съедение правящей олигархической клике Узбекистана? Как я буду жить?
Никогда ранее, даже в антисоветской юности, Станкевич не был так искренен в своих словах. Он так увлёкся своим монологом, что, сам себе удивляясь, принял невероятное решение — сейчас же взять и вернуться в полицию, но Тимура не выдавать. Слежанков слушал его, раскрыв рот, и думал: «Как он сейчас похож на человека». В какой-то момент он даже поверил, и Станкевич стал ему симпатичен, и Семён Константинович даже чуть-чуть испугался. Каждое новое слово Станкевича было всё твёрже и спокойнее. И вот он встал со скамейки, расправил плечи, руки заложил за спину и сказал, не глядя на единственного слушателя:
— Ведите меня на мою голгофу!
Слово «голгофа» было лишним. Очарование испарилось.
— Не переигрывай, Алёша! — Семён Константинович овладел собой и теперь еле сдерживал смех. — Ты всё, что наговорил, сам выдумал? Про кровожадную правящую клику, про диссидентство, про камеры без кондиционеров? И с чего ты взял, что он диссидент, а я на него охотник?
Голос Станкевича дрогнул, он не выдержал даже намёка на ответный удар.
— Порядочный человек не может не быть диссидентом. Он мне сам говорил, что с ним, как с историком или как с писателем в Ташкенте никто и словом обмолвиться не хотел. Там просто некому. Ещё его отец сформулировал новую концепцию узбекской истории, и она вызвала дикое негодование у местной недообразованной элиты, и это негодование продолжается и шлейфом накрывает теперь и Тимура. Его отец…
— Его отец, — перебил Слежанков, — на родине, можно сказать, реабилитирован. Уже вышли три его книги. Если бы Тимур был сейчас в Ташкенте, смог бы неплохо заработать на переводах их рукописей с русского на узбекский. Это помимо национальной премии, которая ведь тоже может достаться кому-то другому.
— Премии? — звенящим шёпотом спросил Станкевич.
— Представь себе, — продолжал говорить Семён Константинович, так же не глядя на собеседника. — Я и не думал, что ты такой идейный. Свободой и репутацией готов пожертвовать, спасая родственную душу, пропив сначала половину его интеллектуального имущества. Хватит лицедействовать, Алёша! Я не видел смысла рассказывать тебе предысторию моих поисков Худайбергенова, но если ты так ставишь вопрос, то с удовольствием расскажу, от чего ты его хочешь спасти.
Звёзды над неухоженным сквером ждали романтических стихов, но услышали вместе со Станкевичем хотя и обнадёживающую, но прозу. Слежанков поведал Алёше, что с недавних пор в Узбекистане новый, очень продвинутый министр культуры. И по проверенным данным, скорее всего, это только первая ступень его карьеры. Вполне вероятно, что наследник. Человек проевразийской формации. Ему не интересно просто делить бюджет между музеями, театрами, филармониями и так далее. Он ставит перед своим ведомством задачу наполнить новым смыслом жизнь всей страны, сконструировать новую национальную идею и, не теряя ни года, ни дня, приступить к её воплощению. Мешают исторические мифологемы. Историю Узбекистана тоже надо перепрошить. Министр всегда был поклонником малоизвестных академических работ отца Тимура. Всегда видел в них платформу для переосмысления роли Узбекистана в континентальной геополитике. Сейчас он имеет возможность их продвигать и делает это весьма активно. Уже сейчас на работы Худайбергенова-старшего ссылаются школьные учебники, уже выпущено три его книги, скоро его именем назовут новую станцию ташкентского метро. И самое интересное, почему, собственно, Слежанков разыскивает Тимура: за огромный вклад в развитие исторической науки в Узбекистане Худайбергенову-старшему присвоена национальная премия первой степени! Правда, получить её по закону может только ближайший родственник.
— Всё понятно?
— Большая премия? — сглотнул слюну Станкевич.
— Пять миллионов сумов. Около ста пятидесяти тыщ долларов. Ты мог бы помочь Тимуру стать счастливым, мог бы стать его референтом или секретарём. Правительство Узбекистана хотело заказать ему разработку и литературное оформление новой национальной идеи. В том институте, одну из кафедр которого Тимур смог бы возглавить, и для твоего кабинетика тоже нашёлся бы уголок.
— Ещё не хватало! Не в Ташкенте только. Нет.
— Мог бы просто в гости к Тимуру ездить, да кто ж тебя с зоны выпустит в ближайшие десять лет? — Слежанков насмешливо улыбался. — Пошли, что ли?
— Э, нет. Теперь незачем, — ответил Станкевич и плюхнулся на скамейку. Размышлял и смотрел себе под ноги. Не доверял. Сомневался.
— Пошли в гостиницу.
— В гостиницу? — переспросил Станкевич.
— Да, покажу тебе письмо из узбекского посольства. Пошли, тут рядом!
— В таких городках всё рядом: и рынок, и баня, и концертный зал, и гостиница, — отозвался Станкевич и встал, — негде здесь вискаря прикупить?
— Отделение полиции тоже недалеко. Пошли!
Метров через сто у Слежанкова прокуренным женским голосом запел телефон. Он взглянул на экран, приосанился и поднёс телефон к уху.
— Слушаю, товарищ генерал-лейтенант. Всё в порядке. Отдали. Нет, нет… Да? Баба? И.о.? С одной стороны, это всё упрощает, но от женщин всегда надо ждать сюрпризов.
Станкевич старался, но так и не смог понять, о чём идёт речь. Семён Константинович покосился в его сторону и отошёл.
— Ну, если события будут развиваться таким образом, придётся пожертвовать. Никак нет. Только после завершения операции. Я же обещал. Есть форсировать!
Слежанков глубоко вздохнул и сунул телефон в карман.
— О чём это вы — в четыре утра?
— Это мой куратор по другой операции. Там, похоже, проблемы. Идём же! Мне придётся отлучиться. Из моего номера ни ногой! Провинциальная элита не затягивает с расправой.
— Какая операция? Разве вы не в отставке?
— Алёша, в нашем ведомстве отставка — понятие весьма условное. Ты лучше о себе подумай! Из номера выходи только для встреч с Тимуром. Думаю, никому в голову не придёт искать тебя в моём номере и вообще в этой гостинице. Персонал я проинструктирую, ты, главное, сам не засветись. В восемь утра мне надо будет уехать. Вечером рассчитываю на встречу с Тимуром. Получится?
Станкевич пожал плечами, на что Семён Константинович обдал его отрезвляющей фразой:
— Захочешь опять сбежать, вечером будешь во всероссийском розыске. Пошли!
Когда уже в номере гостиницы Станкевич пожелал Слежанкову спокойной ночи, в ответ услышал ещё несколько рекомендаций, главной из которых была — не выключать телефон.
Утром Алексей проснулся, когда Семён Константинович уже уехал на встречу с исполняющей обязанности мера Ширвильд Ириной Викторовной. Поразмыслив на свежую голову обо всём, что случилось вчера, Алексей судорожно отыскал свой айфон, проверил уровень зарядки, просмотрел звонки, сообщения и немного успокоился. «Похоже, товарищ полковник не врёт» — думал он, и другой Станкевич ему поддакнул: «Особенно про федеральный розыск. Тебе, когда была возможность, и вправду надо было перебраться в Питер. Стать следопытом не московского, а питерского интеллектуального дна. Благо не все ещё друзья с хиппанских
