Мать говорила, что в склеенной посуде молоко быстрее скисает.
А он так устал от лжи. Если выбирать между ложью и тишиной – пусть будет тишина. А дети…а дети не перестанут быть его детьми. И когда-нибудь, может быть, поймут.
– Хорошо, – ровно произнесла Танзиля, глядя себе в колени. – Как скажешь – так и будет. Ты мужчина. Тебе решать.
***
Первое время было очень тяжело. Физически тяжело было работать в ночь. Снова эти грохот, стробоскопы, полуголые девки, пьяные рожи. Драки. Он уже успел обо всем этом забыть. Он уже успел от всего этого отвыкнуть. Но выбора у Марата не было.
Зато он теперь точно знал: вот это – дно. И он отсюда обязательно выберется.
С детьми оказалось... Нет, не просто. Но все же не так страшно, как опасался Марат. Гульнара в силу возраста многое не понимала. Он сказал ей, что из-за работы может видеть ее только по воскресеньям – и она приняла эти слова на веру. Пока приняла. А вот Рустам во второе отцовское воскресенье спросил, набычившись:
– У тебя появилась другая тетя?
– Нет, – Марат не мог сказать ничего иного. К тому же у него на данный момент и в самом деле не было никакой «другой тети». Кроме танцовщиц в клубе, которые строили ему глазки и от которых его тошнило.
– Тогда почему ты от нас ушел?
– Так… так надо, сынок, – вздохнул Марат. – Ты вырастешь и поймешь.
– Ты мне объяснишь, когда я вырасту?
– Да.
***
Одним из удивительных явлений в новой жизни Марата в съемной скромной квартире, с ночной работой, невкусной едой и отцовскими воскресеньями стало продолжение общения с Самсоновым.
Марат не стал выяснять, что сказал Антон Балашов о его, Марата, увольнении. Все произошло на самом деле подозрительно спешно. А Юрий сам не распространялся на эту тему, не задавал никаких вопросов. Марату было немного неловко от того, что их с Самсоновым теперь разделяет такая социальная дистанция. Юрий – начальник юридической службы в крупном агрохолдинге. А Марат сейчас – простой охранник в ночном клубе. Но Юрий, если и знал о нынешних обстоятельствах Марата – никак это не демонстрировал. Сначала они просто переписывались в мессенджере. Все началось с того сообщения: «Старик умер».
А еще через неделю или две Юрий позвонил.
– Привет. Не отвлекаю?
Марат только-только проснулся после ночной смены, прокашлялся, потер глаза.
– Привет. Нет. Говори.
– Сегодня огласили завещание Бориса Петровича. Наследник – Артур.
Марат сначала молчал, а потом емко выругался.
– Вот-вот, – хмыкнул Юрий. – Знаешь, мы, когда обсуждали с Борисом Петровичем, что можно сделать… ну в связи с теми идеями Антона… Я ему в виде бреда предложил.
– Завещать все Артуру?
– Нет, знаешь, такое мне даже в голову бы не пришло. Парень, по-моему, совсем с резьбы сорвался – судя по тому, что я видел во время оглашения завещания. Мне кажется, он… – Самсонов вздохнул. – Ладно, может быть, мне кажется. Словом, я предлагал старику подумать о том, что, возможно, у него среди родственников есть доверенные лица… ну мало ли… брат там двоюродный какой-нибудь… или родственники со стороны жены или… ну, может какой-то друг старый проверенный. Чтобы можно было во временное управление передать собственность – на пару-тройку лет. А там авось Антон Борисович бы как-то перебесился. Но Борис Петрович выкинул другой фортель.
– А что Артур? – быстро спросил Марат. Ему сразу вспомнилось и данное Борису Петровичу обещание, и то, что он его не выполнил.
– Да ему это на хрен не сдалось, – фыркнул Юрий. – Оформляем генеральную доверенность на управление. Так что вроде бы все остается как бы по-прежнему. Стабильность – наше все. Но, что самое интересное, с идеей с акциями Антону Борисовичу придётся распрощаться. Он при мне этот разговор с сынком завел, а Артур сказал, что эта шлюха ничего от его, Артура, собственности не получит.
– Ого.
