— Так что, спрячемся в кабине? — проявил догадливость наивный Тигрёнок.
— Ни в коем случае! И даже не прикасайся к ее двери! Падай за колесом!
Тяжело дыша, мы оба лежали под брюхом могучей советской машины, без устали бомбардируемой полтергейстами. Броня отзывалась ударам вулканических «бомб» низкими, короткими, но очень сочными звуками: «бэм», «бэмм», «бымм».
Обломки некоторых «бомб» падали достаточно близко от правого переднего колеса МАЗа. Радиационный фон в той точке, где мы с Тигрёнком находились, от этого неуклонно рос.
Дела наши были так плохи, что впору было запевать что-нибудь ободряюще-предсмертное, вроде «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!».
Спасения ждать было неоткуда.
До рассвета оставалось шесть долгих часов.
Да и, кстати, непонятно было, с какого бодуна здешние полтергейсты должны бояться рассвета…
Из недр гигантской бронированной коробки МАЗа вдруг начали доноситься подозрительные щелчки и потрескивания. Я не сразу выделил их на фоне ударов вулканических «бомб» как нечто, имеющее самостоятельную природу.
Но когда запахло горелой изоляцией и раскаленной канифолью, окончательно стало ясно, что внутри машины что-то происходит.
«Неужели чертов МАЗ еще и загорелся? — подумал я со злым сарказмом. — Или там проснулась еще парочка полтергейстов? Парочка, хе-хе, влюбленных полтергейстов, прячущихся там от строгих родителей…». Гипотезу насчет пожара следовало незамедлительно проверить, чтобы не стать жертвами внезапной детонации наполовину опустошенных баков с дизтопливом.
Я высунул голову со стороны левого, обращенного к дюне, борта МАЗа. — Ё-хан Па-алыч… — досадливо прищелкнув языком, протянул я.
— Что там? — робко спросил Тигрёнок.
— Песец на холодец во всей красе. Зона, похоже, живет с нашим МАЗом собственной половой жизнью…
И в самом деле!
Электры святого Эльма спустились гораздо ниже, чем я прежде в наивности своей надеялся.
Словно бы гигантский голубой язык протянулся от гребня дюны к корме МАЗа. С кончика этого языка раз в секунду срывался тонкий и прямой как спица разряд, впивающийся в основание решетчатой лафетной конструкции, увенчанной «ушами» микроволновой пушки.
Вдруг, опережая все мои самые смелые ожидания, могучий поток энергии сорвался с дюны и обрушился на МАЗ, затопив его ярким ослепительным сиянием.
Волосы на моей голове встали дыбом.
МАЗ над нами ожил.
Зажужжали сервоприводы.
Заныли вентиляторы систем охлаждения.
Запищали на пределе слышимости магнетроны.
Включились фары. И даже радио в кабине поймало какую-то далекую ретроволну.
Из полей доносится печаль,И с души уходит прочь тревога,Впереди у жизни то-о-олько даль,Полная надежд людских дорога…
От всего этого смертельный холодок побежал у меня по хребту. Мне сразу же вспомнились сталкерские байки о ветхих грузовиках, десятилетиями газующих на одном месте. И знаменитое припятское колесо обозрения, катающее жизнерадостных мертвецов. А также сталкерские приметы о старых советских песнях в Зоне, которые вдруг нет-нет, да и зазвучат из брошенных квартир, обещая услышавшему кое-что похуже дальней дороги и казенного дома.
Я был уверен, что Тигрёнок только что обмочился от страха.
Однако не тут-то было!
— Видали, Владимир Сергеич? Машина-то сама завелась! — неуместно радостным голосом заметил мой спасеныш.
— Угу… Завелась… И сейчас поедет в Заозерье, мутантов поджаривать, по зову сердца…
Любопытно, но в главном я оказался прав.
МАЗ, конечно, никуда не поехал. Однако с премерзким скрежетом его микроволновая пушка продолжила прерванное невесть столько лет назад боевое сканирование местности.
Мощные потоки микроволнового излучения беззвучно и безвидно помчались сквозь ночь.
Целей для пушки имелось немного. Но тем, которые все-таки имелись, не поздоровилось.
Я услышал характерный визг заживо поджариваемой псевдоплоти…
Вот вскрикнул и тут же заткнулся навеки снорк…
Да и все. Дюны в ту ночь были довольно пустынными.
Конечно, самый интересный вопрос был — как отреагируют на мощное излучение полтергейсты.
В первые минуты мне даже показалось, что никак — камни барабанили по МАЗу с той же интенсивностью, что и раньше.
Но потом вдруг все стихло. Так же внезапно, как и началось.
