Почему мы должны их ненавидеть? Они относятся к нам, как братья, — почему нам их не любить?” Обновленная страна изменила жизнь всего мирового еврейства. После переселения большей части народа в Палестину европейское еврейство утратило экономическую конкурентоспособность, в результате чего исчез антисемитизм. Эмансипация наконец стала реальностью. “Не сон ли это, не мечта ли?” — задает себе вопрос Левенберг. Роман кончается фразой: “Но если вы захотите, это не будет сказкой”.
Хотя книга и не имела коммерческого успеха, в сионистской среде к ней отнеслись с уважением. Однако именно читатели-сионисты с особенной остротой подметили слабые места романа. Например, на редкость заурядно выглядела в изображении Герцля нарождающаяся культура новой страны, развитие языковых и интеллектуальных достижений Европы на еврейской почве. Иврит, разумеется, занимает подобающее место в новом обществе, но наравне с французским, немецким, итальянским, испанским и идишем. Те, кто критиковал книгу, утверждали, что Герцль не сумел описать и должным образом оценить будущую ивритскую школу, театр, прессу; не представлял он себе и жизни, целиком пропитанной языком иврит. Короче говоря, “Альтнойланд” представлялась читателям политической реакцией на угнетение евреев, но не более того. На самом деле Герцль не меньше, чем “практические сионисты”[116], был сторонником самобытной еврейской культуры в Палестине, однако он полагал, что эта культура спонтанно разовьется в условиях нормального, независимого существования, которого и надлежит добиться сионистам. Так или иначе, резкая полемика по поводу романа между “практическими сионистами”, в большинстве своем восточноевропейскими евреями, и “политическими сионистами”, сторонниками дипломатического решения, только выявила те разногласия, которые существовали вот уже несколько лет и теперь грозили расколоть движение.
Ахад га-Ам, “восточники” и Демократическая фракция
Главным интеллектуальным оппонентом Герцля как лидера движения был склонный к дидактике и чрезмерно раздражительный писатель Ашер Гинцберг, более известный со времени своей критической атаки против Ховевей Цион как Ахад га-Ам. Родившийся на Украине в хасидской семье, Ахад га-Ам перенес в молодости типичные для еврейского юноши трудности — его пытливый ум находился в тисках обскурантистского уклада жизни черты оседлости. В семнадцать лет молодого человека женили (невесту он впервые увидел в день свадьбы) и определили в жалкое семейное “дело”, что не соответствовало его желаниям и способностям. Как и другие, зачастую забытые гении Гаскалы он был неутомимым читателем, а читал Ашер Гинцберг на нескольких европейских языках. Его культурные горизонты значительно расширились после того, как он сначала поселился в Одессе, одном из центров еврейской культуры, а затем, в начале XX в., переехал в Лондон, где поступил на службу в английское отделение чайной компании Высоцкого.
Практически с самого начала своей деятельности этот худой, близорукий человек посвятил свою феноменальную эрудицию и литературный дар одной цели — решению “еврейского вопроса” (так он назвал одну из своих статей). Несмотря на то что позже Ахад га-Ам стал лидером “культурного сионизма”, из его ранних работ ясно, что его национальное чувство пробудилось, как это было с Герцлем, под действием антисемитизма. Более того, как и Герцль, Ахад га-Ам после нескольких жестоких погромов некоторое время поддерживал идею добровольной еврейской ассимиляции. Только после приезда в Одессу он стал активным членом Ховевей Цион и выступил с критикой тактики постепенного, без согласия турецких властей и законных гарантий, переселения маленьких групп в Эрец-Исраэль. В работе “Не тем путем” Ахад га-Ам призвал своих товарищей по Ховевей Цион пересмотреть отношение к вопросу о фактическом переселении в Палестину. Однако его цель заключалась не только в том, чтобы отсрочить колонизацию до тех пор, пока турки не дадут дипломатических и юридических гарантий, — он стремился к тому, чтобы еще до переселения в полной мере возродился национальный дух еврейского народа. “Ни двадцать, ни даже сто сельскохозяйственных колоний, — писал он, — не могут сами по себе привести нас к духовному возрождению… Так изберем же правильный подход: будем работать и укреплять идеал [духовного объединения][117], пока не придет день, когда можно будет воплотить его в действительность”.
Эта статья вызвала возмущение членов Ховевей Цион, но еще более бурной была реакция на последующие работы Ахад га-Ама, где он писал об убогом существовании евреев в Святой земле. Читатели спрашивали, как возможно заложить основу для еврейского культурного возрождения, если отвергнуть здоровую социально-экономическую инфраструктуру ишува? Позже Ахад га-Ам изменил свои взгляды и признал, что сельскохозяйственные поселения в Палестине — вещь, заслуживающая внимания. Тем не менее он продолжал разрабатывать свою концепцию Эрец-Исраэль в первую очередь как национального духовного центра, необходимого для всемирного возрождения иудаизма. Именно это он считал истинной целью сионизма. Суровый и ясный стиль Ахад га-Ама был новшеством в иврите, а его призыв к духовному и культурному пробуждению народа начал оказывать действие даже на самых последовательных “практических сионистов”. Имя Ахад га-Ама вскоре стало самым известным в сионистской среде. Вейцман вспоминал о нем: “Он оказал сильнейшее влияние на студентов-евреев, приехавших из России в Европу… Появление очередной статьи Ахад га-Ама всегда было событием первостепенной важности. Его работы без конца читали и обсуждали… Он стал тем, чем Ганди был для многих индийцев, тем, чем Мадзини был за столетие до этого для “Молодой Италии””.
Для того чтобы способствовать развитию духовного и культурного идеала, Ахад га-Ам в 1899 г. основал в рамках Ховевей Цион особую группу элитарного характера — орден Бней Моше (“Сыновья Моисея”). Деятельность этого ордена имела большое значение. Им был создан фонд для покупки земли, который впоследствии был передан Еврейскому национальному фонду. Орден организовал в Яфо публикацию бюллетеней, дававших точную информацию о положении ишува, основал в Яфо первую ивритскую школу. Им была создана в Палестине сеть ивритских библиотек, в России учреждены первые светские дневные школы с преподаванием на иврите. Кроме того, орден Бней Моше основал влиятельное ивритское издательство Ахнасаф. После Первого Сионистского конгресса орден Бней Моше был распущен — динамический, активный сионизм Герцля неизбежно должен был вызвать больший энтузиазм у европейского еврейства, чем суровая концепция иудейского возрождения, сформулированная Ахад га-Амом.
Тем не менее именно он, этот невзрачный с виду эссеист, обладал огромным авторитетом у десятков тысяч восточноевропейских евреев, примкнувших к сионистскому движению. Безусловно, Ахад га-Ам не отличался излишней сдержанностью. В “Еврейском государстве” Герцля он подметил и безжалостно осудил отсутствие иудейского начала, а на Первый Сионистский конгресс явился не делегатом, а скорее гостем, как сам он впоследствии писал, “подобно плакальщику на свадебный пир”. В поздних статьях Ахад га-Ам утверждал, что “политический” сионизм является не органическим развитием еврейской традиции, а искусственным изобретением европеизированных западных евреев. С конца 1890-х гг. борьба Ахад га-Ама против “политического” сионизма и дипломатического руководства
