Я села за стол. "Надо позвонить в больницу, - думала я. - Не могу... страшно!"
Красное, воспаленное лицо Гариба на белой подушке маячило передо мной: глаза закрыты, сухие губы плотно сжаты. Я сомкнула веки и вдруг увидела себя навзничь лежащей на белой больничной койке с вытянутой на шине ногой. Я даже ощутила на миг острую, режущую боль в правой ступне. Но стоило мне открыть глаза, боль сразу ушла. Я с удовольствием пошевелила, ступнями и налила себе чаю.
Сатаник Айрапетовна, обычно такая разговорчивая, почему-то не упоминала о Гарибе, ни о чем не спрашивала меня. "Добрая она, - с благодарностью подумала я, - понимает, что мне трудно".
Надо было звонить в больницу, но я все не могла набраться храбрости. Съела яйцо, выпила еще стакан чаю... Все, ужин окончен, надо звонить.
Я взяла трубку. Ответил женский голос.
- Попросите Джавахир-ханум! - чуть охрипшим голосом попросила я.
- Слушаю.
- Как чувствует себя Гариб Велиев?
- Удовлетворительно. Его смотрел профессор Мохсуд-заде... Он решил подождать с ампутацией - что покажет ночь.
- Спасибо, Джавахир-ханум. До свидания. Я положила трубку. Сатаник Айрапетовна вопросительно посмотрела на меня.
- До утра решили не резать.
Я подошла к окну. С моря веяло прохладой, зарево электрического света стояло над городом.
"Только вчера мы были в горах, в лесу. Я и Гариб. Что с ним будет? Неужели отрежут ногу?!" Я закрыла глаза и увидела его с ракеткой в руке: быстрого, ловкого, сильного...
Словно кадры киноленты, замелькали передо мной воспоминания: опять он смелый, уверенный, дерзкий, на краю пропасти, смеется над моим испугом. Вот он расчищает завал: лицо злое, красное, волосы слиплись... Вот с ломом в руке стоит в реке под дождем... И, наконец, его лицо на подушке - губы плотно сжаты, глаза закрыты.
- Давай еще чайку выпьем, Сария! - Сатаник Айрапетовна подошла и обняла меня за плечи.
- Давайте. - Я через силу улыбнулась ей и села за стол.
Моя улыбка успокоила Сатаник Айрапетовну, уже через минуту она беззаботно болтала:
- Знаешь, Сария, это так удачно, что я приехала,- я ведь не пересыпала вещи нафталином. Ну, просто из головы вон - заперла шкаф и уехала. Завтра все вытрясу, вычищу...
Я сразу вспомнила нашу бакинскую квартиру и то, что Адиль наказывал мне перед отъездом обязательно выбить и пронафталинить зимние вещи. Я, надо сказать, отнеслась к его словам без должного внимания, кое-как пересыпала зимние пальто нафталином и запихнула в шкаф. Нехорошо, конечно. Но как давно это было! Сто лет назад.
Мне сейчас казалось, что это было в тоскливый осенний день, хотя уезжали мы в мае и у меня было тогда очень хорошее настроение. Неужели так бывает всегда, и когда-нибудь мне будет скучно вспоминать свою работу на строительстве моста, товарищей, Гариба? Нет! Только бы он поправился! Если Гариб поправится, я буду счастлива! И на Адиля никогда не буду больше сердиться. Я помирюсь с ним, попрошу у него прощенья. Только бы поправился Гариб, я не хочу, чтобы ему отрезали ногу!
- Ты что не пьешь? Чай совсем остыл.
- Правда холодный. Сейчас налью горячего.
Я налила себе чаю.
"Если Гариб не поправится, я никогда не буду счастлива, Я знаю - не буду, даже если захочу забыть о нем... И зачем я тогда расписалась рядом с ним на этой бумажке! Ведь именно с тех пор я и не могу отделаться от ощущения, что нерасторжимо связана с Гарибом. Что бы ни делала, все время чувствую на себе его взгляд, слышу глуховатый, низкий голос. А тогда ночью! Я не могла оторваться от крошечного, мерцающего во тьме огонька. Мне хотелось, чтобы он горел всегда, и он горел долго, очень долго, а когда наконец растаял во мраке, мне стало так грустно, что я зарылась в подушку и заплакала тихо-тихо, чтобы не услышал Адиль. Почему я тогда плакала? Не знаю".
- Давай свой стакан, Сария. Я вымою.
"Странно, почему Сатаник Айрапетовна ничего не спрашивает о Гарибе. И почему она отвернулась тогда в машине, когда я вытирала ему лицо? Спросить ее? Нет, не надо..."
Утром, в восемь часов, я была в больнице. Джавахир-ханум еще не сдала дежурства. Она подошла ко мне, весело улыбаясь:
- Профессор Мохсуд-заде вчера вечером оперировал вашего родственника.
Ничего не понимая, я смотрела на ее приветливое лицо.
- Отрезали?! - в ужасе воскликнула я наконец.
- Нет, нет! Я хотела сказать, что ему сделали надрезы и ввели дренажи для стока гноя, понимаете? Теперь больному лучше, температура упала. Он даже завтракал... Что с вами? Ведь все же хорошо!... Ну, вытрите слезы, я отведу вас к нему.