– Я думала, Балашова инфаркт на месте хватит. И знаешь, в этот момент мне подумалось, что старик знал, что делал. Но все равно… – Юрий снова вздохнул. – Если бы ты знал, как я устал от этого балашовского цирка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Уйти не хочешь? – обманчиво спокойно спросил Марат.
– Пока нет. Я обещал старику присмотреть за делами хотя бы пару лет. А он для меня в свое время очень многое сделал. Не могу его подвести.
– Молодец, – совершенно искренне ответил Марат. Пусть хоть Самсонов присмотрит. Раз сам Марат не смог.
***
Жизнь потихоньку выстраивалась заново. В охранниках Марат долго не задержался и смог начать новый подъем наверх. По всей видимости, Антону Балашову надоело играть в мстителя. Или, что тоже вероятно, смерть отца и последовавшие за ней перемены – не в пользу Антона Борисовича – переключили фокус его внимания на другие дела. Марату это было в любом случае на руку.
И он методично и упорно отстраивал свою карьеру заново. С учетом полученного опыта и совершенных ошибок. Хотя ошибка у него была всего одна. Зато какая.
Нет. О Милане он старался не думать. Вообще не думать. Хотя эти мысли нет-нет – да прорывались Особенно в первое время после развода – они вернулись. И Марат не мог не думать о том, как она. Как по ней ударило то, что произошло. И все же приходил к мыслям – и это были не самовнушение и не утешение себя – что с ней не должно было случиться ничего плохого. Антон Балашов, конечно, по отношению к Марату поступил как полный мудак, но его нельзя упрекнуть в том, что он неадекватный отец. Даже с учётом этой его неуместной женитьбы. Он не обидит собственную дочь. Ну, может, запер на пару недель дома, телефон отобрал. Что еще можно сделать в такой ситуации? Да и то – не факт. У Миланы Балашовой есть характер, и, пожалуй, покрепче отцова. Она не даст себя в обиду.
Так что ничего плохого с ней не случилось, разве что ноготь сломала, когда телефон в стену швыряла. Зато наверняка радикально излечилась от этой своей… блажи. От идеи, что она его, Марата, любит. Что в восемнадцать можно знать о любви?
Именно в этот момент Марат обычно вспоминал, как к его ладони прижималась ее гладкая щека. И ее тихий голос: «Я чуть-чуть… вот так постою… еще немножко. На прощание. Пожалуйста».
Ведь это он сорвался тогда. Он. И в первый раз тоже он. И ни первый, ни второй раз Марат себе объяснить не мог. И поэтому все же старался от мыслей о Милане избавиться. Эта страница жизни перевернута.
Начата новая страница. И в ней все было не так уж и скверно. Дети привыкли к тому, что отца видят только по воскресеньям – если не бывало каких-то особых случаев. С Танзилей у них тоже выстроились вполне нормальные отношения. Только после того, как ровно через год после разговора, когда она узнала о его измене, Танзиля приехала к нему. Марат тогда очень сильно испугался – у нее было какое-то странное лицо. И он подумал, что что-то случилось с детьми. А она шагнула через порог и вдруг сильно толкнула его руками в грудь.
– Ты был прав!
– В чем?
– Я не смогла тебя простить!
И зарыдала. В этот раз он не смог ее не обнять. А она рыдала и колотила его в грудь и по плечам, а он молчал и только поддерживал ее за спину. А потом она стихла, икнула, шмыгнула носом.
– Угости чаем, хозяин.
И они пили чай, который заварил Марта. А потом Зиля стала хлопотать на его тесной кухне, заглянула в холодильник, посетовала, что нет еды, предложила приготовить свой фирменный омлет – благо, яйца, помидоры и молоко были, потом начала мыть посуду, протирать поверхность рабочего стола. А потом вдруг села. Вздохнула.
– Что я делаю, Марат? Я так привыкла к тому, чтобы заботиться о тебе. Привыкла и так и не отвыкла.
Они молча смотрели друг на друга. Марат точно знал, что думают они сейчас об одном и том же.
– Как ты думаешь, – наконец, тихо заговорила Танзиля. – Может быть, у нас получится?..
Она вслух сказал то, о чем думал и он. Может быть, то его решение о разводе было поспешным? Страсти улеглись, все теперь кажется не таким уж и страшным. А они с Зилей в самом деле привыкли друг к другу и прожили вместе, между прочим, почти десять лет. А дети? Разве ради них не стоит попытаться?
