слегка подрагивающими, выдающими бурю чувств внутри, которые она всеми силами пытается скрыть. Если бы еще их получилось прикрыть так же легко, как отметину плотной тканью! Для нее это непросто, для нее это эмоциональный стриптиз, обнажение перед другой женщиной.
– Это подарок безликих. Знаешь таких?
Я молча киваю, и она продолжает:
– У меня, как у любой волчицы, хорошая регенерация, поэтому они это предусмотрели и смазали клинок ядом осиной гарги.
Мои глаза широко распахнулись:
– Ядовитой змеи?
– Их любимое оружие, – горько усмехнулась Сиенна. – Фирменный знак. Позволяет замедлить регенерацию до человеческой. Мне перерезали горло, повредили связки… много всего повредили, я даже есть не могла, как все. Я должна была подохнуть, но каким-то чудом выжила. Лишилась ребенка и голоса. После долгих изнуряющих тренировок заговорить получилось, выносить и родить тоже. Но забыть весь этот кошмар…
Она осекается, разжимает кулаки, но все равно смотрит на меня с вызовом.
Что ж, откровенность за откровенность!
– Мой бывший муж очень любил «острые» игры и пользовался тем, что, в отличие от человеческих игрушек, меня можно было ломать долго. Такие любовные игры. Хорошо, что он не знал об этом яде, иначе бы оставил следы не только на моей душе, но и на моем теле. Чтобы я о нем вспоминала. Проблема в том, что я и так о нем помню. О нем и о жизни рядом с ним. Это как твой шрам, его не видно другим, не станет видно, даже если я выйду на улицу голышом.
Вызов из взгляда Сиенны с каждым моим словом ускользает, на смену ему приходит отражение моей боли и ярости. Отвращение там тоже есть, но я понимаю, что оно относится к поступкам Августа, а не ко мне, которая позволила так с собой обращаться. Раньше в этом всем я винила себя, но давно уже не виню.
– Рамон убил его? – кровожадно спрашивает Сиенна.
– Его опередили.
– Туда и дорога этой твари!
– Согласна, – киваю я. Август не был ни хорошим мужем, ни хорошим волком. У меня не получилось его простить, но себя за чувства к нему, за эту ненависть я простила. Его смерть многих освободила, а еще многих уберегла от боли, которую он с таким наслаждением любил дарить. И Сиенна со мной солидарна. Кажется, мы с ней впервые на одной волне, пусть даже это волна ярости и горечи воспоминаний. – Но эта боль всегда со мной. Я годами пыталась от нее избавиться, и у меня ничего не получилось. Это как пытаться избавиться от прошлого. От части себя. Для этого нужно, как минимум, стереть память, но, даже если бы это было возможно, это была бы уже не я.
– Что тебе помогло?
– Кто. Мой психотерапевт. Друзья. Возможность стать матерью, когда даже доктора говорили, что это невозможно. Рамон. Рядом с ним я поверила, что снова могу довериться кому-то, полюбить. Хотя вначале он меня здорово пугал и мотал мне нервы.
Сиенна рассмеялась, кажется, впервые не сдерживаясь, искренне, не комплексуя по поводу своего голоса и смеха.
– Теперь мы точно про одного волка говорим.
Я тоже смеюсь, и это освобождение. Сдвиг в наших с ней отношениях.
– Того безликого нашли? – спрашиваю осторожно. Опасаюсь, что все вернется на круги своя, и Сиенна снова закроется. Но она не закрывается:
– Рамон нашел. Настиг его, но эти монстры предпочитают смерть плену. Поэтому имя заказчика выяснить так и не удалось.
– Ты поэтому до сих пор на него злишься? – задаю самый главный вопрос. – Это не можешь простить?
– Нет, – она мотает головой, и этот отчаянный жест острее всех слов. – Наверное, нет. Никто не мог предвидеть, что меня закажут. Он тоже не мог. Но он меня бросил. Когда увидел с этим порванным горлом. Когда узнал, что я потеряла нашего волчонка. Когда мне больше всего нужна была его поддержка. Он бросил! Меня. Мать. Стаю. И стал верховным старейшиной. Он предпочел месть мне!
Я так прочувствовала боль Сиенны, что у меня защемило сердце. Быть покинутой любимым – это не просто больно, это несправедливо.
– Это его не оправдывает, но, думаю, он хотел защитить тебя. Пусть даже выбрал такой странный способ.
Глаза Сиенны вспыхивают холодной яростью, от грусти и отчаянья не остается и следа:
– Я тоже в это верила. Считала, что Рамон отгородился от всех. Что никого так никогда и не впустит в свое сердце. Одинокий волк. Но потом он привез тебя. Беременную его волчонком. Снизошел до того, чтобы просить Мика о помощи. Он словно стал прежним. Таким, каким он был, когда мы были парой. Я увидела его влюбленным, и уже тогда поняла, что мне нужно за тебя молиться.
– Чтобы со мной не случилось того, что случилось с тобой?
– Да. Уверена, история бы повторилась. Рамон снова потерял бы семью и отправился искать невидимых врагов. Еще более безумным и поломанным.
У меня холод по спине от нарисованного Сиенной будущего, отчего я ежусь. Но еще больший холод охватывает меня после ее слов:
– Я хочу, чтобы он оказался мертв, Венера. Я хочу, чтобы все это закончилось. Тот, кто на него охотился… Он останется ни с чем. Рамон получит возмездие. Ты же будешь жить и растить свою малышку.
На языке осадок горечи от нашего разговора. От разговора и от всей этой истории. Грустной, несправедливой и жуткой. Обидной. Потому что мне обидно за Рамона, который устраивает всех страдающим, а вот счастливым, живым и здоровым он всем мешает.
– А ты? Что будешь делать ты? – интересуюсь сухо.
– Наконец-то прощу его.
– Сомневаюсь, что у тебя это получится, – поднимаюсь из кресла.
Изучающая каминную полку Сиенна вскидывает на меня голову, врезается в меня взглядом.
– Объясни.
– С удовольствием. Вы все говорите, что любили Рамона. Но на самом деле это не так, если общее прощение он может заслужить исключительно собственной смертью.
Психолог из меня получился бы так себе. Хорошо, что я не психолог, и могу сказать все, что думаю.
Пока Сиенна не пришла в себя от
