Холл общаги встретил меня полным умиротворением, создаваемым непередаваемыми трелями нашей комендантши, отчитывающей какого-то эльфа за вызов демона в стиральной комнате. Несмотря на интересную завязку, детали сего происшествия я все же решила не уточнять, чтобы не попасть под горячую руку и не нарушить чудесную атмосферу счастья, когда орут в кои-то веки не на тебя.
Подъем по лестнице без портала, который опять умудрились чем-то засорить старшекурсники, постепенно улучшал моё настроение до вполне приемлемого и заворачивала я на свой этаж с мыслью, что вот сейчас я покушаю орешки, посплю и всё пройдёт.
“Ой, а с каких пор у нас тут цветы стоят в коридоре?” — вяло подумалось мне, но мысль не дошла до грустного создания, и я по привычке с силой нажала на ручку двери, которую мы обычно не запираем (а кому в любом состоянии ума, здравом или не здравом, придет в голову соваться к демонессам и змее?). Ручка в этот раз отчего-то поддавалась ещё хуже, чем обычно, поэтому в комнату я ввалилась с неконтролируемым ускорением и…
На меня смотрел демон.
Абсолютно голый чернокожий демон, вольготно лежащий на боку и подпирающий голову согнутой в локте рукой.
…
…
— Ну заходи, — звучит невозмутимое.
…
…
.
Комнату я свою нашла десять минут спустя, осознав, что считать я все-таки не умею, раз умудрилась выйти не на своём этаже.
Наконец встретившая меня родная комнатка была как нельзя кстати для успокоения взвинченных нервов. Как нельзя кстати для их успокоения пришлись и парочка симпатичных тарелочек, которые очень красиво смотрелись на полу в качестве осколков в компании других тоже совершенно случайно оказавшихся там вещей.
В итоге пришедшая с пар Мила застала меня в крайне умиротворенном виде.
— Что за погром? — выдохнула она шокировано.
— Взгрустнулось, — невозмутимо ответила я.
* * *
Следующее утро выдалось не менее грустным. Несмотря на то, что это было утро бесконечно любимого мной выходного, проснулась я на удивление рано, уснуть больше не смогла, а попытка традиционно освежиться в душе столкнулась с непримиримое позицией этого самого душа, у которого тоже, видимо, выдался сегодня выходной.
— Ай! — воскликнула, когда едва теплая струя в очередной раз сменилась на жгуче-холодную.
Выключила кран, раздраженно дрожа.
Нет, все-таки эта жизнь меня доконает.
— Астра? Ты уже всё? — стучит в дверь следующая страждущая душа душа.
Да, Астра уже определенно всё.
— А знаешь что? — распахиваю дверь и нос к носу сталкиваюсь с остолбеневшей Милой.
— Не знаю и знать не хочу, — быстро проговаривает та.
— Вот и правильно, — запахиваю халат потуже, выхожу в комнату, натягиваю прямо поверх халата пуховик, шапку на мокрую голову, сапоги на босу ногу и вылетаю в коридор.
— Астра?.. — слышу за дверью, но даже не думаю реагировать.
На этот раз мои способности к ориентированию дали по их меркам сбой, и я нигде по дороге не заблудилась. В окно к ректору, снова игнорируя все защитные чары, влезала так же, как и в кабинет, а оказавшись в одной из гостиных, сразу же проследовала в спальню. Нет, не для того, чтобы совершать моральное и сексуальное насилие, а чтобы наконец принять. Нормально. Ванну.
Проскользнув в комнату, быстро бросила взгляд на кровать, но та была аккуратно заправлена и в целом настолько чиста и девственна, что возникли сомнения, спал ли с ней сегодня кто-то вообще.
Со смешанными чувствами проследовала в ванную. С одной стороны хорошо, что никто не помешает нашему с ней уединению, а с другой… ну вот и где его носит так рано?
В непонятном раздражении сбрасываю с себя пуховик, сапоги, халат, включаю самый красный краник из всех представленных и с любовью наблюдаю, как россыпью тонких струй тут же заполняется больше похожая на бассейн ванная.
За такие пузырики я готова всё простить.
С непередаваемым блаженством погружаю своё замёрзшее тельце в этот божественный пузырящийся чан, как никогда понимая тех лягушек, которые сварились. Мне сейчас так тепло, что я не буду возражать, даже если меня потом коптить начнут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Радужные пузырики лопаются вокруг меня, а я качаюсь на волнах блаженства, не чувствуя ничего, кроме бескрайнего спокойствия…
И зачем нужны мужчины, когда есть ванная?
