придется его куда-то спровадить, чтобы мы с Ингой могли нормально поговорить. Или пускай здесь сидит, в окно смотрит, а мы с ней пойдем прогуляться, достопримечательности местные посмотреть. Переночуем, а завтра первым автобусом в Ленинград. Если она будет сопротивляться, я увезу ее силой. Правда, вряд ли это потребуется, Инга ждала нашей встречи не меньше, чем я.
Только надо обязательно позвонить Мастеру. Хотя бы в двух словах обрисовать ситуацию и узнать, нет ли у него новостей.
– Тут есть телефон?
– Только на почте. И еще у Валентина Авдеича, но он сейчас на работе.
– А где она, ваша почта? Там, где Ленин стоит? – Я поднялся с кровати. – Пойду прогуляюсь.
Кушнер тоже вскочил. Я похлопал его по плечу:
– Отдыхай, я дорогу найду.
Инга нерешительно спросила:
– Ты не сможешь зайти в магазин? Я картошку поставлю, но больше совершенно нечем вас угостить. Даже хлеб кончился. Может, его в магазин привезли? Сегодня к вечеру обещали, если машина не поломается.
– Магазин-то вроде закрыт. Или у вас еще один есть, а не только на площади?
– Есть, и не один, но они еще дальше. А на площади должен открыться. Тетя Зина его всегда вечером открывает, даже если не привезут ничего.
– Хорошо, я посмотрю. Только денег не надо, у меня свои есть! – Инга протянула мне десять рублей, и я оттолкнул ее руку. – Лучше дай переодеться во что-нибудь, а то я вон, смотри как изгваздался. И весь пол тебе затоптал…
Инга дала мне полосатые брюки с лоснящейся задницей, кирзовые сапоги, новенький ватник с солдатскими пуговицами. Брюки я не стал надевать, заправил джинсы в сапоги и сменил куртку на ватник.
– Как, похож я на местного аборигена?
Инга нырнула за полосатую занавеску, порылась в каких-то вещах и вытащила пыльную кепку с большим козырьком. Сама надела ее мне на затылок, так, что козырек торчал вверх почти вертикально, провела ладонью по моей щеке и улыбнулась:
– Вот теперь точно похож, – а Кушнер одобрительно показал большой палец, поднялся со стула и предложил:
– Может, мне с тобой?..
– Оставайся, поможешь чистить картошку. И смотри, чтобы мою невесту не умыкнули!
Про невесту я сказал как будто бы в шутку, а получилось всерьез. И мне это понравилось. Хотя до этого я невестой Ингу не называл даже в мыслях. Инге тоже понравилось, я заметил это по ее взгляду. А Кушнер покраснел и зачем-то отвернулся к окну, поправил тюлевую занавеску и обеими руками оперся на стол.
Инга пошла меня проводить. В коридоре я сразу же обнял ее, но проклятый сосед снова высунул нос, и она меня оттолкнула:
– Иди, женишок, не задерживайся!
– Женишок? Вот, значит, как…
Она засмеялась и легко упорхнула за дверь.
Я вышел на улицу. Настроение было отличным. Я бодро шагал, заново переживая в уме нашу встречу и чувствуя, что улыбаюсь до ушей.
Повернув с Большой Советской на Социалистическую, я сбавил шаг и улыбаться перестал.
Навстречу мне пылили два оранжевых ЛуАЗа[3]. Их угловатые яркие кузова контрастировали с окружающей грязью, вызывая чувство тревоги. Я остановился. Головной «луазик», поравнявшись со мной, тоже замер. В кабине сидели двое парней. За рулем – шкаф с дегенеративной физиономией, рядом с ним – стриженный наголо худосочный очкарик.
Дегенерат открыл дверь, смачно плюнул под колесо и обратился ко мне:
– Слышь, корешок, где тут у вас Большая Советская?
3
– Большая Советская? Так вам в другую сторону надо! Через площадь и дальше вперед.
– А нам сказали, что она возле церкви. – Очкарик открыл свою дверь, встал на подножку и подозрительно смотрел на меня поверх брезента кабины.
– Кто вам такое сказал? Большая вон там. – Я энергично махнул рукой. – А здесь Малая.