Сестра стояла передо мной, высокая, красивая, и улыбалась.
Я покорно вытерла слезы и пошла за ней.
... Гариб лежал на спине, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на меня. Я давно не видела у него такого лица: спокойное, умиротворенное и очень ласковое.
- Ну как, товарищ бульдозерист? - стараясь казаться спокойной, сказала я. - Выкарабкались?
- Кажется, да. Говорят, резать не будут.
- Мне тоже так сказали.
Он улыбнулся и помотал головой.
- А как вы тогда гнали! Я думал, вдребезги разобьемся...
Трое других больных с интересом смотрели на меня.
- Он говорит, - кивнул на Гариба пожилой мужчина, лежащий на соседней койке, - у вас в Аксу чуть машину не перевернуло.
- Было такое дело, - сказала я, улыбнувшись Га-рибу. - Но ничего, проскочили.
- Молодец! Он говорит, ловко машину водишь. Боевая, видно, девка!
Я тихонько засмеялась.
Другой больной, русский, вероятно, не понимал, о чем мы говорим, но уловил слово "машина". Он приподнялся на локте и спросил Гариба:
- Ваша жена сама водит машину?
Гариб не ответил.її Краскаїї медленноїї заливалаїї его лицо. Он не смотрел на меня.
- Я не жена.
- Ох, извините! - Русский смущенно умолк.
- Болит нога, Гариб?
- Болит, но не сравнить, как вчера.
- Не слушай его, дочка, - добродушно сказал пожилой, - это он перед тобой хорохорится.
Видимо, выдержка у Гариба действительно была колоссальная.
Из больницы я зашла на почту и дала телеграмму Адилю:
"Прошу передать товарищам состояние Гариба улучшилось. Обо мне не беспокойся. Сария". Потом приписала: "Остановилась у Сатаник Айрапетовны", - и указала ее адрес.
Утром пришла телеграмма от Адиля: "Удивлен и возмущен твоим поведением. Требую немедленного возвращения служебной машины.
Адиль".
- От кого это? - спросила Сатаник Айрапетовна, когда я, вздохнув, протянула ей телеграмму. Я стояла перед зеркалом и видела, как Сатаник Айрапетовна поставила на стол кофейник, быстро прочитала телеграмму, нахмурилась, прочитала снова и положила ее на стол.
Завтракали молча. Я всегда чувствовала, что эта на первый взгляд немножко взбалмошная, болтливая женщина очень добра и сердечна, но все-таки не ожидала от нее такого такта, чуткости...
К десяти часам я пошла в управление дорог.
Адиля здесь знали. Я назвала свою фамилию, и через пятнадцать минут секретарша пригласила меня в кабинет начальника управления.
Я рассказала об аварии на стройке, о Гарибе и о том что мне пришлось воспользоваться служебной машиной, чтобы привезти его сюда.
- По-моему, все правильно, Сария-ханум, - сказал мне начальник управления. - Именно так и нужно было поступить.
- Да, но я взяла машину без разрешения.
- Это, конечно, плохо. - Он улыбнулся. - Но главное, что парню не отрезали ногу. Кстати, не нужно ли ему что-нибудь в больнице?
- Нет, у него все есть, а вот если бы вы позвонили в наше управление...
- Это можно. - Он взял трубку. - А как на стройке, все в порядке?
- Да, если не считать обвала во время последней грозы. Я пойду, разрешите?
Мне не хотелось слушать, как он будет говорить с моим мужем.
В больнице сегодня дежурила Джавахир-ханум, и я прямо из вестибюля министерства позвонила ей.
- Как ваше здоровье, Джавахир-ханум?
- Мое? - Она засмеялась. - Хорошо, но, видимо, вы позвонили не для того, чтобы справиться о моем здоровье? Так вот, наш больной просто молодец: опухоль почти спала, температура нормальная. Ваш Гарибджан - молодец!
- Вы даже запомнили его имя!
- Я всегда запоминаю имена красивых молодых людей.
- А... он красивый?
- Как будто вы сами не знаете! Только не ревнуйте, а то возьму и расскажу ему.
- Не надо!
- Не волнуйтесь, - снова засмеялась Джавахир-ханум.- Мы, сестры, обязаны хранить тайны наших больных. Я просто передам ему привет - он ведь знает от кого.
- Знает. Будьте здоровы, Джавахир-ханум.
Настроение у меня в этот день было великолепное. Весь день я, весело напевая, помогала Сатаник Айрапетовне по хозяйству, а вечером даже уговорила ее пойти в кино.
Прошло несколько дней.
Я купила Гарибу сетку-рубашку - было очень жарко, особенно в палате, - и пошла в больницу.
Я быстро шла со своей корзиночкой по коридору. Дверь одной из палат открылась, и оттуда вышли Г-сан Мамедович и высокий седой мужчина в белом халате.
- А, ты здесь? Здравствуй, храбрая Сария! - весело поздоровался со мной главный врач. - Эта та самая отчаянная девчонка, что привезла парня с открытым переломом. Со стройки, помнишь? - обратился он к седому мужчине. И добавил почему-то по-русски, обернувшись ко мне: - Поправится скоро твой мальчик, не горюй.
