меня не хотят слышать, может, я плохо объяснила?
– Людмила Ивановна, никаких склок не было, – спокойно отозвалась я, откладывая вилку. – Неужели вы думаете, что мой дорогой супруг отказал бы мне в маленьком кусочке мяса? А как же принцип я тебе – ты мне? Как же уважение в семье? Оно же строится не только от жены к мужу, но и обратно. Для Вовы же это не пустой звук. Да, дорогой?
Муж посмотрел на меня долгим и внимательным взглядом. Шпильку в свой адрес он услышал, но повторять слова про уважение при матери не стал.
Может, до этого он погорячился?..
– Мам, Маша права. Все в порядке, – наконец, кивнул муж, присоединяясь к разговору. – Ну, взяла она мясо и взяла. Ты сама сказала, что ей нужно правильно питаться.
От его «поддержки» злость, которая было улеглась, когда я высказалась – опять подняла голову.
Нет. Слова о том, что я не заслуживаю уважения, были сказаны явно не сгоряча… Если бы было иначе, Вова хоть как-то бы за меня заступился.
По-настоящему не хотел бы, чтобы меня обижали…
– Но не за твой же счет ей правильно питаться, Вова! – почти вскричала Людмила Ивановна, напрочь забыв, где она находится. – Но ведь дело даже не в еде, понимаешь! Я ехала сюда, думая, что увижу вас, моих птенчиков. Увижу ячейку общества, которым хорошо вместе… А сейчас я вижу только озлобленную стерву, которая раньше притворялась кроткой Машенькой, и одураченного сыночка, заступающегося за нее…
Медленно-медленно я выдохнула.
Прям вечер открытий. Муж считает, что меня уважать не за что. Свекровь, стоило мне в кои-то веки не смолчать, а сказать, что думаю – стервой озлобленной называет…
Интересно, они всегда так ко мне относились, а я не замечала?..
– Мама… ну зачем ты так? – «вступился» за меня муж.
А я фыркнула. Да. Это был его максимум. Большего он сделать не мог…
– А что мне еще думать?.. – театрально вскинула руки Людмила Ивановна, глядя только на сына. – А я ведь, глупая, хотела помочь вам. Ехала с таким хорошим настроением. Хотела вам часть денег передать после продажи дома, но что делать теперь? Кому, кроме тебя, сынок, я могу еще помочь … Может, Анечке, дочке Любаши?..
Вова переменился в лице, кинув на меня злой взгляд.
Манипуляция с деньгами вновь сработала безупречно. Взбрыкнувшего пони хворостиной загнали обратно в стойло…
– Мам, Маша сейчас же извинится перед тобой. Она была неправа.
Извинится? Правда?
Что-то сама Маша в этом ой как не уверена.
Повисла пауза. Людмила Ивановна с выражением крайней обиды на лице, смотрела на меня, действительно ожидая, что я начну каяться в грехах только из-за того, что меня назвали стервой. Или потому что я, как и Вова, сразу же замолчу, лишь бы получить часть ее денег?..
Да зачем они мне? Особенно такой ценой.
Раньше я меняла свое молчание вовсе не на деньги, а на мир в семье. Я была уверена, что пусть я молчала, но Вова все равно знал, что я хочу сказать. Вот только теперь я засомневалась.
– А кто извинится передо мной? – поинтересовалась я, повернувшись к мужу, и решила выбрать самую «простую» из моих претензий. – Разве я, после работы не хотела оказаться в теплом семейном кругу? Разве я хотела, чтобы кто-то обсуждал мою фигуру и говорил про диеты?..
– Маша! Я, вообще-то, о тебе заботилась! – возмущенно произнесла она, а я решила, раз уж начала показывать «зубы», то глупо будет останавливаться в самом начале…
– Если я при встрече с вами начну говорить, что знаю чудесный магазин с модной одеждой вашего размера, и вам обязательно нужно туда заглянуть. Если посмотрю на вас и начну говорить, что знакома с отличным стоматологом, который быстро и качественно вылечит вам зубы. Или, вдруг, заговорю об оттенках краски для волос, которая не будет прибавлять вам возраста… Все это будет считаться заботой. Но вам будет приятно это слышать?
Людмила Ивановна смотрела на меня расширившимися от изумления глазами.
– Маша… – практически выдохнула она и тут же прикрыла рот ладонью.
Кажется, впервые за все время нашего знакомства ей нечего было мне сказать.
– Я сказала это все только ради примера, – предупредила я, начиная сомневаться, не перегнула ли я палку. – Но все же, Людмила Ивановна, разве вам не приятна была бы такая забота с моей стороны?
Свекровь ничего не отвечая, повернулась к моему мужу.
– Вовочка… – произнесла она жалобно, не отрывая руки ото рта.
Муж прикрыл глаза, сжав зубы с такой силой, что проступили желваки.
– Вовочка, скажи что-нибудь… – протянула моя свекровь.
Голос ее дрогнул, а в глазах ее мелькнули слезы.
Я растерялась.
Вот от кого я точно не ожидала слез, так это от нее… Но я ведь ничего не…
– Дрянь, – тихим угрожающим голосом произнес вдруг муж. – Живо извинилась перед моей матерью.
Вова смотрел исподлобья, громко и часто дыша, и напоминал мне о быке, который вот-вот броситься.
– Нет. Не буду, – так же тихо ответила я, хотя внутри что-то дрогнуло, предлагая сдаться. – Я всего лишь привела пример. Ничего обидного я не сказала…
На лице мужа стали появляться красные некрасивые пятна, а глаза будто кровью налились.
Я машинально, совсем не думая, резко отодвинулась, просто желая оказать подальше от Вовы, но в этот же момент кто-то со всей силы пнул меня в голень, попав по кости.
В глазах потемнело, а боль прострелила до кончиков пальцев на руках.
– Я заставлю тебя извиниться перед матерью, дрянь… – прошипел муж. – Ты довела ее до слез. Ты заставила ее плакать. Ты совершенно забыла свое место…
Я не видела, мужа, не видела, правда ли плачет свекровь от моих, на первый взгляд, невинных слов…
Не видела, потому что мои глаза тоже застилали слезы, вот только всем было на это плевать.
Мне не хотелось извиняться, не хотелось даже находиться рядом с Вовой…
В этот момент во мне смешалось жгучая обида и даже ненависть к мужу, что становилось страшно.
Он никогда меня не поддерживал так. Никогда не злился, если кто-то обижал или оскорблял меня. Да он и сам, как выяснилось, за моей спиной отзывался обо мне нелицеприятно…
Не понимаю. Неужели я вообще для Вовы ничего не значу?
Я окончательно выдвинулась из-за стола, чтобы муж не