Очкарик продолжал сверлить меня взглядом, но водитель неожиданно пришел мне на помощь:
– Я ж тебе говорил! Надо было мужика слушать, а не эту овцу. Давай, садись, и поехали.
Очкарик помедлил, прежде чем закрыть дверь. Вид у него был такой, будто он намеревался спросить у меня: «Мы с тобой нигде не встречались?» Я с ним не встречался, это точно. А он… Может, он видел мою фотографию? Я был уверен, что они ищут Ингу. Я это почувствовал сразу, как только увидел оранжевые машины, а вопрос про Советскую улицу окончательно подтвердил подозрения. Ну и вляпались…
Луазики развернулись и покатили обратно. Я с независимым видом пошел вслед за ними. Когда они достаточно удалились, я свернул к ближайшему дому. Перед ним была куча мусора, которую венчал испачканный краской молочный бидон. Я схватил его, вышел на улицу и двинулся в сторону Большой Советской, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Если они смотрят на меня в зеркало заднего вида, пусть думают, что я ходил к родственникам за молоком.
Сколько времени я выиграл своей незатейливой хитростью? Полчаса? Десять минут? Если мы закроемся в комнате, что они станут делать? Выносить дверь и бить стекла? Или будут дожидаться в машинах, пока мы выйдем на улицу и представим возможность напасть на себя? Есть здесь какая-нибудь милиция, хотя бы участковый, которого они испугаются? Или им наплевать, они и мента готовы пристукнуть, если он попытается помешать? Они рассчитывали, что Инга будет одна, или мы с Кушнером тоже входили в их планы, поэтому и приехали не дегенерат и очкарик, которые бы и одни справились с девушкой, а два экипажа?
И кто они такие, черт возьми? Настоящие убийцы Добрынина? Приятели Дёмы с Герасимом, которых некто, о ком мне пока знать не надо, подрядил выбить из меня признание?
Я обернулся, уверенный, что «луазики» уже достигли площади и скрылись из вида, – и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Одной машины действительно не было видно. Но вторая на всех парах летела ко мне, разбрызгивая колесами жидкую грязь. За лобовым стеклом белела широкая рожа шофера, навалившегося грудью на руль, и поблескивали стекла очков пассажира.
Я бросил бидон и побежал. Не оборачиваясь, я почувствовал, что ЛуАЗ наддал ходу. Я бежал, не чувствуя ног.
Я успел. Инга и Кушнер сидели в комнате и разговаривали. При моем появлении оба замерли с открытыми ртами. Я схватил Ингу за руку:
– Где можно спрятаться? Они уже здесь!
Она тихо ойкнула, но задавать вопросов не стала.
– Можно в погребе…
– Какой, на хрен, погреб? Пошли!
Я буквально выволок ее из комнаты. Кушнер кинулся вслед за нами. Лицо у него было бледным и сосредоточенным. Мы выскочили на улицу. Дверь одной из стоявших перед домом машин была приоткрыта, в замке зажигания торчали ключи. Я на мгновение замер, думая, не воспользоваться ли этой возможностью. Отказался: здешних дорог я не знаю, да и водитель из меня аховый.
Высокий звук мотора «луазика» неотвратимо приближался.
– За мной! – Я побежал к церкви, не выпуская из своей руки руку Инги. Она спотыкалась, но пыталась поддерживать заданный мною темп. Слава бегу, обошлось без истерик. Настоящая боевая жена. Если бежим – значит, надо бежать, а все вопросы потом.
Кушнер прыгал по шпалам узкоколейки. Я толкнул его в плечо, и он, перескочив через рельсы на ровное место, ломанулся вдоль старой линии так, что опередил нас.
Церковь оказалась дальше, чем я ожидал. Мы успели в самый последний момент. Только мы проскочили крыльцо и оказались под прикрытием полуразрушенных стен, как с Социалистической на Большую Советскую повернула машина.
Я осмотрелся. Церковь оказалась не слишком надежным убежищем. Все окна и двери отсутствуют, кровля проломлена, в каменных стенах полно трещин и дыр. На полу – груды мусора, следы от костров, характерно смятые бумажки
