заранее подготовленной повестке дня, он предоставлял слово представителям разных стран для докладов о положении евреев — лишь делегаты от России хранили молчание. Затем Нордау предложил программу, которая была заблаговременно разработана комиссией подготовительного совещания. Чтобы не вызывать возражений Турции, юристы комиссии осторожно определили цель сионизма как создание в Палестине “обеспеченного публичным правом убежища для еврейского народа”. Для достижения этой цели конгресс постановил: поощрять поселение в Палестине еврейских земледельцев, рабочих и ремесленников; объединять еврейство в сионистские группы; укреплять еврейское национальное самосознание; вести дипломатическую деятельность с тем, чтобы заручиться поддержкой правительств разных стран.
Затем конгресс принял постановление о создании Сионистской организации. Исполнительными органами Сионистской организации стали Большой исполнительный комитет, названный позже просто Исполнительным комитетом, составленный из представителей национальных сионистских федераций, и Малый исполнительный комитет, ставший позже Правлением, все члены которого жили в Вене. Членом Сионистской организации мог быть всякий, кто принимал Базельскую программу и платил ежегодный взнос в размере шекеля, приравненного к австро-венгерскому шиллингу. Герцль был единогласно избран председателем Сионистской организации. Трехдневная дискуссия была завершена пением еврейского гимна Га-Тиква — “Надежда”, написанного Нафтали-Герцем Имбером[97], и единодушным выражением благодарности Герцлю. После этого присутствующие в общем порыве поднялись и со слезами заключили друг друга в объятия. Под бурные аплодисменты молодые делегаты на руках пронесли Герцля через зал. Впоследствии он писал в своем дневнике: “Если бы я хотел в одной фразе подвести итоги Базельского конгресса, я, не предавая этого огласке, сказал бы: в Базеле я основал еврейское государство”.
Вероятно, самым ценным опытом Герцля, приобретенным во время конгресса, было первое близкое знакомство с представителями восточноевропейского еврейства. Такой мощи Герцль не ожидал увидеть. Делегаты из России оказались не невежественными попрошайками, какими он их представлял себе, а блестящими знатоками европейских языков, юристами, врачами и учеными. На Герцля произвела впечатление их нравственная сила. “У них есть то внутреннее единство, которое утратили западные евреи”, — признавал он в своем дневнике. Конгресс в большей мере, чем это мог предвидеть Герцль, дал мощный импульс сионистской пропаганде во всем мире. Помимо уже существовавших групп Ховевей Цион, возникли еще сотни обществ, влившихся в Сионистскую организацию. Сионизм и антисионизм — вот что стало злобой дня в глазах еврейства, вдохнуло новую жизнь в деятельность общин.
Сионистская организация стала воплощением “Еврейского общества”, задуманного Герцлем. Теперь он намеревался создать “Еврейскую компанию” — банк, который должен был получить название “Еврейского колониального банка”. Сперва Герцль рассчитывал учредить этот банк с долевым капиталом в 2 млн фунтов стерлингов в Лондоне. Однако выяснилось, что отнюдь не все богатые евреи собираются жертвовать деньги для банка, и вскоре стало очевидно, что жизненно важная, но тяжелая задача финансового обеспечения грозит растянуться на много лет и что именно она может стать камнем преткновения для сионистского движения[98]. Герцля это не испугало. Количество членов Сионистской организации постоянно росло. В августе 1898 г. в Базеле состоялся Второй Сионистский конгресс, на котором присутствовало уже 349 делегатов. При этом делегация от России (включая живописных горских евреев Кавказа в сапогах и черкесках) увеличилась вдвое. Среди новых делегатов были и те, кто впоследствии выдвинулся в руководство движения: Хаим Вейцман, Нахум Соколов[99], профессор Колумбийского университета Ричард Готтхейль и молодой реформистский раввин из США Стивен Вайз[100]. Англию представляли главный раввин Мозес Гастер, Норман Бентвич[101] и Леопольд Гринберг. Это был представительный форум. Герцль находился в приподнятом настроении. На Втором конгрессе были сделаны подробные сообщения не только о положении евреев диаспоры, но и о палестинском еврействе. Лео Моцкин, которого Сионистская организация направила в Палестину, выступил с предупреждением, что при действующих юридических ограничениях массовое переселение в Святую землю невозможно. С другой стороны, по мнению Герцля, о постепенном переселении малочисленных групп также не могло быть речи — такой подход был несовместим с поставленной им задачей. Поэтому конгресс одобрил третий вариант: стремиться к упрочению палестинского ишува путем колонизации и развития его экономики и одновременно предпринимать все возможные дипломатические усилия, чтобы получить “чартер” — разрешение на переселение евреев в Святую землю.
Кайзер и султан
Герцлю не нужно было лишний раз напоминать о важности “чартера”. Он не переставал думать об этом, даже когда был занят подготовкой к конгрессам. “Чартер” как инструмент государственной политики широко использовался уже почти три столетия; с его помощью создавались целые государства, в том числе американские колонии.
В 1890-х гг. была проведена железная дорога Берлин — Багдад, немецкие банки осуществили значительные вложения в экономику Турции, и Османская империя постепенно начала втягиваться в сферу немецкого влияния. Герцль понимал, что турецкое правительство благоприятно отнесется к “чартеру” на сионистское переселение в Палестину при условии, что кайзер Вильгельм и окажет на него необходимое воздействие. Герцль обдумал и то, чем можно заинтересовать кайзера. Как он объяснил великому герцогу Баденскому, руководство сионистского движения состояло из немецкоязычных евреев, языком их конгрессов также был немецкий, и, безусловно, сионизм поможет трансплантировать элементы немецкой культуры на Восток. “Нам нужен протекторат, — многозначительно заметил Герцль, — и лучше всего — германский”. В сентябре 1898 г. Герцля принял посол Германии в Вене граф Филипп Эйленбург, друг и доверенное лицо кайзера. План сионистов произвел впечатление на посла, и на следующий день он устроил Герцлю встречу с князем Бернхардом фон Бюловом, министром иностранных дел (а впоследствии канцлером) Германии, который в это время находился в австрийской столице. Беседа эта, правда, оказалась безрезультатной — Бюлов остался равнодушен к идее Герцля.
Затем в октябре Эйленбург неожиданно известил Герцля, что кайзер согласен дать ему аудиенцию во время своего предстоящего визита в Стамбул. Герцль был растерян. У него все еще не было банка — финансового органа, который он считал абсолютно необходимым как для ведения переговоров, так и для колонизации. В последующие недели ему так и не удалось заручиться гарантией дополнительных фондов в Лондоне. Однако Эйленбург уговаривал Герцля не откладывать дело из-за финансовых затруднений и уверял, что кайзера уже удалось заинтересовать его идеей. “Чудесно! Чудесно! — записывал в дневнике Герцль. — Вмешательство Германии и протекторат обеспечены”. 13 октября он выехал поездом в Стамбул в сопровождении Давида Вольфсона и еще двух немецких сионистов. В столице Турции пришлось прождать несколько дней. Туркам ничего не сообщили об этой встрече, и 18 октября аудиенция состоялась в резиденции, где разместились кайзер и фон Бюлов.
К этому времени лидер сионистов почувствовал себя увереннее. Он знал, что слабое место Вильгельма — тщеславие. “Я оделся весьма тщательно, — писал впоследствии Герцль. — Особенно удачно были подобраны перчатки изысканного серого оттенка”. Манеры Герцля, его