Похоже, при очередном проходе луча пушки в районе линии разлома микроволны все-таки смогли причинить полтергейстам заметные неудобства. То ли несовместимые с жизнью, то ли попросту несовместимые с продолжением банкета.
Впрочем, нельзя было исключить, что полтергейстам, кем бы или чем бы они ни были, все это просто надоело.
Глава 9. В колхозе «Хиросима»
We are the champions -
We are the champions
No time for losers
'Cause we are the champions — of the world!
We Are The Champions, Queen
Вы не поверите, но там, под брюхом МАЗа, нам с Тигрёнком даже удалось задремать.
Мы проспали часа три, а когда проснулись, над Зоной уже занимался рассвет…
Вообще-то, когда я говорю «мы проснулись», я имею в виду, что я проснулся первым и растолкал Тигрёнка. Не будь меня, никакие полтергейсты не заставили бы его проснуться раньше полудня.
— Где я? — растерянно спросил Тигрёнок, когда я потормошил его за плечо.
— На планете Дюна, — гнусно усмехнулся я. — У нас на планете все ходят на животах. В смысле ползают… А небо у нас из железа, и довольно ржавого.
В целях демонстрации сего космогонического факта я постучал по корродированному днищу МАЗа костяшками пальцев.
Спустя несколько секунд на бледном лице Тигрёнка наконец появилось что-то вроде улыбки. Дошло, значит, до жирафа.
— А где у вас тут на планете Дюна туалет? — робко поинтересовался он.
— Для тебя — везде! — ответил я.
Пока Тигрёнок возился со своим рюкзаком и охорашивался, я исполнял роль доброй мамочки — грел на спиртовке чай, разводил суповой концентрат, ломал на кусочки плитку черного шоколада. Хотя вид у меня был бывалый и равнодушный, от голода меня просто мутило. Эти вчерашние полтергейсты вымотали меня физически почище химеры. Кто бы мог подумать!
Ну и конечно, спать на голой земле — удовольствие ниже среднего. Так и воспаление почек можно подхватить. Будешь потом под себя кровью ходить, антибиотики горстями глотать и втирать тетенькам про платоническую любовь…
Я решил, что надо бы лекарств хапнуть для профилактики.
— Эй, Тигрёнок, почки не болят? — спросил я озабоченно, потрясая коробочкой с новейшим иммуномодулятором, который я совсем недавно купил у Любомира, счастливо женатого на заведующей сельской аптекой.
— Ничего у меня не болит, — с каким-то странноватым сожалением сказал Тигрёнок. — И я готов идти за «ножницами»!
— Куда-куда идти? — переспросил я с презрительной гримасой.
— За «ножницами». За кварцевыми. Я же вам вчера говорил.
— Что ты мне говорил?
— Ну как же?! Что «ножницы» должны лежать на уровне, который вы, сталкеры, называете «Хиросима».
Колхоз «Хиросима».
— Это когда ты мне такое говорил? — Я искренне удивился.
Маразматиком, забывающим важные вещи, я никогда не был. Неужто становлюсь?
— Когда вы меня коньяком поили, после того как из этой… петли вытащили… Мёбиуса!
— И ты мне тогда сказал, что знаешь, где «кварцевые ножницы»?
Тигрёнок кивнул.
— Э-хе-хе… Ну допустим. Допустим, сказал. И откуда такая информация у тебя, насчет «Хиросимы»?
— Сам добыл!
— Обманным путем?
— Ну… — Щеки Тигрёнка покраснели. — Действительно обманным… А как вы догадались?
— Да тут догадываться нечего, родной. Вот я такой опытный, тертый калач. Я за информацию про «кварцевые ножницы» и прочие артефакты такой ценности информаторам отстегиваю процент, и немалый. Поэтому информаторы — они таким, как я, первыми информацию про ценные артефакты сливают. Чтобы, значит, с гарантией свои денежки получить. А таким, как ты, они информацию сливать не спешат. Потому что не доверяют. Да такие, как ты, и не знают обычно, к кому обращаться. Из этого я и делаю вывод, что если ты, салажонок, знаешь про «кварцевые ножницы», то перед нами либо случайность, либо результат удавшегося обмана. Возможно — кражи.
— Мне стыдно это говорить, Владимир Сергеич, — произнес Тигрёнок, не поднимая глаз, — но я действительно сжульничал… У меня старший брат есть, Станиславом зовут. Он старшим научным сотрудником работает в Институте проблем современной физики. В группе профессора Риммера. Его задача — анализировать потоки данных от системы спутников георазведки «Арктогея».
— Я и не слыхал о такой, — честно признался я.