Резкий звук от поскользнувшегося на входе тела слегка выводит меня из блаженного состояния, но не настолько, чтобы пошатнуть мой умиротворительный дзен.
— Какого… вы что, всё-таки пробрались в мою ванную? — звучит ошеломленное.
…Не важно…
— А почему тут так жарко? Вы сварится решили?
…Пузырюсь…
— Змеиная, вы живы там? Учтите, если собрались сварить себя до состояния супа, напоминаю, что вы не съедобны.
…
— Астра? — ректор с опаской подошёл и, не обнаружив во мне признаков жизни, аккуратно присел на край своего бассейна, по ошибке названного ванной. — Ты в порядке?
— Что есть суета и что есть порядок? — тяну философски. — Порядок нужен лишь глупцу, гений властвует над хаосом. Так я любила повторять, когда мама в десятый раз просила убраться в моей комнате…
Ректор без комментариев выкручивает синенький кран на максимум.
— А почему у вас кончики волос серебряные? — спрашивает вдруг. — И кончик носа тоже?
— То явный признак того, что кратчайший путь — не всегда самый легкий…
Андриан с опаской потрогал воду рукой.
— Вроде уже не горячая, — задумчиво протянул, а потом аккуратно схватив меня за плечо так, чтобы не потревожить скрывающие мою наготу пузырики, подтянул к себе и приложил руку к моему лбу.
— Спинку потрёте? — вяло интересуюсь.
— Змеиная, ну как вы умудряетесь найти неприятности там, где, казалось бы, найти их невозможно? — ректор закатывает глаза и тянется куда-то вбок. — Держите полотенце и вылезайте скорее, кажется, вы всё-таки перегрелись.
— Говорят, змеи всегда выходят сухими из воды, так зачем мне полотенце? — снова тяну.
— Змеиная, ей-богу, я сейчас сам начну вас вылавливать!
Оттолкнувшись ногой, отплываю от него, он мне не нравится.
Но холодная вода постепенно делает своё дело, и мозги выходят из состояния кашицы, погружая меня в текущую ситуацию сложившегося любовного треугольника: «я, ректор, ванна».
— Очухались? — спрашивают меня ворчливо.
— Очухалась, — отвечаю не менее ворчливо.
Молчим.
Между нами стена непонимания и очень громко лопаются пузырики.
Следим за пузыриками, изредка поглядывая друг на друга.
— Вылезать будешь? — показалось или в голосе прибавилось дружелюбия?
— Нет, — говорю не в силах не вредничать, — вылавливай.
— Так, значит, да? — ректор хитро прищуривается, и стена кирпичик за кирпичиком начинает разваливаться. — И на что же мне ловить такую крупную рыбку?
— Определенно на тортик, — коварно улыбаюсь.
— А не слипнется?
— Ласты не склею, если ты об этом, — важно сообщаю.
— Хорошо, но никаких больше ресторанов, а то я устал от гневных писем отмахиваться.
— Ты же их не читаешь, — сверкаю на него ироничным взглядом с долей совестливых сожалений.
— Я и сказал «отмахиваться».
Фыркаем.
— Жду тортик, — говорю и умиротворенно откидываюсь на стенку ванной. — Без тортика это утро слишком грустное, чтобы его встречать.
— Совесть у тебя вообще есть, рыба моя печальная? — ректор с улыбкой складывает руки на груди, старательно пытаясь изобразить гневный взгляд.
— Мы, рыбы, товарищи скользкие, совесть с нас просто соскальзывает.
Андриан, еще раз усмехнувшись, встает с очень серьезным выражением лица, изо всех сил показывая, что шутки кончились.
— Ну ладно, хватит, — сурово говорит, — я не понесу в свою ванную тортик, чтобы задобрить заведшуюся здесь без спроса щипящую рыбу. Вылезай.
Упрямо мотаю головой.
— Вылезай говорю!
Еще упорнее мотаю головой и даже отплываю немного для верности. Но верность явно себя не оправдала, когда со словами «ах, так?» меня таки хватают за руку, пытаясь подсечь. Но не тут-то было. Игра «в рыбалку» в детстве была моей любимой, и с пяти лет меня еще никто так просто из воды не выуживал!
