит? К тому же – ты ее видела?! На нее же без слез не взглянешь…
Спустя мгновение на площади появляются Людовико и Аличе с рабочими сумками через плечо.
«Ох уж эти коллеги, – думает Линда, – они получают почти физическое удовольствие, влезая во все дела; приходят ни свет ни заря и уходят намного позже Бози – наверняка и в компьютерах копаются».
Линда приветственно машет им рукой – теперь уж ничего не поделаешь, они ее заметили.
– Выпьете чего-нибудь?
В другой ситуации она бы ни за что этого не предложила, но сейчас ею овладела атмосфера праздника, царящая за столом.
Первой отвечает Аличе:
– На самом деле мы идем к профессору Борсато насчет обустройства кухни у него на чердаке.
Линда удивленно смотрит на нее.
– В такой час?
– Да, именно в такой час, – сухо отвечает Людовико.
– Ты ведь знаешь, если Борсато сказал прийти в определенное время, то только так и не иначе, – продолжает Аличе. – Он не передумает, как некоторые наши клиенты… – саркастически замечает она.
Удар ниже пояса от мультимиллионера Томмазо Белли еще не забыт. Аличе затаила злобу и решила, что это заговор против нее, – грязные игры коварной соблазнительницы Линды.
– Ну ладно, если вы торопитесь, я не настаиваю, – говорит Линда с фальшивой улыбкой.
Что думает Аличе, ясно без лишних слов. Но ее это не волнует. Пусть думает что хочет, кому какое дело! Ее совесть кристально чиста.
– Ну, пока, – прощается Аличе, бросая на Линду такой взгляд, что ей кажется, будто резко похолодало.
Людовико повторяет за ней, как попугай, «пока», не глядя Линде в лицо. Наконец с притворной вежливостью добавляет:
– До понедельника.
И непонятно, сердится он или разочарован.
Парочка коллег, тихо переговариваясь, удаляется. Аличе оборачивается и бросает на Линду взгляд, красноречиво говорящий, что она о ней думает.
– Какие у тебя ужасные коллеги… и лица такие скучные, – заявляет Валентина, взяв третий бокал со спритцем.
– Да нет, они, бедняги, просто трудоголики, – мягко отвечает Линда.
Она не из тех, кто тратит время, перемывая другим косточки. К тому же ей совсем не хочется рассказывать Валентине о Томмазо Белли – эта новость, «украшенная и дополненная», вмиг станет достоянием общественности.
Только она вытащила iPhone из сумки, как неожиданно почувствовала, как по голени стекает струйка ледяной жидкости. Линда резко оборачивается и видит два хитрющих детских глаза, которые невинно смотрят на нее снизу верх, а пухленькая ручка, как трофей, держит раздавленный рожок.
Это Сара, дочка Марчеллы Фаччини, давней подруги Линды. Они вместе учились в начальной, а потом и в средней школе и всегда сидели за одной партой. Потом Линда поступила в классический лицей, а Марчелла – в лингвистический, и их дороги разошлись, но дружба осталось крепкой, несмотря на их разные жизни.
– Пласти, – говорит Сара расстроенно, ее черные блестящие глазки разжалобили бы даже палача на эшафоте.
Ей всего три года, а из нее уже вышла бы непревзойденная актриса. Линда смотрит на свои джеггинсы – на правой брючине красуется огромное жирное красное пятно – клубничное мороженое ни с чем не спутаешь. Она старается скрыть свое раздражение, но у нее не очень получается. Один ноль в пользу Сары.
Через секунду Линда смягчается, не успев рассердиться, смотрит с улыбкой на милое круглое личико и говорит:
