Итак, с полным на то основанием можно говорить о том, что, во-первых, Фрейд безусловно интересовался литературным наследием Достоевского, а во-вторых, несомненно почерпнул из него ряд идей, оказавших влияние на развитие его психоаналитических концепций. Основателя психоанализа привлекли прежде всего представления Достоевского о бессознательной деятельности человека. В самом деле, во многих своих романах русский писатель образно описывал бессознательные процессы, протекающие в глубинах человеческой психики и вызывающие мучительные переживания личности, связанные с ощущениями страха, вины, угрызения совести, раскаяния и другими чувствами, вызывающими расщепленность сознания и смятение души. Фрейд, стремившийся средствами психоанализа раскрыть внутренние мотивы бессознательной деятельности человека, не мог не обратиться к литературному наследию Достоевского, справедливо усмотрев в нем прекрасные по своему художественному исполнению и психологически глубокие по содержанию зарисовки, обнажающие внутренний мир личности.
Достоевскому принадлежит заслуга в освещении подпольной жизни личности. Несколько десятилетий до Фрейда он использовал в своих романах понятие «бессознательное», ставшее впоследствии основополагающим в психоаналитическом учении о человеке и культуре. Задолго до появления психоанализа он обращался к сновидениям, вплетение которых в контекст рассматриваемых им сюжетов оказалось важной и необходимой частью постижения внутреннего мира личности. Со временем все эти средства проникновения по ту сторону сознания, используемые русским писателем в своем творчестве, приобрели особый смысл и специфическое значение в психоанализе. Можно, пожалуй, сказать, что Достоевский предвосхитил психоанализ, а Фрейд поставил его на научную основу. Оба они способствовали развитию представлений о человеке как существе, подверженном искусу необузданных страстей и влечений. И тот и другой стремились докопаться до истоков и причин, обусловливающих болезненное расщепление человеческой психики. Каждый из них по-своему понимал нравственные императивы жизни и возможности обретения человеком душевного равновесия.
По силе художественного отображения действительности Достоевский был не меньшим психоаналитиком, чем Фрейд. По тщательности раскопок глубинных пластов человеческой души и образному описанию бессознательных процессов венский психоаналитик был, пожалуй, не меньшим реалистом (в том смысле, какой вкладывал в это понятие Достоевский, называя себя реалистом, а не психологом), чем русский писатель.
Таковы, на мой взгляд, основные параллели, которые можно провести между Достоевским и Фрейдом. Думаю, что при более обстоятельном рассмотрении многообразных связей между творчеством русского писателя и психоаналитическим учением венского врача, чему должно быть посвящено специальное исследование, обнаружатся также и иные концептуальные сходства и различия между ними. Не исключено, например, что, помимо других источников, оказавших воздействие на формирование представлений Фрейда о развитии человечества как постоянной борьбе между влечениями людей к деструктивности и их влечениями к самосохранению, литературное наследие Достоевского играло не последнюю роль. Если основатель психоанализа внимательно читал роман «Идиот», то он, быть может, сознательно или бессознательно зафиксировал для себя выраженную одним из героев мысль, согласно которой «закон саморазрушения и закон самосохранения одинаково сильны в человечестве». Но в данном случае мне хотелось бы подчеркнуть другое. А именно то, что даже немногие, выявленные в работе параллели между Достоевским и Фрейдом позволяют, надеюсь, с полным на то правом говорить об интересе последнего к русской культуре.
ЛитератураДостоевская А. Г. Воспоминания. М., 1987.
Достоевский Ф. М. Полн. cобр. соч.: В 30 т. Л., 1973.
Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989.
Нейфельд И. Достоевский. Л.—М., 1925.
Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2.
Розанов В. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. СПб., 1906.
Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Ницше Ф., Фрейд З., Фромм Э., Камю А., Сартр Ж.-П. Сумерки богов. М., 1989.
Фрейд З. Леонардо да Винчи. М., 1912. С. 117.
Фрейд З. Психология бессознательного. М., 1989.
Фрейд З. Толкование сновидений. М., 1913.
Чиж В. Достоевский как психопатолог. М., 1885.
Freud S. The Standart Edition of the Complete Psychological Works. London, 1975.
Minutes of the Vienna Psychoanalytic Society. V. IV: 1912–1918 / Ed. by H. Nunberg, F. Federn. NY, 1975.
