Макс заплакал.
Лукас опустил поднятую для очередного удара руку. Облегченно выдохнул и рассмеялся.
– Миллион. Щедро, – прокомментировал он. – Но есть за что. Так как ты единственный патологоанатом в городе, осмотр любого тела поручают тебе, верно? А раз это не уголовный случай, значит, никто тебя потом не перепроверяет.
– Да, все так и есть, – подтвердил, хлюпая расквашенным носом, Макс. – Разбился и разбился. Тело доставляется в префектуру только при наличии уголовки. В остальных случаях, как судмедэксперт, даю заключение я, простой патологоанатом.
– Ловко, ловко вы придумали, нечего сказать – произнес Лукас. – И чье же это тело? Раз уж мы выяснили, что это не Гильермо. Вы пошли на такое? Убили человека ради денег?
– Нет, нет. Клянусь, нет! Я расскажу, как было.
И Макс начал рассказывать.
– Гильермо пришел ко мне пьяный, как к другу, после вашей ссоры из-за продажи бизнеса. Говорил, что узнал тебя с отвратительной стороны. Что ты подстроил все, чтобы лишить его дела своего отца, а потом явился, как спаситель.
– Ыхххх… Пьяный я идиот! – Лукас заскрипел зубами от позднего раскаяния. – Значит, я все ему сам рассказал!
– Да. И ты смеялся над ним, когда хвастался этим. Оскорблял. Он возненавидел тебя. Плакал. Я предложил успокоиться. У меня была выходная неделя, я позвал Гильермо на рыбалку. Там все и случилось. Мы ловили рыбу, Гильермо постепенно приходил в себя. И вдруг прямо на наших глазах какой-то идиот прыгнул с моста в реку. Вниз головой, прямо на камни. Мы подбежали помочь, но не было шансов – ему полголовы снесло валуном. Гильермо пошутил, что прыжок с моста хороший выход и для него. Я обратил внимание, что шутки шутками, а по росту и телосложению они с трупом похожи. Мы шли к машине, чтобы вызвать полицию, но тут Гильермо меня остановил. И предложил миллион.
– И ты согласился! – горько сказал Лукас.
– Я отговаривал! – сказал Макс. – Но он… так все четко разложил по полочкам. Все должно было получиться. Тело на машине я тут же привез сюда, в мой морг, чтобы не начало портиться на жаре. Гильермо пошел к тебе, мириться. А пока вы были в отъезде, начал собирать деньги. Снял их в банке и тут же встретился со мной, в горах. Мы усадили в его машину безголовый труп, и остатки точно такого же кейса, как тот, что был набит деньгами. Я его заранее сжег до углей тут, у себя в подвале. Потом мы подпалили машину и столкнули в том месте дороги, где за десять лет было семь аварий.
– Какие же вы твари… – Лукас испытывал настоящие муки от того, что рассказывал Макс.
– Меня, разумеется, вызвали на место аварии. Там я составил предварительный протокол о причинах смерти. А когда тело доставили сюда, сделал Гильермо операцию. Ампутировал ему руку и поменял ее местами с рукой того бедолаги. Прямо тут. Ну, и паяльной лампой поработал. Чтобы ни у кого не возникло желания рассмотреть место шва получше.
– А отпечатки пальцев и зубы? – задал вопрос Лукас, и тут же сам понял, что он очевидный.
– Отпечатки я взял тут же у Гильермо. Как и расположение пломб во рту, – подтвердил глупость вопроса Макс. – Кому в голову могло прийти проверять, правду я пишу в документах или нет?
– Вы больные ублюдки, сукины вы дети! – сквозь зубы прошипел Лукас. – И вы мне заплатите за все! Где он? Где Гильермо?
– Я не знаю! Он уехал, а куда я не знаю…
Лукас зарычал раненым диким животным, и на Макса обрушилась новая порция ударов ампутированной им собственноручно руки своего школьного товарища.
Окампо бил изо всех сил. Поэтому вскоре устал. Он отбросил оторванную руку в сторону и огляделся – в поисках чего-то настолько же убедительного, но при этом менее затратного физически. Взгляд его наткнулся на ту самую паяльную лампу. Лучшего и представить было нельзя! Хищно улыбаясь, Лукас проверил, работает ли лампа (она функционировала исправно) и повернулся к забившемуся в угол Максу Рибальте:
– Насколько ты уверен в своих словах, Макс? Про то, что не знаешь, где Гильермо? – Лукас спросил это почти весело.
– Не надо, Лукас, я прошу тебя! Не надо, – сквозь слезы шептал друг и сообщник Гильермо Гонсалеса.
Продолжая улыбаться, с горящей паяльной лампой в руке Лукас медленно пошел в его сторону. Но вдруг из-за маленькой двери, расположенной в левой от входа стене прозекторской, донесся довольно громкий шум. Будто на пол уронили что-то металлическое.
Лукас остановился. Ему все стало понятно.
– Крысы говоришь… Сейчас мы посмотрим, какой породы твои крысы, Макс!
Лукас подошел к двери в подсобку и, оглянувшись, с кривой усмешкой посмотрел на Рибальту.
Тот замер в углу, обхватив голову руками.
Лукас рывком открыл дверь и щелкнул электрическим выключателем.
В каморке Макса Рибальта, в которой он изредка оставался ночевать, задерживаясь на работе, на железной больничной кровати, застеленной казенным матрасом городской больницы Санта-Моники, сидел Гильермо Гонсалес. Бледноватый, с перевязанным в районе плеча остатком руки, но живой. Белозубый и улыбающийся, каким его знала вся Санта-Моника. С чуть виноватым видом, поскольку, видимо, это он только что уронил на пол тарелку с остатками ужина, чем и привлек внимание.
– Привет, Лукас! – улыбаясь, произнес Гонсалес. – Я рад, что ты меня нашел.
– Конечно, так я тебе и поверил… – Лукас смотрел прямо в глаза Гильермо.
Странно, но ненависти в этот момент он не почувствовал. Только спокойное удовлетворение. От собственной правоты и приближающейся развязки.
– Где мои деньги? – спросил спокойно Лукас.
– Тут, – Гильермо улыбнулся и тоже совершенно спокойно показал на большой кейс, стоящий за ним у дальней стены каморки.
Лукас удовлетворенно кивнул.
– Значит, ты все время был здесь, Гильермо?
Гонсалес, как бы одновременно извиняясь, пожал плечами в знак согласия.
– И когда мы опознавали тебя в том трупе с Еленой. И когда хоронили всем городом, – Лукас констатировал факты. И спросил абсолютно искренне: – Как ты посмел, Гильермо? Как могли все так ошибаться на твой счет? Ты, оказался такой тварью, что не пожалел даже родную мать, считающую тебя мертвым! Видел бы ты, как она убивалась на твоей могиле, бессердечный ты подонок!
– Неправда, Гильермо хороший сын!
Лукас удивленно оглянулся на голос. В дверях морга, на верху входных ступенек стояла сеньора Элеонора Гонсалес. За ее спиной, через открытые двери можно было видеть, что дождь еще не закончился, и на улице по-прежнему бушует ночная гроза.