Minutes of the Vienna Psychoanalytic Society. V. III: 1910–1911 / Ed. by H. Nunberg, E. Federn. NY, 1974.
The Wolf-Man and Sigmund Freud / Ed. by M. Gardiner. Harmondsworth. 1973.
Россия глазами психоаналитика
Как было показано в предшествующих разделах работы, Фрейд интересовался Россией, ее культурой и психологией русских людей. Причем его повышенное внимание к России не было связано только с распространением психоаналитических идей среди части русской интеллигенции и с желанием узнать, как и в какой степени эти идеи стали прорастать на русской почве. Напомню, что интерес к России проявился у Фрейда до того, как возник психоанализ. По мере же его знакомства с выходцами из этой загадочной страны и русской литературой внимание Фрейда к России усиливалось. Оно оказалось устойчивым на протяжении всей его многолетней деятельности. Не случайно в ряде работ, относящихся к концу 20 – началу 30-х годов, он так или иначе затрагивал отдельные вопросы, связанные с социально-экономической и культурной ситуацией в России, сложившейся после Октябрьской революции. Фрейд не был специалистом по литературному наследию Достоевского, не был он специалистом и по русской культуре. Однако это не служило препятствием для него при осмыслении идей русского писателя, при попытках понять психологию русского человека, разобраться в культурных преобразованиях в России, вызванных к жизни революцией 1917 года. Поэтому не стоит умалять значения фрейдовских усилий, направленных на психоаналитическое осмысление России. Коль скоро после всего вышесказанного соотнесенность Фрейда с русской культурой не представляется чем-то надуманным, а предстает в качестве одного из источников его размышлений о человеке, то имеет смысл специально остановиться на выяснении вопросов о том, как и под каким углом зрения основатель психоанализа смотрел на Россию, какие оценки давал происходящим в ней изменениям, что думал о ее дальнейшем развитии. Рассмотрение этих вопросов является важным не только в плане понимания мировоззрения Фрейда, но и в связи с переосмыслением прошлого нашей страны, долгое время остававшейся в тисках идеологических штампов и стереотипов, не допускавших инакомыслия.
Очевидно, что в процессе лечения русских пациентов Фрейд стремился понять их психологию, образ мышления и действия. Установившиеся контакты с учеными и врачами, выходцами из России, давали ему возможность соприкоснуться с русской научной мыслью и клинической практикой. Знакомство с работами Мережковского и литературным наследием Достоевского позволило Фрейду составить определенное впечатление о специфических чертах характера русского человека. Переписка и личное общение с Лу Андреас-Саломе также отразились на его общих представлениях о России. Все это, несомненно, способствовало проявлению интереса со стороны Фрейда как к постижению загадочной русской души, которая, говоря словами одного из героев романа Достоевского «Идиот», «для многих потемки», так и к рассмотрению различных сюжетов, связанных с развитием России.
Из переписки с Юнгом следует, что первоначальные суждения о русском характере Фрейд вынес не из непосредственного соприкосновения с выходцами из России, а на основе тех данных, которые ему сообщил цюрихский врач. Согласно этим представлениям, русский человек не отличался достаточными способностями к кропотливой работе и характеризовался некой склонностью к утопической мечтательности. Правда, первоначальные представления Фрейда о русском человеке соотносились, прежде всего, с профессиональной деятельностью российских врачей и вряд ли носили обобщающий характер. Тем не менее только впоследствии, когда он имел возможность лично познакомиться с русскими людьми – пациентами или коллегами по работе, а также окунуться в литературный мир Мережковского и Достоевского, его представления о русской душе стали более содержательными.
У Фрейда нет ни одной работы, специально посвященной психоаналитическому толкованию русской души. Однако в ряде своих исследований он неоднократно обращается к русскому материалу, способствующему, на его взгляд, углубленному пониманию как тех или иных положений психоанализа, так и особенностей русского характера. В частности, внося изменения в психоаналитическое объяснение феномена страха, Фрейд апеллировал к сюжетам, непосредственно связанным с его анализом волкофобии, имевшей место у русского пациента Сергея Панкеева. Это нашло отражение в работе «Торможение, симптом и страх» (1926), где он пересмотрел ранее высказанное им предположение о роли вытеснения как причины образования страха. Отталкиваясь от русского материала как одного из источников, приведших к модификации психоаналитических постулатов, Фрейд пришел к выводу, что не вытеснение порождает страх, а, напротив, страх создает вытеснение (Фрейд, 1927, с. 29).
